SLAM (крылатая ракета)

SLAM (AGM-84E, Читается «Слэм», сокр. англ. Standoff Land Attack Missile, буквально «ракета для поражения наземных целей, запускаемая с дистанций вне зоны действия средств ПВО противника» (stand-off)) — американская авиационная высокоточная тактическая крылатая ракета, разработанная на базе противокорабельной ракеты AGM-84 «Harpoon». Была разработана по заказу ВМФ США с целью, дать палубным истребителям и штурмовикам возможность поражения наземных целей, оставаясь при этом за пределами радиуса действия ПВО. Активно применяется в вооружённых конфликтах.

История

В 1986 году, командование ВМФ США сочло необходимым разработать дальнобойную крылатую ракету сравнительно небольшой массы и габаритов, которая могла бы устанавливаться на палубные истребители. Целью программы было обеспечение возможности для тактической авиации атаковать наземные объекты противника, не входя в радиус поражения их противовоздушной обороны. Подобные системы (т. н. standoff-оружие) в то время в арсенале тактической авиации США отсутствовали, что вынуждало лётчиков подвергать себя дополнительному риску на боевых заданиях.

С целью упрощения разработки и снижения риска неудачи, новую ракету было решено создать на базе авиационной версии противокорабельной ракеты AGM-84 «Harpoon». Запускаемый с палубных самолётов, «Гарпун» обладал дальнобойностью до 220 км при сравнительно небольшом весе и мог устанавливаться практически на любые военные самолёты.

Разработка ракеты шла очень быстро. Уже к 1988 году первые образцы ракеты прошли лётные испытания, а в 1990 году началось производство установочной серии. Война в Персидском заливе стимулировала процесс принятия ракеты на вооружение и первые боевые вылеты со SLAM начались ещё весной 1991 года, до завершения испытаний ракеты.

Конструкция

Являясь развитием «Гарпуна», SLAM имеет сходную компоновку и основные составные части. Он использует аналогичный турбореактивный двигатель, обеспечивающий возможность экономичного полёта на сверхмалых высотах со скоростью до 0,85 М.

Основным отличием SLAM от прототипа является его система наведения и навигации. Ввиду того, что активная радиолокационная ГСН ПКР «Гарпун» не эффективна при атаке наземных объектов, обладающих сравнительно низким радиолокационным контрастом с подстилающей поверхностью, SLAM оснащена инфракрасной телевизионной системой от ракеты AGM-65 Maverick, передающей изображение с борта ракеты оператору в кабине самолёта-носителя. Так как SLAM предполагалось применять на дистанциях, значительно превосходящих дальность «Мэверика», новая ракета была также оснащена двусторонним каналом обмена информацией, заимствованным от управляемой бомбы AGM-62 Walleye.

После запуска, ракета следовала в направлении предположительного расположения цели на малой высоте, ориентируясь по данным спутниковой системы GPS. Возможности использованной в ракете ГСН не допускали самостоятельной идентификации цели, поэтому непосредственно перед атакой требовалось вмешательство оператора.

SLAM-ER

Ракета AGM-84H SLAM-ER (Expanded Response) представляет собой настолько глубокую переработку AGM-84E SLAM, что, фактически, является совершенно новой ракетой. Аэродинамическая [www.designation-systems.net/dusrm/agm-84h.jpg схема] ракеты была полностью пересмотрена: вместо обычных для «Гарпуна» X-образно расположенных коротких крыльев, SLAM-ER получила два низко расположенных удлинённых крыла, выполненных по схеме «обратная чайка». Размах крыльев достигает 2,4 м. За счёт этого удалось значительно улучшить аэродинамические характеристики ракеты, увеличить подъёмную силу и дальность полёта.

В конструкции SLAM-ER значительное внимание уделялось снижению радиолокационной заметности ракеты. За счёт применения углепластиковых радиопрозрачных материалов и выполнения элементов конструкции с учётом технологий снижения заметности, инженерам удалось уменьшить ЭПР ракеты в сравнении с исходной SLAM.

Система наведения ракеты была также модифицирована. SLAM-ER может самостоятельно идентифицировать цель по предварительно заложенным в бортовой компьютер ракеты данным и не нуждается в участии оператора. Возможность удалённого управления, впрочем, сохраняется, так что оператор может в любой момент вмешаться в действия ракеты.

Ссылки

• www.designation-systems.net/dusrm/m-84.html
• www.fas.org/man/dod-101/sys/smart/agm-84.htm
• web.archive.org/web/20060318200012/www.boeing.com/defense-space/missiles/slam/docs/SLAM-ER_overview.pdf

Отрывок, характеризующий SLAM (крылатая ракета)

Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.