SMS Arcona (1902)
Корабль его величества «Аркона» — девятый корабль из десяти лёгких крейсеров класса «Газелле» построенных для имперского германского флота. Получил имя по названию мыса Аркона на германском острове Рюген. В 1901 она была заложена на верфи АГ Везер в Бремене, спущена на воду в апреле 1902, вошла в состав Гохзеефлотте (флота открытого моря) в мае 1903. Была вооружёна главной батареей из десяти 105 мм орудий и двумя 45-м торпедными трубами. Могла развивать скорость в 21,5 узлов (39,8 км/ч).
Служила в составе Кайзерлихмарине, Рейхсмарине и Кригсмарине. В начале 1900-х служила в составе флота и за границей. Во время первой мировой войны использовалась как корабль береговой обороны, а затем как корабль поддержки подлодок в Атлантике. После войны краткий период провела в Рейхсмарине, была отозвана и использована на вспомогательной службе. После создания Кригсмарине в 1935 «Аркона» была преобразована в плавучую зенитную батарею и в ходе второй мировой войны использовалась при защите нескольких германских портов. В последние дни войны была затоплена и в 1948-49 разобрана на металл.
Содержание
Описание
«Аркона» была заложена по контракту «Н», корпус был заложен на верфи АГ Везер в Бремене в 1901. Спущена на воду 22 апреля 1902 года, после чего начались работы по достройке корабля. 12 мая 1903 вошла в состав Гохзеефлотте (Флота открытого моря)[1]. Была 105 м длиной, 12,4 м шириной, имела осадку в 4,99 м, водоизмещение в 3180 т при полной боевой загрузке[2]. Двигательная установка состояла из двух трёхцилиндровых машин производства АГ Везер. Она развивала мощность в 8 тыс. лошадиных сил (6 кВт), корабль развивал скорость в 21,5 узлов (39,8 км/ч). Пар для машины образовывался в десяти угольных водотрубных котлах системы Марина. Крейсер мог нести 700 тонн угля, что обеспечивало дальность плавания в 4400 морских миль (8100 км) на скорости в 12 узлов (22 км/ч). Экипаж крейсера состоял из 14 офицеров и 256 матросов[3].
Вооружение крейсера составляли десять 105 мм скорострельных орудий системы SK L/40 на одиночных опорах. Два орудия были размещены рядом на носу, шесть вдоль бортов по три на каждом борту и два бок о бок на корме. Общий боезапас оставлял 1500 выстрелов, по 150 выстрелов на орудие. Орудия имели прицельную дальность в 12 200 м. Также корабль вооружён двумя 450 мм торпедными аппаратами с пятью торпедами. Аппараты были установлены в корпусе судна по бортам под водой[4]. Корабль был защищён бронированной палубой толщиной от 20 до 25 мм. Толщина стен рубки составляла 80 мм, орудия были защищены тонкими щитами 50 мм толщины[5].
Служба
После ввода в состав флота «Аркона» была приписана к разведывательным силам флота[6]. В 1905 была приписана к дивизии крейсеров, вместе с однотипным кораблём «Фрауенлоб», крейсерами «Гамбург» и «Фридрих-Карл»[7]. В 1907 приступила к заморской службе, продлившейся три года[6]. В 1909 году крейсировала у побережья США, заходила в Гонолулу[8]. Находясь там, 10 декабря оказала помощь британскому торговому судну Celtic Chief севшему на риф у Гонололу. После того как с судна был снят груз, «Аркона» стащила его с рифа[9].
В 1910 вернулась в Германию и продолжила службу во флоте[6]. В 1911-12 прошла модернизацию на имперской верфи в Вилгелмсхафене. С корабля были сняты два 105 мм орудия. На палубе были установлены два 500 мм торпедных аппарата, предусмотрен склад для хранения 200 мин. По возвращении к службе в 1913 корабль был отстранён от фронтовой службы и использовался как испытательный корабль для минной войны. В 1914 на корабль были установлены два орудия снятые в 1912[10]. После начала первой мировой войны в августе 1914 «Аркона» служила как корабль береговой обороны. Позднее, она ушла в устье реки Эмс, где координировала радиосвязь с подлодками, атакующими британские торговые суда[11].
После войны Германия, согласно Версальскому договору, должна была обезвредить все мины в Северном море[~ 2]. В 1919-20 «Аркона» использовалась как плавучая база для минных тральщиков, осуществлявших разминирование. Затем в 1921 она вошла в состав новоорганизованного Рейхсмарине и служила до 1923, пока не была отстранена от службы. 15 января 1930 была вычеркнута из списков флота и служила в качестве плавучей казармы, первоначально в Вильгельмсхафене, после 1936 в Свинемюнде (после организации Кригсмарине) и в Киле после 1938, где оставалась до начала второй мировой войны в сентябре 1939[6].
В мае 1940 «Аркона» была преобразована в плавучую зенитную батарею в Свинемюнде, где и размещалась первоначально[6]. Её вооружение в этой роли составили одно 105-мм орудие системы SK C/32, четыре 105 мм орудия системы SK C/33, два 37-мм орудия системы SK C/30 и четыре 20-мм орудия[12]. В дальнейшем она переместилась в Вильгельмсхафен, где вошла в состав противовоздушной группы № 233, а после в Брунсбюттель. 3 мая 1945 экипаж «Арконы» затопил корабль, чтобы его не захватили союзники[6]. Тем не менее, 7 мая после германской капитуляции силы британского королевского флота установили контроль над базой Брунсбюттель и захватили военные корабли, в число которых входили «Аркона», четыре подлодки и серьёзно повреждённый эсминец Z31. Германские экипажи под надзором британцев выгрузили боезапас и сняли вооружение с кораблей[13]. Впоследствии «Аркона» в 1948-49 была разделана на металл[6].
Напишите отзыв о статье "SMS Arcona (1902)"
Примечания
- Комментарии
Литература
- (1905) «{{{title}}}». The Fortnightly Review (Chapman and Hall, Ltd.) LXXVII.
- Gardiner, Robert; Chesneau, Roger. Conway's All the World's Fighting Ships, 1922–1946. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1980. — ISBN 0870219138.
- Grant Robert McQueen. U-boat Hunters: Code Breakers, Divers and the Defeat of the U-boats, 1914–1918. — Penzance: Periscope Publishing, 2003. — ISBN 1904381154.
- Gröner Erich. German Warships: 1815–1945. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1990. — ISBN 0-87021-790-9.
- Madsen Chris. The Royal Navy and German Naval Disarmament, 1942–1947. — London: Frank Cass, 1998. — ISBN 0714643734.
- (1909) «{{{title}}}». Hawaiian Almanac and Annual (Thos. G. Thrum) 36.
- Hans H. Hildebrand/Albert Röhr/Hans-Otto Steinmetz: Die deutschen Kriegsschiffe: Biographien — ein Spiegel der Marinegeschichte von 1815 bis zur Gegenwart, Koehlers Verlagsgesellschaft, Herford
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий SMS Arcona (1902)
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
