SMS Hannover (1905)
«Ганновер» (SMS Hannover) — второй в серии из пяти броненосцев (нем. Panzerschiff) императорских военно-морских сил Германии типа «Дойчланд».
«Ганновер» был назван в честь административного центра земли Нижняя Саксония Ганновера. Заложен в 1904 на верфи Kaiserliche Werft, Вильгельмсхафен. Корабль был спущен на воду 29 сентября 1905 года, введен в состав флота открытого моря 1 октября 1907 года.
Участвовал в большинстве крупных маневров флота до начала Первой мировой войны. С началом Первой мировой войны в середине 1914 «Ганновер» и её систершипы защищали устья Эльбы от возможного британского вторжения, в то время как шла мобилизация остальной части флота. «Ганновер» и четыре других броненосца её класса были присоединены к Флоту Открытого моря как 2-е Подразделение линейных кораблей. Это подразделение участвовало в большинстве крупномасштабных боевых действий в первые два года войны, в том числе в Ютландском Сражении 31 мая — 1 июня 1916 года. Во время сражения Ганновер служил флагманом отряда из четырех броненосцев второго Подразделения флота. В первый день сражения, перед отступлением «Ганновер» и другие броненосцы столкнулись с несколькими британскими линейными крейсерами.
После сражения «Ганновер» и три однотипных броненосца назначили в береговую оборону. К 1917 они были сняты с вооружения и выполняли вспомогательные функции. В 1917 «Ганновер» недолго использовался в качестве корабля-мишени прежде чем был возвращен в состав флота и до конца войны действовал в Балтийском море. Судно было списано в декабре 1918, вскоре после окончания войны. После войны «Ганновер» был возвращен в состав Рейхсмарине и служил в составе флота в течение десяти лет, с 1921 по 1931
«Ганновер» был исключен из военно-морского регистра и разоружен в 1935, планировалось преобразовать его в радиоуправляемое судно-мишень, но это не было реализовано. В конечном счете «Ганновер» был разобран на металл в период между 1944 и 1946 гг в Бремерхафене. Колокол броненосца сохранен в Военном Музее Истории Бундесвера в Дрездене.
Напишите отзыв о статье "SMS Hannover (1905)"
Примечания
Ссылки
- [kriegsmarine.ru/shlesien.php Линкор «Шлезиен» на портале «Кригсмарине»]
- [www.iremember.ru/content/view/389/52/lang,ru/ Воспоминания ГСС Борисова М. В. на портале «Я помню»]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий SMS Hannover (1905)
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
