Mercedes-Benz S-класс

Mercedes-Benz S-Klasse

Mercedes-Benz S-Klasse на Викискладе

Общие данные

Производитель:

Mercedes-Benz

Годы пр-ва:

1954 — настоящее время

Сборка:

Германия

Класс:

Представительский

Дизайн

Тип(ы) кузова:

4‑дв. седан (5‑мест.)

Компоновка:

переднемоторная, заднеприводная переднемоторная, полноприводная

Колёсная формула:

4 × 2 4 × 4

На рынке

Предшественник Предшественник Mercedes-Benz 770

Похожие модели:

Audi A8 Lexus LS Kia Quoris Cadillac XTS BMW 7-Series

Сегмент:

F-сегмент

Mercedes-Benz S-классMercedes-Benz S-класс

Mercedes-Benz S-класс (от нем. Sonderklasse — «особый класс») — флагманская серия представительских автомобилей немецкой компании Mercedes-Benz. Первые седаны появились в начале 1950-х годов, но официально S-класс появился лишь в 1972 году.

Помимо седанов, в состав серии также входят купе и кабриолеты. Кроме того, на базе S-класса созданы автомобили Mercedes-Maybach и Mercedes-Maybach Pullman.

Предшественники

Начало

Если не учитывать довоенные модели, то современные предшественники S-класса берут своё начало с 1951 года, когда на Франкфуртском автосалоне был представлен Mercedes-Benz W187. Конструкция автомобиля, хоть и была устаревшей, но это компенсировалось высоким качеством сборки и отделки, а также надёжностью автомобиля. Всего до 1954 года было построено 18514 версий W187 (16.154 в кузове седан, 1278 + 997 в кузове кабриолет и 85 купе).

W187

220		220		220

Понтонное поколение

Автомобили W187 хоть и оказались удачными, но при бурно развивающихся технологиях 50-х не могли выдержать конкуренцию с импортируемыми автомобилями США. Поэтому в 1954 году появилась замена ввиду нового поколения автомобилей понтонного кузова.

Первый понтон 220а (W180) появился в марте 1954-го, и до апреля 1956-го было построено 25.937 автомобилей. В 1956 году, после запуска купе и кабриолета версии W180 (220S), седан преобразовали в 219-й W105. Внешне автомобили выглядели одинаково, за исключением хромирования деталей и наличия более мощного двигателя. Всего было построено 27.845 седанов 219 W105. В октябре 1958 года в серийное производство ушли двигатели с высокоточной механической системой впрыска топлива фирмы Robert Bosch GmbH. Автомобили W105 219 заменились на W128 220SE (нем. Einspritzmotor — инжекторный двигатель) и до августа 1959 года было построено 1974 таких седанов.

Понтонная семья W180, W105 и W128

220a		219		219		220SE		220SE

Плавники

Конец 1950-х резко меняет моду автомобилей, и взамен понтонов появляются крылатые «плавники» (нем. Heckflosse). Появившиеся в 1959 году модели 220, 220S и 220SE (111-й кузов), помимо упомянутых внешних деталей, первые в мире имели передние и задние зоны деформации, трёхточечное крепление ремней безопасности и четырёхступенчатую АКПП. Ввиду ввода нового S-класса в 1965 году все 220-е модели заменяются на 230S, которая выпускалась вплоть до 1968 года. Всего было построено 337803 седанов W111, в том числе 69.691 220-х, 161.119 200S, 65.886 220SE и 41.107 230S.

В 1961 году появилась модель W112 300SE, автомобиль имевший одинаковый со 111-м кузов, но был предназначен для замены не понтонной семьи 220-х, а роскошной серии 300-х W186 и лимузинов W189. Внешне автомобили отличались более хромированной отделкой, а внутри более роскошным салоном, пневматической подвеской и более мощным двигателем. С 1963 года появилась версия с длинной базой 300SEL. Всего по 1965 год было выпущено 6748 автомобилей 300SE (включая 1546 удлинённых).

Автомобили W111 и W112

220		220S		220S		230S		300SE

Четвёртое поколение

Мода на крылья ушла также быстро, как и пришла, но при этом во многих других отношениях автомобили W111 и W112 остались удачными и многие их черты видны на моделях, которые в 1965 году их заменили: W108 и W109. Новые автомобили отличались друг от друга колесной базой (W109 была на 10 см длиннее), двигателями и салоном (W109 была наследником более роскошной W112). Модельный ряд W108 открывали 250S, 250SE и 300SE. В 1968 году их заменили более мощные 280S, 280SE и 280SEL, а в 1971 последнюю заменила модель 280SE 3.5 W109-й ряд изначально ограничивался моделью 300SEL, но в 1967-м году Мерседес принимает решение оснащать S-класс двигателями V8. Так появляются модели 300SEL 3.5 (c 1969 г.) и 300SEL 4.5 (c 1971 г.). Но самой мощною модель становится Mercedes-Benz 300SEL 6.3, оснащённый двигателем от лимузина W100 600.

На момент прекращения производства в 1972 году было выпущено 383.361 автомобилей, включая 18.662 W109 (в том числе 6.526 300SEL 6.3).

Автомобили W108 и W109

250S		280S		280SE		300SEL		300SEL 6.3

S-класс

Первый S-класс

Автомобиль W116 — первый официальный представитель S-класса, появившийся в августе 1972 года. Машина радикально отличалась от своего предшественника, внешний дизайн имел более мужественный, но при этом спортивный характер, который продолжится на всех моделях автомобиля вплоть до середины 1990-х.

Изначально семейство включало четыре модели — шестицилиндровые 280S, 280SE и восьмицилиндровые 350SE и 450SE. Год спустя появились модели с длинной базой V116 350SEL и 450SEL (280SEL c 1974-го). Модельный ряд пополняется в 1975-м году автомобилем Mercedes-Benz 450SEL 6.9, который как и упомянутый выше 300SEL 6.3 серии W109 оснащался мощным двигателем M100 600-го лимузина. В 1978 году появляется уникальная модель 300SD с турбодизелем которая выпускалась только для экспорта в США и Канаду, одновременно в 78-м году на топ-версию 450SEL 6.9 116-й серии, впервые в мире устанавливается антиблокировочная система. Её стоимость поначалу была крайне велика и достигала 10% от цены весьма недешёвого автомобиля.

В середине 1980 года завершается производство первого S-класса. Всего было выпущено 473.035 автомобилей, в том числе 78.256 V116 (включая 7380 450SEL 6.9) и 28.634 дизельных версий. Если учесть, что Нефтяной кризис 1973 года совпал с началом выпуска автомобиля, то успех производства такого масштаба особо впечатляет, благодаря высокому качеству и экспорту по всему миру.

Автомобили W116 и V116

280S		280SEL		300SD		450SE		450SEL 6.9

Флагман марки

В сентябре 1979 года на Франкфуртском автосалоне был показан автомобиль, который перевернул весь дизайн автомобильного мира, и мгновенно отбросил в тень своего предшественника W116. Внешне автомобиль W126, созданный дизайнером Бруно Сакко, имел органичный дизайн, который блестяще скомбинировал спортивный характер и сохранил престижную внешность. Автомобили комплектовались подушками безопасности, преднатяжителеями ремней и многими другими новшествами, которые впоследствии перешли на другие автомобили.

Изначально гамма моделей включала 280S и 280SE с рядным шестицилиндровым двигателем и 380SE с V8. В 1980-м году их дополнила 500SE, а также длиннобазные модели 280SEL, 380SEL и флагман 500SEL. Появилась и турбодизельная модель для экспорта в Северную Америку — 300SD. Популярность второго поколения S-класса, включая длиннобазные версии, на всех рынках оказалась настолько высокой, что уже в 1981 году это привело к прекращению производства представительского «шестисотого» лимузина W100. В 1985 году автомобили подверглись капитальному обновлению, в ходе которого из модельной линейки была выведена последняя карбюраторная модель S-класса 280S. Модельный ряд открывали «шестерки» 300SE и 300SEL, а за ними шли автомобили с V8 420SE/SEL, 500SE/SEL и новый флагман 560SE/560SEL. А на американский рынок также вышла 300SDL (до 1987-го в 1990-м появились модели 350SD и 350SDL).

Серия W126 стала самой успешной во всей линейке S-класса по длительности производства и количеству построенных экземпляров, несмотря на то, что её сменило уже три последующих поколения. Серию производили вплоть до 1991 года (500 и 560SEL до 92-го) и за 12 лет было выпущено 818.105 седанов.

Автомобили W126 и C126

380SE		420SE		500SE		500SEL		560SEL

«Шестисотый»

В марте 1991 года на Женевском автосалоне дебютировала самая крупногабаритная в истории S-класса серия W140. Автомобиль отличался сенсационным количеством самых передовых технических новшеств: от стеклопакетов до задних антенн. Но главным преимуществом 140-й серии, помимо обширной линейки традиционных моторов, включавшей рядные «шестерки» (модели 300SE/SEL) и V8 (400SE/SEL и 500SE/500SEL), стал первый в истории знаменитой марки двигатель V12, устанавливавшийся на новые флагманские модели 600SE и 600SEL. Таким образом, серия W140 S-класса стала не только прямым наследником W126-й серии, но и легендарного 600-го лимузина W100 (1963-1981).

В 1992 году появились две новые бюджетные модели: бензиновая 300SE 2.8 и турбодизельная 300SD, предложенная уже не только для североамериканского рынка. Осенью 1993-го фирма приняла новую систему классификации, согласно которой вместо соответственно 300SD, 300SE 2.8, 300SE/SEL, 400SE/SEL, 500SE/SEL и 600SE/SEL появились S350 Turbodiesel, S280, S320, S420, S500 и S600. В 1994 и в 1996 гг. серия W140 получает такие хайтековские электронные системы как Parktronic и GPS-навигатор. В 1996 году от S-класса официально отделяется купе, ставшее отдельным CL-классом, а также появляется новая дизельная модель S300 Turbodiesel.

Всего по сентябрь 1998 года было выпущено 406 710 седанов (в т. ч. 28 101 «дизелей»), 218 119 длиннобазных W140, и 35 916 «шестисотых». Мировые (и особенно европейские) продажи серии W140 не смогли повторить успех предшественника, отчасти из-за высокой цены и слишком «вызывающих» габаритов, что не приветствовалось в политкорректных странах Западной Европы, но именно благодаря этим же причинам данная серия автомобилей Mercedes-Benz оставила весьма заметный след в новейшей российской истории 1990-х.

Автомобили W140 и V140

400SE		400SE		S320		S350 Turbodiesel		S600

Четвёртое поколение

Во второй половине 1990-х компания Daimler-Benz, вошедшая в транснациональный концерн DaimlerChrysler, была вынуждена пересмотреть свою излишне консервативную концепцию автомобиля представительского класса (сегмент F по европейской классификации), предполагавшую, что такой автомобиль должен быть самым импозантным как по дизайну, так и быть самым комфортабельным, а значит, тяжелым и сложным по конструкции. Соответственно большой расход топлива и дорогое техническое обслуживание в расчёт не принимались. Фирма переориентировалась на более элегантный стиль, предполагавший сохранение просторного салона, насыщенного разнообразными высокотехнологичными приспособлениями для повышения комфорта, но при более компактных внешних габаритах и большей экономичности за счёт облегчения конструкции автомобиля. Появившийся летом 1998 года S-класс W220 был на 300 кг легче и на 120 мм короче своего предшественника и отличался футуристическим дизайном кузова с округленными деталями экстерьера. При этом внутренний объём салона оказался даже увеличенным, а насыщенность самой разнообразной электроникой только возросла.

Если прежние дизельные модели S-класса изначально ограничивались экспортом на рынок США (прежде всего для выполнения маркой Mercedes-Benz топливных норм CAFE), а потому оставались лишь бюджетными моделями с ограниченным тиражом, реализовавшимися, преимущественно, через флит-продажи, то после появления революционной технологии Common Rail новая бюджетная модель S320 CDI стала весьма популярной уже и на прочих рынках, и у частных покупателей. Дизельную линейку пополнила также флагманская модель S400 CDI с турбодизелем V8. Бензиновая линейка серии W220 начинались с V6 — S280 (для экспорта в Азию), S320 (1998—2002) и S350 (2002—2005), продолжалась V8 (S430 и S500) и завершалась флагманским V12 на модели S600. В 1999 году, после покупки компанией Mercedes-Benz тюнинговой фирмы AMG, в фирменной линейке появилась «спортивная» модель S55 AMG с форсированным двигателем V8. Существовали также более редкие версии с V12 — S63 AMG (2002) и S65 AMG (2004—2005).

Серия W220 оказалась достаточно успешной, всего было выпущено 485.000 седанов, однако, её начали преследовать хронические поломки таких агрегатов как пневматическая подвеска, особенно на автомобилях раннего выпуска (до 2002-го), что подпортило репутацию не только данной серии S-класса, но и нанесло чувствительный урон брэнду Mercedes-Benz в целом, начавшему заметно уступать свои рыночные позиции не только соотечественному конкуренту BMW, но и японским премиальным брэндам Lexus и Infiniti.

Автомобили W220 и V220

S320 CDI		S430		S500		S600		S65 AMG

S-Class в кузове W221 и его рейстайлинг (FL)

S-класс в 221 кузове был впервые показан публике осенью 2005 года. В экстерьере автомобиля (особенно в объёмных арках колёс) явно просматриваются мотивы ретро-стайлинга и влияние лимузина Maybach W240. Пакет электронных систем включал самые современные и разнообразные системы безопасности и комфорта. Модельный ряд включал бензиновые S300 (для экспорта в Азию), S350 с V6, S450 и S500 с V8 (в США — S550) и S600 с V12, а также дизельные модели S320 CDI и S420 CDI. Топ-моделями считаются две модели AMG S63 и S65.

В 2008 году из-за резко возросших мировых цен на топливо и заинтересованности общественности в «зелёных» технологиях, впервые в истории S-класса появилась гибридная модель S400 Hybrid. В 2009 году серия W221 подверглась рестайлингу, а также получила опционную полноприводную трансмиссию и ряд новых электронных систем и экологичные дизельные версии Bluetec с фильтрами в выпускной системе. С конца 2010 года в серии W221 появились новые дизельные (CDI) и бензиновые (CGI) модели S250 CDI, S350 CDI и S350 CGI и S500 CGI.

Автомобили W221 и V221

S300 BlueTec		S320 CDI		S500		S600		S65 AMG

S-Class в кузове W222

Презентация шестого поколения флагманской серии представительских автомобилей немецкой марки Mercedes-Benz S-Класса состоялась 15 мая 2013 года в Гамбурге. Новый автомобиль построен на модернизированной платформе предшественника, однако подвески теперь цельноалюминиевые (не считая пары рычагов). Осенью того же года на автосалоне во Франкфурте состоялся дебют заряженной версии S-Класса 63 AMG. Через год после запуска во всех основных рынках Mercedes-Benz уже поставил более 100.000 моделей S-класса во всем мире.

Автомобили W222

Mercedes-Benz S 500 (W222), вид спереди		Mercedes-Benz S 500 (W222), вид сзади		Передняя панель COMMAND, W222		Mercedes-Benz S 350 BlueTEC (W222)		Mercedes-Benz S 63 AMG

Производство

Большинство моделей S-класса, включая W221, произведены на заводах Daimler AG в Зиндельфинген, Германия и в Mercedes-Benz Mexico в Сантьяго-Тьянгистенко-де-Галеана, Мексика. В целом, около 2,7 миллиона автомобилей S-класса были произведены за последние сорок лет.

• W116: 473,035
• W126: 818,036
• W140: 406,532
• W220: 485,000
• W221: 85,900 ('06), 85,500 ('07), 90,600 ('08), 53,400 ('09), 66,500 ('10)
• W222 — новое поколение S-Class

Продажи

Календарный год	США (гибрид)	Германия	Китай
1999		22,966
2000		21,266
2001	25,998	18,347
2002	21,118	11,395
2003	22,940	9,865
2004	20,460	7,045
2005	16,036	6,718
2006	30,886	10,985
2007	26,081	8,262
2008	17,787	8,077
2009	11,199()	6,617
2010	13,608 (955)	5,177	25,000
2011	12,258	4,730	31,050
2012	11,794	3,304	33,140
2013	13,303	4,963
2014	25,276	8,617

Награды

• Первое место в индексе удовлетворённости клиентов по версии сервиса J.D. Power с 1987 по 1990 год
• 7-кратное звание «Лучший люксовый автомобиль» по версии автомобильного издания What Car?
• 5-кратное звание «Люксового автомобиля года» по версии Fleet News
• Звание «Автомобиль года» с 1981 по 1999 год по версии австралийского журнала Wheels
• Звание «Наиболее безопасного для пассажиров автомобиля года» за 1988-89 года от Страхового института дорожной безопасности США
• Звание «Европейский автомобиль года» за 1974 год
• Первый автомобиль в истории, получивший сертификат соответствия от немецкой организации TÜV (нем. Technischer Überwachungsverein)
• Звание «Лучшая новинка» по версии американского ежемесячного научно-популярного журнала Popular Science
• Звание «Лимузин года» по версии журнала Top Gear за 2006 год

Отрывок, характеризующий Mercedes-Benz S-класс

– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить: