SMS Nymphe (1899)
Корабль его величества «Нимфе» — третий корабль из десяти кораблей класса «Газелле» построенных для имперского германского флота. В 1897 он был заложен на верфи «Germaniawerft» в Киле, спущен на воду в ноябре 1898, вошёл в состав Гохзеефлотте (флота открытого моря) в сентябре 1900. Был вооружён главной батареей из десяти 105 мм орудий и двумя 45-м торпедными трубами. Мог развивать скорость в 21,5 узлов (39,8 км/ч). Корабль прослужил долгую небогатую событиями службу, продлившуюся свыше 30 лет и служил в составе Кайзерлихмарине (кайзеровского флота) и Рейхсмарине (флота Веймарской республики). В первые два года первой мировой войны служил в качестве корабля береговой обороны, после чего был преобразован в плавучую казарму. В составе рейхсмарине вернулся к активной службе в 1924 и служил до 1929. В августе 1931 был вычеркнут из состава флота и в следующем году продан на металл.
Содержание
Описание
«Нимфе» была заложена по контракту «А», корпус был заложен на верфи Germaniawerft в 1898. Спущена на воду 21 ноября 1899 года, после чего начались работы по достройке корабля. 20 сентября 1901 вошла в состав Флота открытого моря[1]. Была 105,1 м длиной, 12,2м шириной, имела осадку в 4,11 м, водоизмещение в 3.017 т при полной боевой загрузке[2]. Двигательная установка состояла из двух трёхцилиндровых машин производства AG-Germania. Она развивала мощность в 8 тыс. лошадиных сил (6 кВт), корабль развивал скорость в 21,5 узлов (39,8 км/ч). Пар для машины образовывался в десяти угольных водотрубных котлах системы Марина. Крейсер мог нести 500 тонн угля, что обеспечивало дальность плавания в 3.570 морских миль (6.610 км) на скорости в 10 узлов (19 км/ч). Экипаж крейсера состоял из 14 офицеров и 243 матросов[1].
Вооружение крейсера составляли десять 105 мм скорострельных орудий системы SK L/40 на одиночных опорах, Два орудия были размещены рядом на носу, шесть вдоль бортов по три на каждом борту и два бок о бок на корме. Общий боезапас оставлял 1000 выстрелов, по 100 выстрелов на орудие. Орудия имели прицельную дальность в 12.200 м. Также корабль вооружён двумя 450 мм торпедными аппаратами с пятью торпедами. Аппараты были установлены в корпусе судна по бортам под водой[3]. Корабль был защищён бронированной палубой толщиной от 20 до 25 мм. Толщина стен рубки составляла 80 мм, орудия были защищены тонкими щитами 50 мм толщины[4].
Служба
После ввода в строй в 1900 «Нимфе» служила в составе Гохзеефлотте в германских водах. Также служила учебным кораблём для кадетов. После начала первой мировой войны в августе 1914 и до 1916 служила кораблём береговой обороны. Затем была отстранена от активной службы и использовалась как плавучая казарма и учебное судное в Киле. Вошла в список шести крейсеров, которым было разрешено войти в состав новосозданного флота Веймарской республики согласно Версальскому договору. В 1924 корабль подвёргся серьёзной модернизации на Deutsche Werke в Вильгельмсхафене. Её нос был переделан в нос как у клипера, благодаря чему общая длина корабля увеличилась до 108, 7 м. Старые 105 мм орудия системы SK L/40 были заменены на более новые орудия системы SK L/45 на опорах по типу подводного флота. Были установлены два 500-мм торпедных аппарата. «Нимфе» прослужила в составе Рейхсмарине с 1924 по 1929 после чего второй раз снята со службы. 31 марта 1931 была официально вычеркнута из списков флота и 29 августа продана на металл за 61 тыс. 500 рейхсмарок. На следующий год была разобрана на металл в Гамбурге[3][5]. Экипаж и функции «Нимфе», унаследовал крейсер Рейхсмарине «Кенигсберг» ставший новым флагманом Балтийской станции и разведывательных сил флота[6].
Напишите отзыв о статье "SMS Nymphe (1899)"
Примечания
- Комментарии
Литература
- Gardiner, Robert; Chesneau, Roger. Conway's All the World's Fighting Ships, 1922–1946. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1980. — ISBN 0870219138.
- Gröner Erich. German Warships: 1815–1945. — Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1990. — ISBN 0-87021-790-9.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий SMS Nymphe (1899)
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
