SMS Frauenlob (1902)
Корабль его величества «Фрауенлоб» — восьмой корабль из десяти легких крейсеров класса «Газелле» построенных для имперского германского флота. В 1901 он был заложен на АГ Везер в Бремене, спущен на воду в марте 1902, вошла в состав Гохзеефлотте (флота открытого моря) в феврале 1903. Был вооружён главной батареей из десяти 105 мм орудий и двумя 45-м торпедными трубами. Мог развивать скорость в 21,5 узлов (39,8 км/ч).
«Фрауенлоб» провел всю свою службу в составе разведывательных сил Гохзеефлотте (Флота открытого моря). Участвовал битве в Гельголандской бухте в августе 1914, где ему удалось нанести тяжёлые повреждения британскому лёгкому крейсеру «Аретьюзе», и в Ютландском сражении 31 мая 1916. В хаотическом ночном бою британский лёгкий крейсер «Саутгемптон» подбил торпедой «Фрауенлоб», после чего крейсер перевернулся и затонул вместе с большей частью экипажа. Корпус корабля был обнаружен только в 2000 году, и всё ещё находится в хорошем состоянии, погружённый вертикально в дно океана.
Содержание
Описание
«Фрауенлоб» была заложена по контракту «G», корпус был заложен на верфи АГ Везер в Бремене в 1901. Спущена на воду 22 марта 1902 года, после чего начались работы по достройке корабля. 17 февраля 1903 вошла в состав Гохзеефлотте (Флота открытого моря)[1]. Получила название в честь шхуны «Фрауенлоб», спущенной на воду в 1853, частично построена на пожертвования женщин из немецких земель. Название переводится на русский язык как «Похвала богоматери»[2]. Была 105 м длиной, 12,4 м шириной, имела осадку в 4,99 м, водоизмещение в 3.158 т при полной боевой загрузке[3]. Двигательная установка состояла из двух трёхцилиндровых машин производства АГ Везер. Она развивала мощность в 8 тыс. лошадиных сил (6 кВт), корабль развивал скорость в 21,5 узлов (39,8 км/ч). Пар для машины образовывался в десяти угольных водотрубных котлах системы Марина. Крейсер мог нести 700 тонн угля, что обеспечивало дальность плавания в 4.400 морских миль (8.100 км) на скорости в 12 узлов (22 км/ч). Экипаж крейсера состоял из 14 офицеров и 256 матросов[4].
Вооружение крейсера составляли десять 105 мм скорострельных орудий системы SK L/40 на одиночных опорах, Два орудия были размещены рядом на носу, шесть вдоль бортов по три на каждом борту и два бок о бок на корме. Общий боезапас оставлял 1.500 выстрелов, по 150 выстрелов на орудие. Орудия имели прицельную дальность в 12.200 м. Также корабль вооружён двумя 450 мм торпедными аппаратами с пятью торпедами. Аппараты были установлены в корпусе судна по бортам под водой[5]. Корабль был защищён бронированной палубой толщиной от 20 до 25 мм. Толщина стен рубки составляла 80 мм, орудия были защищены тонкими щитами 50 мм толщины[6].
Служба
После вхождения в состав флота «Фрауенлоб» была приписана к разведывательным силам флота. В 1905 была приписана к дивизии крейсеров, вместе с однотипным кораблём «Аркона»[7] и крейсерами «Гамбург» и «Фридрих-Карл»[8].
2 августа 1914 «Фрауенлоб» снова вошла в состав флота ввиду начала первой мировой войны[9]. 28 августа 1914 «Фрауенлоб» получила боевое крещение в сражении в Гельголандском заливе. Британская харвичская эскадра состоящая из двух лёгких крейсеров и 33 миноносцев под командованием Реджинальда Тиритта атаковала германский загрядотряд в Гельголандской бухте. «Фрауенлоб» находилась к юго-западу от острова Гельголанд, поддерживая заградительную линию[10]. В 09.00 «Фрауенлоб» и лёгкий крейсер «Штеттин» были отправлены на помощь попавшим в беду германским патрулям[11].
Вскоре после этого «Фрауенлоб» встретила британский крейсер «Аретуза» и в 09.09 открыла огонь. Германским комендорам удалось быстро пристреляться к британскому кораблю, который получил 25-35 попаданий, что причинило ему серьёзный ущерб. Один из снарядов вызвал детонацию заряда кордита, на «Аретузе» вспыхнул пожар. Машинное отделение корабля было затоплено, скорость упала до 10 узлов (19 км/ч). Крейсер повернул направо, пытаясь спастись бегством, однако «Фрауенлоб» не отставала, пока серьёзно повреждённый британский крейсер не скрылся в тумане. Германский крейсер получил десять попаданий не нанёсших ему серьёзного ущерба, пять человек из экипажа были убиты и тридцать два ранены. По завершении боя «Фрауенлоб» взяла на буксир серьёзно повреждённый минный заградитель Т33 и отвела его в Гельголанд а затем пошла в Вильгельмсхафен[12].
В ходе Ютландской битвы 31 мая — 1 июня 1916 «Фрауенлоб» находилась в составе 4-й разведгруппы под командованием коммодора Людвига фон Ройтера, получившего приказ прикрывать Гохзеефлотте[13]. Крейсер не принимал участия в начальной фазе битвы, пока вечером 31 мая в 9.15 4-я разведгруппа не повстречала 3-ю эскадру лёгких крейсеров и тотчас вступила с ней в бой, но ввиду плохой видимости продолжительную стрельбу вели только «Штеттин» и «Мюнхен», не добившись при этом никакого эффекта[14].
Затем в ходе хаотичной ночной схватки линейные крейсера «Зейдлиц» и «Мольтке» прошли слишком близко перед фронтом «Штеттина», вынудив всю боевую группу поломать линию, что неожиданно вовлекло их в бой с британской 2-й эскадрой лёгких крейсеров. Произошла ожесточённая перестрелка на расстоянии всего 730 м. «Фрауенлоб» как и оставшаяся часть 4-й разведгруппы открыла огонь по лёгким крейсерам «Саутгемптону» и «Дублину»[15]. В ответ «Саутгемптон» выпустил торпеду, которая в 22.35 поразила «Фрауенлоб», выведя из строя его энергетическую установку и вызвав серьёзное затопление. Британские 150-мм снаряды пробили палубу, германский крейсер быстро перевернулся и затонул, унеся с собой на дно 12 офицеров и 308 матросов[16][17]. Только девятерым членам экипажа посчастливилось выжить[18].
В 2000 датские аквалангисты обнаружили корпус «Фрауенлоба». Британский подводный археолог Иннес Маккартни осмотрел крейсер и подтвердил что корпус погрузился вертикально в дно и по большей части не тронут. Вокруг крейсера разбросаны скелеты членов экипажа. В 2001 команда Маккартни подняла судовой колокол, что помогло окончательно идентифицировать корабль. Они подарили колокол Военно-морскому мемориалу в Лабё расположенному близ Киля. В настоящее время колокол находится там на обозрении[19]
.
Напишите отзыв о статье "SMS Frauenlob (1902)"
Примечания
- ↑ Gröner, pp. 99-102
- ↑ Hildebrand, Röhr & Steinmetz, p. 90, 93
- ↑ Gröner, p. 100
- ↑ Gröner, pp. 99-101
- ↑ Gröner, p. 101
- ↑ Gröner, p. 99
- ↑ Gröner, p. 102
- ↑ Courtney, p. 22
- ↑ Staff, p. 8
- ↑ Halpern, pp. 30-31
- ↑ Scheer, p. 43
- ↑ Staff, pp. 8-9
- ↑ Tarrant, p. 62
- ↑ Tarrant, pp. 191—193
- ↑ Tarrant, p. 213
- ↑ Tarrant, p. 214
- ↑ Campbell, pp. 392—393
- ↑ Campbell, p. 281
- ↑ McCartney, Innes. [www.divemagazine.co.uk/travel/diving-destinations/northern-europe/1227-in-search-of-jutlands-wrecks In search of Jutland's wrecks], Dive Magazine (1 March 2002). Проверено 27 октября 2012.
- Комментарии
Литература
- Campbell John. Jutland: An Analysis of the Fighting. — London: Conway Maritime Press, 1998. — ISBN 1-55821-759-2.
- (1905) «{{{title}}}». The Fortnightly Review (Chapman and Hall, Ltd.) LXXVII.
- Gröner Erich. German Warships: 1815–1945. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1990. — ISBN 0-87021-790-9.
- Halpern Paul G. A Naval History of World War I. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1991. — ISBN 0773507787.
- Die Deutschen Kriegsschiffe. — Ratingen: Mundus Verlag, 1993. — Vol. 5. — ISBN 978-3-8364-9743-5.
- Scheer Reinhard. [richthofen.com/scheer/ Germany's High Seas Fleet in the World War]. — London: Cassell and Company, 1920.
- Staff Gary. Battle on the Seven Seas. — Barnsley, South Yorkshire: Pen & Sword Maritime, 2011. — ISBN 978-1-84884-182-6.
- Tarrant V. E. Jutland: The German Perspective. — London: Cassell Military Paperbacks, 1995. — ISBN 0-304-35848-7.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий SMS Frauenlob (1902)
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
