SMS Gazelle (1898)
Корабль его величества «Газелле» — головной корабль из десяти кораблей типа «Газелле» построенных для имперского германского флота. В 1897 он был заложеен на верфи «Germaniawerft» в Киле, спущен на воду в марте 1898, в июне 1901 вошёл в состав Гохзеефлотте (флота открытого моря). Был вооружён батареей из десяти 10,5 мм орудий и двумя 45-м торпедными трубами. Мог развивать скорость в 19,5 узлов (36,1 км/ч).
Изначально предназначенный, для заморской службы «Газелле» принял участие в венесуэльском кризисе 1902-03 гг. Вернулся в германские воды в 1904 и служил в составе флота до 1914. После начала первой мировой войны в августе 1914 служил в качестве корабля береговой обороны, пока в ночь с 25 на 26 января 1916 не подорвался на мине у мыса Аркона. [Командование] флота посчитало что «Газелле» не стоит восстанавливать и крейсер был преобразован в минный блокшив и оставался в этой роли до конца войны. В августе 1920 «Газелле» был вычеркнут из военно-морского регистра и продал на металл.
Содержание
Описание
«Газелле» был заложен по контракту «G», корпус был заложен на верфи Germaniawerft в 1897. Спущен на воду 31 марта 1898 года, после чего начались работы по достройке корабля. 15 июня 1901 вошёл в состав флота открытого моря[1]. Был 105 м длиной, 12,2 м шириной, имел осадку в 4,84 м, водоизмещение в 2963 т при полной боевой загрузке[2]. Двигательная установка состояла из двух четырёхцилиндровых паровых машин тройного расширения производства AG-Germania. Она развивала мощность в 6 тыс. лошадиных сил (4,5 кВт), корабль развивал скорость в 19,5 узлов (36,1 км/ч). Пар для машины образовывался в восьми угольных котлах системы Никлосса. Крейсер мог нести 500 тонн угля, что обеспечивало дальность плавания в 3570 морских миль (6610 км) на скорости в 10 узлов (19 км/ч). Экипаж крейсера состоял из 14 офицеров и 243 матросов[1].
Вооружение крейсера составляли десять 105 мм скорострельных орудий системы SK L/40 на лафете с вертикальной цапфой (центральным штыревым отверстием). Два орудия были размещены рядом на носу, шесть вдоль бортов по три по каждом борту и два бок о бок на полуюте. Общий боезапас оставлял 1000 выстрелов, по 100 выстрелов на орудие. Орудия имели прицельную дальность в 12 200 м. Также корабль вооружён тремя 450 мм торпедными аппаратами с восемью торпедами. Один аппарат находился в носу корпуса под водой, два были установлены в торпедных портах на каждом борту[3]. Корабль был защищён бронированной палубой толщиной от 20 до 25 мм. Толщина стен рубки составляла 80 мм, орудия были защищены тонкими щитами 50 мм толщины[4].
Служба
После вступления в строй «Газелле» с 1902 по 1904 провела за границей[3]. Она была приписана к американской эскадре. С декабря 1902 «Газелле» принимала участие в Венесуэльском кризисе 1902-03 годов. Английские и германские корабли установили блокаду венесуэльского побережья, чтобы обеспечить выплату долгов. «Газелле» и безбронный крейсер «Фальке» обеспечили германское участие в объединённой эскадре, в которой были четыре британских крейсера и три более мелких корабля. Во время существования блокады была конфискована венесуэльская канонерская лодка «Restaurador»[5]. Немцы ввели её в состав своего флота под названием SMS Restaurador и перевели на неё часть экипажа «Газелле», поставили канонерку под командование капитан-лейтенанта Титуса Тюрка (Titus Türk)[6][7]. В феврале 1903 венесуэльское правительство пошло на соглашение о выплате долгов, конфронтация закончилась[8]. В январе 1904 «Газелле» нанесла визит доброй воли в Новый Орлеан вместе с крейсером «Винета»[9] и двумя другими военными кораблями[10]. В этот период кораблём командовал корветтенкапитан Рейнхард Шеер (будущий адмирал и командующий Гохзеефлотте)[11].
По возвращении в Германию «Газелле» до 1914 несла службу в составе Гохзеефлотте, после чего была преобразована в корабль береговой обороны[3]. Первые два года войны крейсер нёс службу в Балтийском море. 17 ноября в ходе патрулирования в Балтике «Газелле» была атакована британской подлодкой Е9, которая выпустила по ней две торпеды, обе прошли мимо цели[12]. В ночь с 25 на 26 января к северу от мыса Аркона крейсер подорвался на российских минах. Взрывом оторвало оба винта, корабль пришлось буксировать в порт. 22 февраля командование флота решило, что старый крейсер не стоит восстанавливать, он был отстранён от службы[3][13] и преобразован в блокшив для минных заградителей, служил сначала в Данциге, потом в Куксхафене. В 1918 крейсер был переведён в Вильгельмсхафен. После окончания войны «Газелле» 28 августа 1920 была вычеркнута из списков флота и разделена на металл в Вильгелмсхафене[3].
Напишите отзыв о статье "SMS Gazelle (1898)"
Примечания
- ↑ 1 2 Gröner, pp. 99-101
- ↑ Gröner, p. 100
- ↑ 1 2 3 4 5 Gröner, p. 101
- ↑ Gröner, p. 99
- ↑ Marley, pp. 924–925
- ↑ Kapitänleutnant Titus Türk (18 January 1903).
- ↑ Türk
- ↑ Marley, p. 925
- ↑ Wars of the Americas: A Chronology of Armed Conflict in the Western Hemisphere
- ↑ Witte, pp. 230–231
- ↑ Herwig, p. 139
- ↑ Polmar & Noot, p. 38
- ↑ Halpern, pp. 186–187
- Комментарии
Литература
- Gröner Erich. German Warships: 1815–1945. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1990. — ISBN 0-87021-790-9.
- Halpern Paul G. A Naval History of World War I. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1991. — ISBN 0773507787.
- Herwig Holger. "Luxury" Fleet: The Imperial German Navy 1888-1918. — Amherst, New York: Humanity Books, 1980. — ISBN 978-1-57392-286-9.
- Marley David. Wars of the Americas: A Chronology of Armed Conflict in the Western Hemisphere, 1492 to the Present. — Santa Barbara, CA: ABC-CLIO, 2008. — ISBN 9781598841008.
- Submarines of the Russian and Soviet Navies, 1718–1990. — Annapolis: Naval Institute Press, 1991. — ISBN 0-87021-570-1.
- Türk Titus. 75 Tage an Bord des Kreuzers "Restaurador": Aus dem Tagebuch eines Seemannes. — Lübeck: Borchers, 1904.
- Witte Emil. Revelations of a German Attaché: Ten Years of German-American Diplomacy. — New York, NY: George H. Doran Company, 1916.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий SMS Gazelle (1898)
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
