STS-134

<tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Эмблема</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
</td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Фотография экипажа</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
Впереди командир Марк Келли, сзади слева направо: Джонсон, Финк, Шамитофф, Фьюстел, Виттори.
</td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Связанные экспедиции</th></tr> <tr><td colspan="2">

STS-134
Общие сведения
Полётные данные корабля
Название корабля	STS-134
Орбитальный модуль	«Индевор»
Полёт шаттла №	134
Полёт «Индевор» №	25
Стартовая площадка	LC-39A, (КЦ Кеннеди)
Запуск	16 мая 2011, 12:56:00 UTC
Стыковка	18 мая 2011, 10:14 UTC
Место стыковки	МКС (герметичный адаптер PMA-2)
Расстыковка	30 мая 2011, 03:55 UTC
Посадка	1 июня 2011, 06:35 UTC
Место посадки	впп №15 КЦ им. Кеннеди
Длительность полёта	15 суток 17 часов 38 минут
Высота орбиты	225 км (122 мили)
Наклонение	51,6°
Период обращения	91,6 мин
NSSDC ID	[nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=2011-020A 2011-020A]
SCN	[www.n2yo.com/satellite/?s=37577 37577]
Полётные данные экипажа
Членов экипажа	6

Предыдущая	Следующая
Дискавери STS-133	Атлантис STS-135

</td></tr>

STS-134 — космический полёт MTKK «Индевор» по программе «Спейс Шаттл». Продолжение сборки Международной космической станции. 36-й полет шаттла к МКС. Это последний полёт шаттла «Индевор» и предпоследний полет шаттла по программе «Спейс Шаттл».

Экипаж

• Марк Келли (англ. Mark Edward Kelly) (4-й космический полёт), командир экипажа
• Грегори Джонсон (англ. Gregory H. Johnson) (2), пилот
• Эндрю Фьюстел (англ. Andrew J. Feustel) (2), специалист полёта
• Майкл Финк (англ. Edward Michael Fincke) (3), специалист полёта
• Грегори Шамитофф (англ. Gregory Errol Chamitoff) (2), специалист полёта
• Роберто Виттори (итал. Roberto Vittori) (Италия), (3), специалист полёта

Выходы в открытый космос

Во время полёта было осуществлено четыре выхода в открытый космос.

• Выход 1 — Фьюстел и Шамитофф
• Цели: снятие экспериментальных образцов, установка новых образцов, установка переходников на трубопроводах охладителя и установка коммуникационных антенн.
• Начало: 20 мая 2011 — 7:10 UTC
• Окончание: 20 мая 2011 — 13:29 UTC
• Продолжительность: 6 часов 19 минут

Это 156-й выход в космос связанный с МКС.

• Выход 2 — Фьюстел и Финк
• Цели: Перекачка аммиака в радиатор системы охлаждения, обслуживание механизмов вращения панели солнечных батарей.
• Начало: 22 мая 2011 — 6:05 UTC
• Окончание: 22 мая 2011 — 14:12 UTC
• Продолжительность: 8 часов 7 минут.

Это 157-й выход в космос связанный с МКС.

Это 5-й выход в космос для Фьюстела и 7-й выход для Финка.

• Выход 3 — Фьюстел и Финк
• Цели: Подключение кабелей к антеннам беспроводной связи, установка коннектора на модуле «Заря».
• Начало: 25 мая 2011 — 5:43 UTC
• Окончание: 25 мая 2011 — 12:37 UTC
• Продолжительность: 6 часов 54 минуты.

Это 158-й выход в космос связанный с МКС.

Это 6-й выход в космос для Фьюстела и 8-й выход для Финка.

• Выход 4 — Финк и Шамитофф
• Цели: Переноска и установка удлинителя манипулятора шаттла на ферменной конструкции станции.
• Начало: 27 мая 2011 — 4:15 UTC
• Окончание: 27 мая 2011 — 11:39 UTC
• Продолжительность: 7 часов 24 минуты.

Это 159-й выход в космос связанный с МКС.

Это 9-й выход в космос для Финка и 2-й выход для Шамитоффа.

Общее время четырёх выходов в открытый космос составило 28 часов 44 минуты.

Цель

Доставка на Международную космическую станцию и установка Магнитного альфа-спектрометра (Alpha Magnetic Spectrometer, AMS). Магнитный альфа-спектрометр будет установлен на ферменной конструкции станции. Он предназначен для исследования элементарных частиц космического излучения, с целью проверки фундаментальных гипотез строения материи и происхождения вселенной.

В грузовом отсеке шаттла установлена транспортная платформа (Express Logistics Carrier 3, ELC-3), на которой установлены комплект экспериментальных материалов 8 (Materials on International Space Station Experiment 8, MISSE 8), морозильная камера (GLACIER freezer), дополнительное оборудование для робота Декстр, две антенны S диапазона, баллон с газом высокого давления, запасной бак с аммиаком и тестовое оборудование для системы стыковки «Орион».

В грузовом отсеке «Индевора» находятся также четыре комплекта приборов министерства обороны США: MAUI, SEITI, RAMBO-2 и SIMPLEX.

На землю будут возвращен комплект экспериментальных материалов 7 (Materials on International Space Station Experiment 7, MISSE 7), который был доставлен на станцию шаттлом «Атлантис» STS-129 в ноябре 2009 года.

Подготовка к полёту

2009 год

11 августа 2009 года был назван экипаж миссии «Индевор» STS-134. Командиром корабля назван Марк Келли, пилотом — Грегори Джонсон, специалисты полёта — Майкл Финк, Грегори Шамитофф, Эндрю Фьюстел и астронавт из Италии Роберто Виттори. Марк Келли совершил три космических полёта (STS-108, STS-121 и STS-124). Грегори Джонсон совершил полёт в 2008 году на шаттле STS-123. Эндрю Фьюстел совершил свой первый полёт в мае 2009 года на шаттле STS-125. Грегори Шамитофф — участник 17-й экспедиции МКС. Майкл Финк был участником двух экспедиций МКС (9 и 18). Оба раза он летал на российских кораблях «Союз» («Союз ТМА-4», «Союз ТМА-13»). Финк впервые отправляется в космос на шаттле. Итальянский астронавт Роберто Виттори также дважды летал в космос на российских «Союзах» («Союз ТМ-34», «Союз ТМА-6»). Также как и Финк он впервые отправляется в космос на шаттле.

Перед этим полётом суммарное время пребывания в космосе Майкла Финка составляло 373 суток 23 часа 19 минут. Это было третье время среди американских астронавтов. Наибольшее суммарное время пребывания в космосе было у Пегги Уитсон — 376 суток 17 часов 22 минуты. Второе время было у Майкла Фоула — 373 суток 23 часа 19 минут. После этого полёта Майкл Финк перемещается на первое место — более 387 суток.

2010 год

26 апреля 2010 года старт «Индевора» STS-134 перенесён на середину ноября. Основной задачей миссии является доставка и установка на МКС Магнитного альфа-спектрометра. Именно из-за неготовности Магнитного альфа-спектрометра, НАСА вынуждено было перенести старт «Индевора» на ноябрь. По новому графику Магнитный альфа-спектрометр должен быть доставлен в Космический центр имени Кеннеди для непосредственной подготовки к полёту в августе 2010 года. Первоначально старт «Индевора» был запланирован на 29 июля в 11 часов 51 минут по Гринвичу, это был бы предпоследний полёт по программе Спейс Шаттл. Последним полётом должен был быть полёт «Дискавери» STS-133, старт которого назначен на 16 сентября 2010 года. По новому графику последним полётом по программе Спейс Шаттл становится полёт «Индевор» STS-134. Благоприятное для старта «Индевора» окно — с 8 по 25 ноября. В это время могут возникнуть проблемы с наложением стартов к МКС. На 26 ноября назначено отбытие трёх членов экипажа МКС на корабле «Союз ТМА-19», а на 10 декабря назначен старт следующего экипажа. Следующие окна для старта «Индевора»: с 15 декабря и с 4 января по 20 января 2011 года. Решение о дате старта «Индевора» будет принято летом, в зависимости от готовности альфа-спектрометра.

1 июля 2010 года старт миссии «Индевор» STS-134 перенесен с 26 ноября 2010 года на 26 февраля 2011 года в 21 час 19 минут. Перенос старта связан с увеличением времени на подготовку к полёту магнитного спектрометра, который должен быть установлен на МКС.

1 октября 2010 года старт шаттла «Индевор» STS-134, который планировался на 26 февраля 2011 года в 21 час 19 минут по Гринвичу, перенесен на 27 февраля 2011 года в 20 час 38 минут. Перенос старта шаттла вызван, в свою очередь, переносом запуска второго европейского грузового корабля «Иоганн Кеплер». Запуск корабля «Иоганн Кеплер» планировался на декабрь 2010 года, но компания Арианспейс, которая осуществляет запуски с космодрома Куру, отдала предпочтение запуску в декабре 2010 года коммерческого спутника, и перенесла старт корабля «Иоганн Кеплер» на 15 февраля 2011 года. Согласно плану полёта корабль «Иоганн Кеплер» должен приствковааться к МКС 26 февраля 2011 года. Поэтому, чтобы не случилось возможных коллизий, старт шаттла сдвинут на сутки вперёд. В соответствии с новым планом, «Индевор» должен пристыковаться к МКС 1 марта и вернуться на Землю 9 марта 2011 года.

3 декабря 2010 года старт шаттла «Индевор» STS-134, который планировался на 27 февраля в 20 часов 38 минут, переносится на 1 апреля 2011 года в 7 часов 16 минут по Гринвичу. Сдвиг старта вызван переносом старта шаттла «Дискавери» STS-133 с декабря 2010 года на 3 февраля 2011 года.

29 декабря 2010 года По состоянию на конец декабря 2010 года, шаттл «Индевор», предварительная дата старта которого с миссией STS-134 назначена на 1 апреля, должен быть перевезен из ангара в здание вертикальной сборки 8 февраля 2011 года, и на стартовую площадку — 17 февраля. Реализация этого плана зависит от успешности работ по подготовке и запуску шаттла «Дискавери» STS-133, который находится в здании вертикальной сборки, и старт которого назначен на 3 февраля 2011 года.

2011 год

6 января. Из-за продолжающегося ремонта внешнего топливного бака старт шаттла «Дискавери» STS-133 перенесён с 3 февраля на конец февраля. Это вызвало также перенос старта «Индевора» с первого апреля на (ориентировочно) 28 апреля. Точная дата старта будет названа 13 января на заседании руководства программой «Спейс шаттл» в космическом центре имени Джонсона в Хьюстоне.

8 января была тяжело ранена в голову член Конгресса США Габриэль Гиффордс — жена командира экипажа шаттла «Индевор» Марка Келли. Некий Джаред Лофнер открыл стрельбу на встрече с избирателями в торговом центре в Тусоне, штат Аризона. В результате покушения, по предварительным данным, шесть человек убито и двенадцать ранено. Габриэль Гиффордс, как и другие раненые, были доставлены в травматологический центр университета штата Аризона. Как сказал представитель центра Петер Рии (Peter Rhee), Гиффордс получила сквозное ранение в голову и, что после проведенной операции, есть надежда на выздоровление. Марк Келли сразу вылетел из Хьюстона, где он проходит подготовку к назначенному на апрель полёту «Индевор» STS-134, в Тусон. О ранении сенатора Гиффордс было также сообщено брату-близнецу Марка Келли — Скотту Келли, который в это время находился на МКС в качестве командира экипажа МКС-26.

13 января. Командир экипажа Марка Келли остаётся в Тусоне, чтобы быть рядом со своей тяжело раненой женой Габриэлой Гиффордс, состояние которой остаётся критическим. Чтобы не прерывать подготовку к предстоящему в апреле полёту, Марка Келли, со следующей недели (с 17 января), во время тренировочных занятий экипажа заменит астронавт Фредерик Стеркоу. Марк Келли считает правильным, что подготовка экипажа будет продолжена пока без него, и он надеется, вскоре вновь вернуться к предполётным тренировкам. Официально Келли остаётся командиром экипажа. Фредерик Стеркоу заменяет Келли пока только временно.

Менеджеры НАСА назначили новые дату и время старта «Индевора» — 19 апреля в 23 часа 48 минут 34 секунды (19:48:34 по времени космодрома), возвращение на землю — 3 мая в 18 часов 30 минут. Четыре выхода в открытый космос планируются на 23, 25, 27 и 29 апреля. Благоприятное для старта «Индевора» окно продлится с 19 апреля по 3 мая, за исключением периода с 23 по 29 апреля, так как на этот период запланированы отбытие от станции грузового корабля «Прогресс» и прибытие и стыковка следующего корабля «Прогресс». Следующее благоприятное для старта «Индевора» окно откроется в середине июня.

4 февраля на пресс-конференции, которая состоялась в космическом центре имени Джонсона в Хьюстоне, командир экипажа «Индевора» Марк Келли объявил, что с понедельника, 7 февраля, он возобновляет подготовку к полёту. С 8 января Келли находился рядом со своей женой Габриэлой Гиффордс, которая в данный момент проходит реабилитацию в одной из клиник Хьюстона (TIRR Memorial Hermann hospital). Келли не сообщил подробности о состоянии Гиффордс, он сказал только, что она достаточно быстро идёт на поправку, что она всё ещё не говорит, но реагирует на обращения и окружение. Келли заявил, что его решение поддержали родители Гиффордс, её сестра и все члены семьи, и, что он уверен, что его жена поддержала бы его решение.

28 февраля шаттл «Индевор» был перевезён из ангара в здание вертикальной сборки, где он будет соединён с внешним топливным баком ЕТ-122 и твердотопливными ускорителями. Перевозка «Индевора» на стартовую площадку первоначально была намечена на 9 марта.

9 марта перевозка «Индевора» на стартовую площадку была перенесена на сутки и назначена на вечер 10 марта.

В ночь с 10 на 11 марта шаттл «Индевор» был вывезен на стартовую площадку 39А для непосредственной подготовки к старту, назначенному на 19 апреля. Из здания вертикальной сборки шаттл выехал в 0 часов 56 минут (11 марта) ночи по Гринвичу (19 часов 56 минут, 10 марта по времени космодрома на мысе Канаверал). Путь длиною 5,5 км (3,4 мили) шаттл преодолел почти за восемь часов, и в 8 часов 49 минут он был установлен на стартовой площадке..

14 марта на стартовой площадке 39А погиб Джеймс Вэновер (James D. Vanover), сотрудник компании United Space Alliance, которая готовит шаттл «Индевор» к старту. Джеймс Вэновер разбился, сорвавшись с большой высоты. Вэноверу было — 53 года. Инцидент случился в 7 часов 40 минут местного времени. В этот день, после трагедии, все работы на стартовой площадке были отменены. По сведениям AviationWeek и MailOnline Джеймс Вэновер совершил самоубийство. Вэновер работал в компании United Space Alliance с 1982 года. В связи с окончанием программы «Спейс шаттл» и отказом от программы «Созвездие», в компании United Space Alliance предстоят большие сокращения. Предположительно, причиной самоубийства Джеймса Вэновера стала боязнь стать безработным.

23 марта командир экипажа Марк Келли отказался от традиционной предполётной пресс-конференции. Свой отказ он обосновал тем, что он предвидит, что на этой пресс-конференции все вопросы сведутся к его личным, семейным делам, связанным с состоянием его жены Габриэлы Гиффордс, как это произошло 22 марта во время пресс-конференции его брата Скотта Келли, который предстал перед корреспондентами после возвращения с МКС.

24 марта Марк Келли принял участие в совместной пресс-конференции экипажа «Индевора». Касаясь своих личных дел, Келли сказал, что он надеется, что состояние его жены позволит ей присутствовать на космодроме и наблюдать старт «Индевора» .

26 марта в грузовой отсек «Индевора» был помещён контейнер с полезной нагрузкой.

29 марта, для участия в предстартовой тренировке, в космический центр имени Кеннеди прибыл экипаж «Индевора». Астронавты прилетели из Хьюстона на самолётах Т-38. Предстартовая тренировка назначена на пятницу, 1 апреля .

30 марта в 21 час 20 минут над космодромом на мысе Канаверал прошел шторм с градом, но он не нанёс каких-либо повреждений шаттлу. Небольшие повреждения от града получила оболочка внешнего топливного бака. Во время шторма скорость ветра достигала 79 узлов.

4 апреля старт «Индевора» перенесён на 29 апреля в 19 часов 47 минут по Гринвичу (15 часов 47 минут по времени космодрома мыса Канаверал). Перенос был обусловлен тем, что на 27 апреля назначен запуск к станции очередного грузового корабля «Прогресс». Стыковка «Прогресса» со станцией состоится 29 апреля. Если бы «Индевор» стартовал 19 апреля, как это ранее планировалось, то его совместный с МКС полёт продолжался бы до 1 мая. Чтобы избежать возможных коллизий, в то время, когда к станции пристыкован шаттл, приближение к станции и стыковка других кораблей не допускается. НАСА не удалось договориться с Роскосмосом о переноске старта «Прогресса» на более поздний срок. Невозможность переноса старта корабля «Прогресс» связана с доставкой на станцию научных экспериментов, которые зависят от времени. В соответствии с новой датой старта, план полёта предусматривает стыковку 1 мая, приземление 13 мая, а выходы в открытый космос состоятся 3, 5, 7 и 9 мая.

13 апреля предполагалось продлить полёт шаттла «Индевор» на одни сутки. Дополнительные сутки должны были быть добавлены после девятого дня. В этот дополнительный день астронавты должны были работать с системой удаления диоксида углерода на американском сегменте МКС и выполнять другие задания на МКС. 14 апреля было принято решение пока планировать полёт «Индевора» на четырнадцать суток с возможностью продления на одни или двое суток. Решение о продлении полёта будет приниматься уже после старта шаттла. В случае продления полёта «Индевора» на одни сутки, дата приземления будет перенесена с 13 на 14 мая, время приземления — 13 часов 51 минута по Гринвичу (9 часов 51 минута по времени восточного побережья США).

19 апреля Билл Герстенмайер (Bill Gerstenmaier), администратор по космическим операциям НАСА, официально объявил, что миссия «Индевор» STS-134 стартует 29 апреля в 19 часов 47 минут 49 секунд. Обратный предстартовый отсчёт начнётся 26 апреля в 18 часов. Благоприятное для старта «Индевора» окно будет открыто с 29 апреля по 4 мая. Следующее благоприятное окно будет открыто с 8 по 29 мая. На вопрос о наложении старта «Индевора» 29 апреля с днём свадьбы наследника английского престола, Герстенмайер ответил, что НАСА планирует старт, учитывая технические ограничения, а никак не свадебные. Резервная дата и время старта — суббота, 30 апреля, 19 часов 22 минуты.

20 апреля представители Белого дома подтвердили, что Президент США Барак Обама будет присутствовать при старте шаттла «Индевор» в Космическим центре имени Кеннеди. Вместе с Обамой будут также его жена Мишель и их дочери. Последний раз действующий Президент США Билл Клинтон присутствовал при старте шаттла «Дискавери» STS-95 в октябре 1998 года. В соответствии с прогнозом, в день старта ожидается благоприятная для старта погода с вероятностью 80 %..

26 апреля экипаж «Индевора» прибыл в космический центр имени Кеннеди для непосредственной подготовки к старту. Астронавты прилетели из Хьюстона на самолётах Т-38. В 18 часов по Гринвичу начался обратный предстартовый отсчёт.

Врачи разрешили Габриэле Гиффордс присутствовать при старте шаттла «Индевор», на котором её супруг и командир экипажа Марк Келли отправится в космос. Гиффордс будет наблюдать старт, находясь на гостевой трибуне, расположенной в 5,5 километрах (3,4 мили) от стартовой площадки. На этой же трибуне будет Президент США Барак Обама со своё семьёй, а также члены семей астронавтов «Индевора». Ожидается, что последний старт «Индевора» и предпоследний старт шаттла на мысе Канаверал будут наблюдать более 500.000 зрителей.

29 апреля была предпринята первая попытка запуска «Индевора». Время старта — 19 часов 47 минут (15 часов 47 минут местного времени). Согласно прогнозу, на момент старта в районе космодрома ожидалась переменная облачность на высоте 1200 м (4000 Футов), ветер северо-восточный, скорость ветра 6 м/с (12 узлов), порывы до 9 м/с (18 узлов), температура 21°C (70°F).

Запасным аэродромом, в случае не выхода шаттла на орбиту, был аэродром на военно-воздушной базе Истр во Франции, а также в Сарагосе и Мороне (Испания).

Накануне вечером (28 апреля) над космодромом прошел грозовой фронт с молниями и дождём. Работы на старте были приостановлены на четыре часа.

В 10 часов 22 минут началась заливка жидких кислорода и водорода во внешний топливный бак. В 13 часов 30 минут заливка топлива завершена.

В 14 часов 28 минут к МКС пристыковался российский грузовой корабль «Прогресс». Путь для «Индевора» к МКС свободен.

В 16 часов 7 минут была обнаружена неисправность двух нагревателей вспомогательной силовой установки. В 16 часов 19 минут принято решение отложить старт «Индевора». Для устранения неисправности потребуется не менее двух суток. Шаттл оборудован тремя вспомогательными силовыми установками, которые обеспечивают работу гидравлики. Для безопасного полёта достаточно одной силовой установки, но по правилам НАСА, перед стартом все три установки должны быть исправными. Объявлено, что вторая попытка старта состоится не ранее понедельника, 2 мая, в 18 часов 33 минуты по Гринвичу. Президент США Барак Обама с семьёй прилетел в космический центр имени Кеннеди, как и было запланировано в 18 часов. Президент прибыл из района разрушительного торнадо в штате Алабама. Обама побывал в ангаре, в котором осмотрел шаттл «Атлантис», который готовится к последнему полёту по программе Спейс шаттл. Затем Обама направился в здание центра управления полётом, где встретился с астронавтами экипажа шаттла «Индевор» и с членами их семей, в том числе с Габриэлой Гиффордс. Из космического центра Обама улетел в Майами.

1 мая. Устранение неисправности во вспомогательной силовой установке потребовало больше времени, чем рассчитывали специалисты НАСА. Установлено, что неисправность находится в блоке управления, который расположен в труднодоступной кормовой части шаттла. Старт «Индевора» откладывается, по крайней мере, до 8 мая.

2 мая. Для замены неисправного электронного блока и последующего его тестирования требуется дополнительное время, поэтому старт «Индевора» откладывается, по крайней мере, до 10 мая. Время старта — 15 часов 21 минут по Гринвичу, стыковка — 12 мая в 12 часов 20 минут, расстыковка — 22 мая в 5 часов 15 минут, приземление — 24 мая в 9 часов 50 минут. Специалисты не исключают, что старт может быть задержан до 11 мая.

6 мая. Старт «Индевора» задерживается, по крайней мере, до 16 мая. Инженеры НАСА пока не установили причину выхода из строя электронного блока в силовой установке гидравлической системе шаттла. Время старта 16 мая — 12 часов 56 минут по Гринвичу, стыковка — 18 мая в 10 часов, расстыковка — 30 мая в 3 часа, приземление — 1 июня в 6 часов 30 минут. На 23 мая назначено возвращение трёх космонавтов двадцать седьмого экипажа МКС на землю. То есть, отстыковка корабля «Союз ТМА-20», на котором космонавты Дмитрий Кондратьев, Катерина Коулман и Паоло Несполи должны вернуться на землю, будет осуществляться в присутствии экипажа «Индевора» на станции. В связи со сложностями, возникающими при отбытии «Союза», решено продлить полёт «Индевора» на двое суток, вместо 14 суток полёт будет продолжаться 16 суток.

9 мая. Ремонт «Индевора» закончен. НАСА официально объявило, что вторая попытка старта состоится 16 мая в 12 часов 56 минут. Обратный предстартовый отсчёт начнётся 13 мая в 11 часов.

12 мая экипаж «Индевора» вернулся из Хьюстона в космический центр имени Кеннеди для подготовки к старту 16 мая.

13 мая в 11 часов по Гринвичу начался обратный предстартовый отсчет. Вероятность благоприятной для старта погоды в понедельник (16 мая) составляет 70 %. Согласно правилам НАСА во время старта в районе космодрома скорость ветра не должна превышать 8 м/с (15 узлов), а облачность не ниже 2700 м (6000 футов). Такие погодные условия необходимы для безопасного приземления шаттла в случае экстренного прерывания полёта.

Описание полёта

Старт и первый день полёта

12:56 16 мая — 19:56 16 мая

16 мая в 3 часа 36 минут началась закачка жидких кислорода и водорода во внешний топливный бак. Закачка полумиллиона галлонов топлива продолжалась около трёх часов. Внешний топливный бак состоит из двух частей: в верхнюю треть занимает бак для жидкого кислорода, нижние две трети занимает бак для жидкого водорода. Объём кислородного бака — 540000 л (143000 галлонов), а водородного — 1457000 л (385000 галлонов). Температура жидкого кислорода — 148°C(298°F), жидкого водорода — 217°C (423°F). В 6 часов 36 минут закачка топлива во внешний топливный бак была закончена.

После закачки топлива во внешний топливный бак, с помощью инфракрасных сканеров были обследована внешняя поверхность бака на предмет обнаружения льда и возможных утечек.

Погода на мысе Канаверал была благоприятной для старта «Индевора». Благоприятная погода также была и в районе возможной аварийной посадки шаттла в Сарагосе, в районе военно-воздушной базе Морон (Испания) — гроза, в районе военно-воздушной базе Истр (Франция) — сильный ветер.

В 9 часов 12 минут экипаж «Индевора» в специальном автобусе направился к стартовой площадке.

В 9 часов 38 минут астронавты начали размещаться в шаттле. Первым в кабину «Индевора» вошел командир Марк Келли, за ним последовали Эндрю Фьюстел, Грегори Джонсон, Грегори Шамитофф, Майкл Финк и Роберто Виттори.

В 10 часов 20 минут (6 часов 20 минут местного времени) над космодромом взошло солнце.

В 10 часов 52 минуты закрыт люк «Индевора», через который входили астронавты.

На основании последних данных о параметрах орбиты МКС рассчитано временное окно для старта: 08:55:42 — 09:01:29. Официальное время старта — 8 часов 56 минут 28 секунд.

В 11 часов 45 минут обслуживающий персонал покинул стартовую площадку.

В 12 часов 56 минуты 28 секунд «Индевор» стартовал в свой последний космический полёт. В это время МКС пролетела на высоте 354 км (220 миль) над Галифаксом.

Через 87 секунд после старта «Индевор» находился на высоте 17,7 км (11 миль), на расстоянии 19,3 км (12 миль) от стартовой площадки и удалялся со скоростью 2090 км/ч (1300 миль/час). Через 2 минуты 10 секунд после старта отстрелены отработавшие твердотопливные ускорители. Через 2 минуты 30 секунд после старта «Индевор» находился на высоте 59 км (37 миль), на расстоянии 80 км (50 миль) от стартовой площадки и удалялся со скоростью 5150 км/ч (3200 миль/час). Через 4 минуты после старта «Индевор» прошел точку невозврата, для случая аварийной посадки на мысе Канаверал. Через 4 минут 30 секунд после старта «Индевор» находился на высоте 101 км (63 миль), на расстоянии 299 км (186 миль) от стартовой площадки и удалялся со скоростью 8850 км/ч (5500 миль/час). Через 7 минут 33 секунды после старта «Индевор» находился на высоте 103 км (64 миль), на расстоянии 1000 км (630 миль) от стартовой площадки и удалялся со скоростью 21700 км/ч (13500 миль/час).

В 13 часов 5 минут выключены двигатели шаттла и отстрелен внешний топливный бак.

«Индевор» вышел на орбиту с апогеем 219 км (136 миль) и перигеем 58 км (36 миль), наклонение орбиты 51,6°. После коррекции, которая была проведена через полчаса после старта, параметры орбиты составили: апогей 325 км (202 мили), перигей 227 км (141 миля). В 14 часов 29 минут открыт грузовой отсек шаттла. В 14 часов 38 минуты раскрыта антенна Ku диапазона. В 1 час 55 минут астронавты начали тестировать робот-манипулятор.

В 15 часов 49 минут была проведена ещё одна коррекция орбиты. После коррекции параметры орбиты составили: апогей 330 км (205 мили), перигей 323 км (201 миля).

За стартом «Индевора» наблюдала Габриэль Гиффордс — жена командира шаттла Марка Келли. Вместе с ней на трибуне, которая располагается на крыше центра управления полётом, был также брат-близнец Марка Келли — Скотт Келли.

Второй день полёта

03:56 17 мая — 18:56 17 мая

Астронавты проводили стандартное обследование теплозащитного покрытия шаттла с помощью лазерного сканера и высокоразрешающей камеры, установленных на удлинителе робота-манипулятора. Манипулятором управляли Майкл Финк, Грегори Джонсон и Роберто Виттори.

В 8 часов 27 минут удлинитель, с укреплёнными на нём лазерным сканером и высокоразрешающей камерой, был подсоединён к манипулятору шаттла. В 9 часов астронавты начали обследование правого крыла шаттла. В 10 часов 20 минут обследование теплозащитного покрытия было продолжено на носу шаттла, а с 10 часов 44 минут — на левом крыле.

В 12 часов 55 минут обследование теплозащитного покрытия было закончено. Снимки, полученные во время обследования, были переданы в центр управления полётом для оценки состояния покрытия специалистами НАСА. В 13 часов 40 минут удлинитель робота-манипулятора был возвращен на своё место в грузовом отсеке шаттла. Манипулятор был подведён к транспортной платформе № 3, которая находится в грузовом отсеке шаттла.

Астронавты тестировали системы шаттла, которые задействованы при стыковке с МКС.

Майкл Финк и Эндрю Фьюстел перепроверяли скафандры и оборудование для выхода в открытый космос и готовили скафандры для переноски на МКС.

В течение дня командир шаттла Марк Келли и пилот Грегори Джонсон провели две коррекции орбиты «Индевора». После коррекции параметры орбиты составили: апогей 338 км (210 мили), перигей 325 км (202 миля).

В конце дня астронавты развернули стыковочный узел шаттла.

Третий день полёта

02:56 18 мая — 18:56 18 мая

День стыковки с Международной космической станцией.

В 6 часов 8 минут была проведена очередная корректировка орбиты шаттла. После коррекции параметры орбиты составили: апогей 338 км (210 мили), перигей 333 км (207 миль). В 7 часов 14 минут «Индевор» находился на расстоянии 20 км (12,5 мили) от станции. В 7 часов 27 минут «Индевор» находился на расстоянии 15 км (50000 футов) от станции. Заключительная фаза сближения началась в 16 часов 33 минуты, когда была проведена последняя корректировка орбиты шаттла. В это время «Индевор» находился на расстоянии 14 км (9 миль) от станции. Параметры орбиты шаттла: апогей 344 км (214 миль), перигей 338 км (210 миль).

В 8 часов 10 минут «Индевор» был на расстоянии 12 км (39000 футов) от станции, скорость сближения — 1,6 м/сек (10 миль/ч). В 8 часов 15 минут между экипажами «Индевора» и МКС установлена голосовая связь. В 8 часов 48 минут «Индевор» находился на расстоянии 1,6 км (5500 футов) от станции, скорость сближения — 2,4 м/сек (7,9 футов/сек).

В 9 часов 14 минут «Индевор» находился под станцией на расстоянии 195 м (640 футов) от неё. «Индевор» и МКС пролетают над Европой, Россией в сторону Казахстана. В 9 часов 15 минут под управлением командира корабля Марка Келли, «Индевор» начал стандартный переворот перед иллюминаторами модуля «Звезда». Во время переворота, астронавты МКС Кэтрин Коулман и Паоло Несполи вели съёмку теплозащитного покрытия шаттла. Несполи работал с 800-миллимитровой камерой с разрешением в один дюйм. Он снимал места на корпусе шаттла, к которым был прикреплён внешний топливный бак, а также створки закрывающие шасси. Коулман снимала 400-миллиметровой камерой с разрешением в три дюйма. Переворот окончен в 9 часов 24 минуты. Расстояние между «Индевором» и МКС — 142 метра (467 футов). В 9 часов 39 минут «Индевор» находился перед станцией: нос направлен в космос, корма — на Землю, раскрытый грузовой отсек, в котором расположен стыковочный узел, — на МКС. В 9 часов 42 минуты из центра управления полётом дано разрешение на стыковку. В 9 часов 45 минут шаттл и МКС пролетали над Австралией.

В 9 часов 47 минут расстояние между шаттлом и станцией составляло 61 м (200 футов), скорость сближения — 0,06 м/с (0,2 фут/с), в 9 часов 58 минут — 29 м (95 футов) и 0,05 м/с (0,17 фут/с) соответственно, в 10 часов 4 минуты 12 м (40 футов) и 0,03 м/с (0,1 фут/с). В 10 часов 12 минут расстояние между шаттлом и станцией составляло 3 м (10 футов).

В 10 часов 14 минут «Индевор» пристыковался к МКС. Стыковка произошла над южным районом Тихого океана.

В 10 часов 40 минут комплекс шаттл + МКС был развернут на 180° так, чтобы шаттл находился сзади по направлению движения по орбите. В 11 часов 40 минут был открыт люк между «Индевором» и МКС. На орбите встретились экипаж шаттла и 27-й долговременный экипаж МКС: Дмитрий Кондратьев (командир), Кэтрин Коулман, Паоло Несполи, Александр Самокутяев, Андрей Борисенко и Роналд Гаран. Впервые в космосе встретились два итальянских астронавта: Паоло Несполи и Роберто Виттори.

После короткой церемонии встречи астронавты продолжили работу по плану.

Стивен Боуэн и Алвин Дрю перенесли в модуль «Квест» предназначенные для выхода в открытый космос скафандры и инструменты. В 13 часов 30 минут Майкл Финк и Роберто Виттори, с помощью манипулятора шаттла, захватили транспортную платформу, которая находилась в грузовом отсеке шаттла и подняли её. Затем (в 14 часов 43 минуты) транспортная платформа была перехвачена манипулятором станции, которым управляли Грегори Джонсон и Грегори Шэмитофф. Транспортная платформа в 15 часов 59 минут была установлена на предназначенное место на сегменте Р3 левой ветви ферменной конструкции станции.

При изучении изображений теплозащитного покрытия «Индевора» обнаружено семь повреждений, которые находятся на правой стороне днища шаттла, в районе створок шасси и месте крепления внешнего топливного бака. Повреждения были обнаружены на снимках сделанных астронавтами МКС во время переворота «Индевора». Для оценки степени повреждений необходим дополнительный анализ. В случае необходимости в субботу (21 мая) будет проведено дополнительное обследование повреждённых мест.

Четвёртый день полёта

02:56 19 мая — 18:26 19 мая Выгрузка из грузового отсека «Индевора» магнитного альфа-спектрометра и установка его на сегменте S3 правой верви ферменной конструкции станции. Выгрузка спектрометра началась в 7 часов. С помощью манипулятора шаттла, которым управляли Роберто Виттори и Эндрю Фьюстел, альфа-спектрометр был поднят из грузового отсека «Индевора» и перемещён в точку, где его должен перехватить манипулятор станции. Манипулятором станции управляли Грегори Джонсон и Грегори Шамитофф, находившиеся в модуле «Купол». В 7 часов 50 минут спектрометр был передан манипулятору станции. В 8 часов 5 минут манипулятор шаттла был отведён от спектрометра. В дальнейшем, с помощью видеокамеры, установленной на манипуляторе, он использовался для сопровождения перемещения и установки спектрометра на ферменной конструкции станции. В 9 часов 5 минут спектрометр был подведён к месту установки на сегменте S3. В 9 часов 45 минут спектрометр был установлен на ферменной конструкции станции. Астронавты выполнили важнейшее задание своей миссии — доставили и установили прибор стоимостью два миллиарда долларов, весящий около семи с половиной тонн (15 251 фунтов). Магнитный альфа-спектрометр будет круглосуточно в течение всего времени существования МКС вести регистрацию космических лучей. В создании прибора участвовали 600 физиков из 60 университетов 16 стран.

Эндрю Фьюстел и Грегори Шамитофф в модуле «Квест» подготавливали скафандры и инструменты к предстоящему на следующий день выходу в открытый космос, который запланирован на 7 часов 15 минут.

После дополнительного анализа изображений повреждений плиток теплозащитного покрытия шаттла, специалисты НАСА сообщили, что из семи повреждений только два, возможно, потребуют дополнительного обследования, чтобы убедиться в том, что нет необходимости в ремонте повреждений. Наиболее подозрительное повреждение находится возле створки, закрывающей правое шасси шатла. Размер этого повреждения 3,22х2,49 дюйма, глубина — до 0,7 дюйма. В 2007 году «Индевор», у которого было аналогичное повреждение (3,48х2,31х1,12 дюймов), успешно приземлился.

Пятый день полёта

02:26 20 мая — 17:26 20 мая

День первого выхода в открытый космос. Плановая продолжительность выхода — шесть с половиной часов. Выходящие астронавты Эндрю Фьюстел и Грегори Шамитофф. Для Фьюстела это четвёртый выход, для Шамитоффа — первый. Цель выхода — снятие экспериментальных образцов с внешней поверхности станции, установка взамен новых образцов, установка переходников на трубопроводах охладителя и установка коммуникационных антенн беспроводной связи. В 4 часа 50 минут Фьюстел и Шамитофф, находясь в шлюзовом модуле «Квест», начали надевать скафандры. В 6 часов 37 минут началась откачка воздуха из шлюзового модуля. В 7 часов 10 минут был открыт люк шлюзового модуля. Выход начался в 7 часов 10 минут. Координатором выхода был Майкл Финк.

Фьюстел и Шамитофф направились на правую ветвь ферменной конструкции станции, к сегменту S3, где находится транспортная конструкция № 2 (Express Logistics Carrier No. 2). В 7 часов 55 минут астронавты приблизились к сегменту S3 и начали отсоединять кабели от упаковки с экспериментальными материалами MISSE 7. Эта упаковка имеет размер небольшого чемодана (suitcase) и состоит из двух частей А и В. Эти экспериментальные материалы экспонировались в открытом космосе с ноября 2009 года, где были установлены во время выхода в открытый космос астронавтами шаттла «Атлантис» STS-129. В 8 часов 7 минут астронавты сняли упаковку с транспортной конструкции. Астронавты перенесли снятую упаковку экспериментальных материалов в грузовой отсек «Индевора» и закрепили её там для транспортировки на землю. В 8 часов 40 минут астронавты забрали из грузового отсека следующую упаковку с экспериментальными материалами MISSE 8, перенесли её к сегменту S3. В 8 часов 56 минут Фьюстел установил новую упаковку на транспортной конструкции № 2 и подсоединил к ней кабели. В это же время Шамитофф установил на сегменте S3 дополнительную лампу освещения. В 9 часов 23 минуты Шамитофф вернулся к шлюзовому модулю и пополнил запас кислорода в своём скафандре.

В 9 часов 50 минут астронавты переместились к сегменту Р1 и приступили к выполнению второго задания — прокладки шлангов от резервуара с аммиаком к сегменту Р6, на котором установлена одна из панелей солнечных батарей станции. В системе охлаждения на сегменте Р6 была обнаружена утечка. Поэтому было необходимо восполнить потерю аммиака в радиаторе охлаждения сегмента Р6.

Астронавты забрали шланг (длина шланга около 5 м (16 футов)), который находился на сегменте Р4, и протянули его между сегментами Р3 и Р4, затем проложили шланги до сегментов Р1 и Р6. Работа с шлангами была закончена в 10 часов 38 минут. Во время следующего выхода в открытый космос через установленные шланги в систему охлаждения сегмента Р6 будет перекачен аммиак из резервуара, который находится на сегменте Р1.

Следующее задание для Фьюстела и Шамитоффа — установка двух коммуникационных антенн беспроводной связи на внешней стороне модуля «Дестини». В 11 часов астронавты переместились на модуль «Дестини». В 11 часов 23 минуты была установлена первая антенна. В 11 часов 35 минут — вторая. Астронавты должны были подсоединить несколько кабелей к антеннам. В 11 часов 43 минуты вышел из строя датчик уровня диоксида углерода в скафандре Шамитоффа. Руководители полётом приняли решение закончить выход в открытый космос, отложив подсоединение кабелей к антеннам. В 12 часов астронавтам передана команда — заканчивать выход. Астронавты собрали инструменты и в 13 часов вернулись в шлюзовой модуль. В 13 часов 24 минуты был закрыт люк шлюзового модуля.

Выход закончился в 13 часов 29 минут. Продолжительность выхода составила 6 часов 19 минут. Это был 156 выход в открытый космос, связанный с МКС.

Руководство полётом объявило, что 23 мая состоится облёт станции российским кораблём «Союз ТМА-20» и фотографирование комплекса МКС с пристыкованным к ней шаттлом «Индевор». На 23 мая назначено возвращение трёх астронавтом 27-й экспедиции МКС на землю. Дмитрий Кондратьев, Кэтрин Коулман и Паоло Несполи в «Союзе ТМА-20» отстыкуются от станции в 21 час 35 минут, приблизительно на полтора часа раньше планового (без сеанса фотографирования) времени. «Союз» отойдёт от станции на 180 м (600 футов) и приостановится (время — 21 час 41 минута). МКС совершит разворот, приблизительно на 130°, Паоло Несполи, находясь в «Союзе» будет фотографировать под разными углами станцию с пристыкованным к ней «Индевором». Сеанс фотографирования продолжится до 22 часов 6 минут. Управлять «Союзом» в ручном режиме будет командир корабля Дмитрий Кондратьев. В 22 часа 15 минут «Союз» начнёт удаляться от станции. Приземление «Союза» запланировано на 2 часа 26 минут 24 мая.

В этот день астронавты переносили привезённое оборудование и материалы из «Индевора» в станцию.

Руководством полёта принято решение о проведение дополнительного, более детального, обследования повреждения плиток теплозащитного покрытия. Это обследование будет проведено в шестой день полёта.

Шестой день полёта

01:26 21 мая — 17:26 21 мая

Дополнительное обследование повреждений теплозащитного покрытия шаттла. Грегори Джонсон и Роналд Гаран, находясь в модуле «Купол», управляли роботом-манипулятором станции. В 4 часа 50 минут с помощью манипулятора станции был захвачен удлинитель, который находился в грузовом отсеке «Индевора». Удлинитель был поднят и перенесён в точку, в которой к нему был также подведён манипулятор шаттла, которым управляли Роберто Виттори и Эндрю Фьюстел. В 5 часов 20 минут удлинитель был подсоединён к манипулятору шаттла. В 7 часов 20 минут высокоразрешающие камеры и лазерный сканер, которые установлены на конце удлинителя, были подведены под днище «Индевора». В 7 часов 34 минуты началось фотографирование и сканирование повреждённых участков теплозащиты шаттла. Фотографирование и сканирование проводились под различными углами, чтобы получить объёмное изображение повреждённых участков. В 8 часов 30 минут обследование повреждённого участка теплозащитного покрытия шаттла было закончено. Данные обследование переданы в центр управления полётом. В 8 часов 50 минут удлинитель манипулятора был возвращён в грузовой отсек.

В 11 часов 11 минут начался разговор астронавтов и космонавтов «Индевора» и МКС с Римским Папой Бенедиктом XVI, который разговаривал с астронавтами, находясь в библиотеке Ватикана. Бенедикт XVI говорил о роли науки и технологии в решении проблем на земле и вовлечении молодёжи в эту деятельность. Бенедикт XVI пожелал выздоровления Габриэль Гиффордс, жене командира «Индевора» Марка Келли, и выразил соболезнование итальянскому астронавту Паоло Несполи в связи со смертью его матери, которая скончалась 2 мая в пригороде Милана, в то время как он находился в космосе. Папа говорил на английском и итальянском языках. Разговор продолжался около двадцати минут. Это был первый разговор Римского Папы с космонавтами находящимися в космосе. В этот день астронавты имели дополнительное время отдыха.

Эндрю Фьюстел и Майкл Финк подготавливали скафандры и инструменты к предстоящему на следующий день второму выходу в открытый космос.

После анализа дополнительных, более чётких изображений, полученных после целенаправленного обследования повреждённого участка теплозащитного покрытия, специалисты НАСА пришли к выводу, что повреждения не представляют опасности для шаттла. Наибольшее повреждение представляет собой выбоину размером 6,17х7,49 см (2,43х2,95 дюйма) и глубиной до 2,26 см (0,89 дюйма). С таким повреждением нагрев алюминиевой конструкции корпуса шаттла, находящейся непосредственно под выбоиной, при торможении в атмосфере, возможен до 104°C (219°F). Допустимая температура — 177 °C (350 °F). Никаких дополнительных мероприятий, связанных с повреждениями, проводиться не будет. «Индевор» будет приземляться «так как есть».

Седьмой день полёта

01:26 22 мая — 16:56 22 мая

День второго выхода в открытый космос. Плановая продолжительность выхода — шесть с половиной часов. Основные цели выхода — перекачка аммиака в радиатор системы охлаждения сегмента Р6 и обслуживание и смазка механизмов вращения панели солнечных батарей станции. Выходящие астронавты Эндрю Фьюстел и Майкл Финк. Для Фьюстела это пятый выход, для Финка — седьмой. Все шесть выходов в открытый космос Майкл Финк совершил из МКС по российской программе в российских скафандрах. Сегодняшний выход для Финка — первый выход по американской программе в американском скафандре.

В 3 часа 50 минут астронавты начали надевать скафандры. В 5 часов 33 минуты началась откачка воздуха из шлюзовой камеры. Выход начался в 6 часов 5 минут.

Астронавты выбрались из шлюзового модуля и направились на левую ветвь ферменной конструкции станции. Астронавты подключили последний отрезок шланга для перекачки аммиака между сегментами Р3 и Р4. В 7 часов 10 минут астронавты начали тестировать проложенные шланги на предмет отсутствия утечек. В 7 часов 16 минут Фьюстел открыл вентиль, и перекачка аммиака началась. В общей сложности из резервуара на сегменте Р1 в систему охлаждения сегмента Р6 было перекачено около 2,27 кг аммиака. В 7 часов 57 минут перекачка аммиака была окончена и Фьюстел начал отключать и продувать шланги от остатков аммиака.

В 7 часов 30 минут Финк начал снимать крышки с механизма вращения солнечной батареи для его обслуживания. В 8 часов Финк уронил один из болтов, который улетел в открытый космос. Финк был вынужден приостановить снятие крышек из-за опасения, что шайба из под болта могла попасть в механизм вращения. После обсуждения проблемы, руководитель полёта разрешил Финку снять ещё две крышки, чтобы обеспечить минимальный доступ для проведения смазки механизмов.

В 9 часов 24 минуты Фьюстел закончил работу с отключением и размонтированием шлангов и присоединился к Финку. В 9 часов 32 минуты с механизма вращения были сняты четыре из планировавшихся шести крышек. В 9 часов 57 минут Финк с помощью специального пистолета начал смазку механизма вращения солнечной батареи. Затем астронавты свернули шланги для перекачки аммиака. В 11 часов работа с шлангами была окончена.

Тем временем солнечная батарея, механизм которой обслуживают астронавты, была повёрнута на 200°, чтобы астронавты смогли смазать механизм с другой стороны. Разворот панели солнечной батареи продолжался около сорока пяти минут. В это время Финк и Фьюстел выполняли другие работы. Фьюстел установил защитную крышку на объектив одной из камер робота «Декстр», а Финк работал на сегменте S1. В 12 часов 20 минут астронавты вернулись к обслуживанию механизма вращения. В 13 часов 16 минут обслуживание было окончено. Астронавты вновь установили три защитные крышки механизма, четвёртую крышку они забрали с собой, чтобы разобраться с причиной, по которой болт выскочил из своего места. Продолжительность выхода уже почти на час превысила запланированную (6 часов 30 минут). В 14 часов 5 минут астронавты вернулись в шлюзовой модуль.

Выход закончился в 14 часов 12 минут. Продолжительность выхода составила 8 часов 7 минут. Это был 157 выход в открытый космос, связанный с МКС. Суммарное время выходов в открытый космос Фьюстела составило 35 часов 24 минуты, Финка — 34 часа 19 минут.

В 15 часов 41 минуту на МКС произошла смена командира экипажа: Дмитрий Кондратьев, командир 27 экипажа МКС, передал командование Андрею Борисенко — командиру 28 экипажа МКС.

Восьмой день полёта

01:56 23 мая — 16:26 23 мая

В этот день астронавты имели время для отдыха. В этот день трое из шести членов экипажа МКС в корабле «Союз ТМА-20» возвращаются на землю. В 2 часа 45 минут начался разговор командира «Индевора» Марка Келли и Майкла Финке с учащимися начальной школы города Тусон, штат Аризона. Именно в Тусоне 8 января одиночный стрелок убил 6 человек и ранил несколько человек, в том числе Габриэль Гиффордс, жену Марка Келли. Среди погибших была также девятилетняя школьница Кристина Тэйлор-Грин (Christina Taylor-Green). Всего в беседе с астронавтами приняли участие более четырёхсот учащихся.

В 13 часов 30 минут состоялся телефонный разговор двух итальянских астронавтов Паоло Несполи и Роберто Виттори с президентом Италии Джорджо Наполитано. Дмитрий Кондратьев, Катерина Коулман и Паоло Несполи перешли в корабль «Союз ТМА-20», и в 18 часов 45 минут был закрыт люк между МКС и «Союзом». В 21 час 35 минут «Союз ТМА-20» отстыковался от модуля «Рассвет». Впервые корабль «Союз» отстыковался от МКС в присутствии шаттла. В 21 час 42 минуты «Союз» отошел от станции на расстояние около 180 м (600 футов). Паоло Несполи перебрался из спускаемого отсека корабля «Союз» в бытовой отсек. В 21 час 52 минуты Несполи начал фотографирование МКС через иллюминатор «Союза». Во время фотографирования, станция совершала поворот на 130°, чтобы Несполи мог бы снять МКС с пристыкованным к ней шаттлом с разных ракурсов. В 22 часа 20 минут сеанс фотографирования был окончен, был включен двигатель «Союза» и он ушел от станции. Через четыре часа «Союз ТМА-20» должен приземлиться недалеко от Джезказгана, в Казахстане.

Девятый день полёта

00:26 24 мая — 15:56 24 мая

Корабль «Союз ТМА-20» с космонавтами на борту успешно приземлился в 2 часа 27 минут.

Второй день подряд астронавты имели время для отдыха. Это было связано с организацией отбытия трёх космонавтов из экипажа МКС и организацией распорядка дня экипажей МКС и «Индевора». До этого дня распорядок дня экипажа МКС был сдвинут на несколько часов по отношению к распорядку дня экипажа «Индевора». Этот сдвиг был предопределён подготовкой части экипажа МКС к возвращения на землю.

Астронавты Грегори Джонсон и Грегори Шэмитофф провели пресс-конференцию с телевизионными каналами KPIX-TV и KGO-TV из Сан-Франциско и радиоканалом KFBK Radio из Сакраменто. Началась пресс-конференция в 4 часа 40 минут.

Марк Келли, Грегори Шэмитофф и Майкл Финк отвечали на вопросы корреспондентов из Питсбурга и Хьюстона. Марк Келли, Майкл Финк с астронавтом экипажа МКС Роналдом Гараном занимались обслуживанием системы удаления диоксида углерода из атмосферы станции в модуле «Транквилити». Грегори Шэмитофф и Майкл Финк заменили фильтр в генераторе кислорода.

Эндрю Фьюстел и Майкл Финк подготавливали скафандры и инструменты к предстоящему на следующий день третьему выходу в открытый космос.

Десятый день полёта

23:56 24 мая — 15:56 25 мая

День третьего выхода в открытый космос. Плановая продолжительность выхода — шесть с половиной часов. Выходящие астронавты Эндрю Фьюстел и Майкл Финк. Для Фьюстела это шестой выход, для Финка — восьмой. Цель выхода — подключение кабелей к антеннам беспроводной связи, которые были установлены во время первого выхода в открытый космос. Установка на левой стороне российского модуля «Заря» коннектора (Power and data grapple fixture, PDGF), который в дальнейшем будет использоваться манипулятором станции (Канадарм). Прокладка дополнительного силового кабеля между американским и российским сегментами станции.

В 3 часа 35 минут Фьюстел и Финк были уже в скафандрах. В 5 часов 12 минут началась откачка воздуха из шлюзовой камеры.

Выход начался в 5 часов 43 минуты. Грегори Шэмитофф координировал работу астронавтов за бортом. Астронавты направились к модулю «Заря». Майкл Финк имеет опыт работы на внешней поверхности российского сегмента станции. Этот опыт Финк накопил во время выходов в открытый космос по российской программе, будучи участником двух долговременных экипажей МКС. Модуль «Заря» — это первый модуль МКС, он находится в космосе с 1998 года. В 6 часов 20 минут астронавты добрались да места и начали снимать несколько слоев термоизоляции, под которой находится площадка, где будет установлен коннектор для манипулятора станции. В 6 часов 40 минут Фьюстел и Финк возвратились в шлюзовой модуль, чтобы забрать коннектор, который имеет круглую форму диаметром около одного метра. В 6 часов 50 минут астронавты вернулись на модуль «Заря» и начали установку коннектора. В 6 часов 59 минут установка была закончена. Астронавты подключили к коннектору силовые и информационные кабели. Астронавты подключили к коннектору также оптоволоконный кабель, по которому будет передаваться видеосигнал. В 7 часов 25 минут работы по установке и подключению коннектора были закончены. Манипулятор станции получил ещё одну базовую точку, на которую он сможет переместиться и работать на российском сегменте станции. В 7 часов 45 минут Фьюстел и Финк перешли ко второму заданию — прокладка резервного силового кабеля на левой стороне станции от американского сегмента к российскому. В 8 часов 43 минуты астронавты на модуль «Дестини» и начали подключать кабели к антеннам беспроводной связи, которые были установлены во время первого выхода в открытый космос. В 9 часов 20 минут это задание было выполнено.

В 9 часов 40 минут Фьюстел и Финк проложили ещё один резервный силовой кабель на правой стороне станции.

Выход прошел без задержек с опережение графика. Астронавты получили дополнительные задания. Фьюстел с помощью инфракрасной камеры делал снимки эксперимента на транспортной платформе № 3. Финк устанавливал теплоизоляцию на резервуаре с газом высокого давления. В 12 часов 3 минуты дополнительные задания были выполнены. Астронавты направились в шлюзовую камеру. В 12 часов 33 минуты был закрыт люк шлюзовой камеры.

Выход закончился в 12 часов 37 минут. Продолжительность выхода составила 6 часов 54 минуты. Это был 158 выход в открытый космос, связанный с МКС, 247 американский выход, 117 выход из МКС.

Суммарное время выходов в открытый космос Фьюстела составило 42 часа 18 минут, Финка — 41 час 13 мнут.

Одиннадцатый день полёта

23:56 25 мая — 15:56 26 мая Астронавты проводили заключительное послеполётное обследование теплозащитного покрытия «Индевора». Это обследование должно подтвердить, что теплозащита шаттла не была повреждена микрометеоритами или космическим мусором. Обследование началось в 2 часа. Обследование проводилось с помощью камер и сканера, установленных на удлинителе манипулятора шаттла. В первую очередь было обследовано правое крыло шаттла.

С 3 часов, в течение получаса, командир «Индевора» Марк Келли давал интервью телевизионным каналам города Тусон.

В 4 часа 30 минут было закончено обследование правого крыла шаттла. Астронавты перешли к обследованию носа шаттла, затем левого крыла. Обследование было закончено в 6 часов 20 минут.

Майкл Финк и Грегори Шэмитофф подготавливали скафандры и инструменты к предстоящему на следующий день четвёртому выходу в открытый космос.

Двенадцатый день полёта

23:56 26 мая — 15:56 27 мая

В этот день Майкл Финк превзошел рекорд суммарной продолжительности космических полётов для американских астронавтов. До этого дня рекорд удерживала Пегги Уитсон — 376 суток 17 часов. До конца полёта (1 июня) суммарная продолжительность космических полётов Майкла Финка составит около 382 суток. Абсолютный рекорд принадлежит российскому космонавту Сергею Крикалёву — 803 суток 9 часов 42 минуты.

День четвёртого выхода в открытый космос. Плановая продолжительность выхода — шесть с половиной часов. Выходящие астронавты Майкл Финк и Грегори Шэмитофф. Для Финка это девятый выход, для Шэмитофф — второй. Цель выхода — переноска и установка удлинителя (длина удлинителя около 15 м) манипулятора шаттла на ферменной конструкции станции. Второе задание — снятие коннектора манипулятора с сегмента Р6, переноска его на сегмент S1. В 1 час 50 минут Финк и Шэмитофф начали одевать скафандры. Им помогали Марк Келли, Эндрю Фьюстел и Роналд Гаран. Подготовка к выходу проходила с опережением графика, поэтому начало выхода перепланировано на полчаса раньше (вместо 4 часов 45 минут на 4 часов 15 минут). В 3 часа 44 минут началась откачка воздуха из шлюзового модуля. Выход начался в 4 часа 15 минут. Астронавты направились на правую ветвь ферменной конструкции станции. В это же время удлинитель, с помощью манипулятора станции был поднят из грузового отсека «Индевора» и перенесён к месту установки. В 5 часов 9 минут удлинитель был над местом, где он должен быть установлен. В 5 часов 15 минут Финк и Шэмитофф начали закреплять удлинитель на сегменте S1. В 5 часов 37 минут манипулятор станции, которым управлял Грегори Джонсон, был отсоединён и отведён от удлинителя. В 5 часов 42 минуты удлинитель был закреплён на сегменте S1. Астронавты начали отключать кабели от удлинителя и заземлять его.

В 6 часов 20 минут Шэмитофф закрепил себя на роботе-манипуляторе станции и начал перемещаться на противоположную (левую) ветвь ферменной конструкции станции, к сегменту Р6. В ту же сторону направился и Финк. В 6 часов 49 минут астронавты добрались до сегмента Р6, расположенного на самом дальнем краю ферменной конструкции станции. Астронавты открутили четыре болта, удерживающие коннектор на сегменте Р6. В 7 часов 16 минут Финк, с привязанным к нему коннектором, отправился в обратный путь к сегменту Р3. На сегменте Р3 Финк передал коннектор Шэмитоффу, который закреплён на манипуляторе. В 8 часов 3 минуты астронавты направились к сегменту S1. В 8 часов 19 минут Шэмитофф начал откручивать шесть болтов, чтобы снять коннектор с удлинителя. В 8 часов 31 минуту место для установки коннектора — свободно. Из центра управления передали, что астронавты отстают от графика на 45 минут. 9 часов 15 минут замена коннектороа на удлинителе манипулятора завершена. Теперь манипулятор станции может использовать удлинитель на полную длину — 15 метров (50 футов). Ранее планировалось, что снятый с удлинителя коннектор должен был быть помещён в грузовой отсек шаттла, но из-за отставания от графика решено — оставить коннектор в шлюзовом модуле станции. Шэмитов отправился к шлюзовому модулю, чтобы пополнить запас кислорода. Затем астронавты направились к транспортной платформе (ELC-3) на сегменте Р3. В 10 часов 16 минут Финк начал отвинчивать запасной удлинитель, который доставлен на станцию на транспортной платформе. В 10 часов 32 минуты работа была завершена. Астронавты направились в шлюзовой модуль. В 11 часов 24 минут астронавты вернулись в шлюзовой модуль и закрыли люк.

Выход закончился в 11 часов 39 минут. Продолжительность выхода составила 7 часов 24 минуты. Это был 159 выход в открытый космос, связанный с МКС, 248 американский выход, 118 выход из МКС. Суммарное время выходов в открытый космос Финка составило 48 часов 37 минут, Шэмитоффа — 13 часов 43 мнуты.

Общее время четырёх выходов в открытый космос осуществленных во время миссии составило 28 часов 44 минуты. Общее время 159 выходов в открытый космос, связанных с МКС, в которых участвовали астронавты и космонавты из США, России, Европейских стран, Японии и Канады, составило 1002 часа 37 минут.

После анализа изображений, полученных в ходе послеполётного обследования, объявлено, что «Индевор» может безопасно приземляться, теплозащитное покрытие не имеет повреждений, угрожающих безопасности астронавтов.

Тринадцатый день полёта

23:56 27 мая — 15:56 28 мая

В 1 час 15 минут начался разговор командира шаттла Марка Келли и пилота Грегори Джонсон со студентами и преподавателями университета штата Аризона.

В 12 часов 46 минут Грегори Джонсон отвечал на вопросы корреспондентов телевизионных каналов штатов Мичиган и Огайо.

Астронавты занимались ремонтом системы очистки атмосферы станции от диоксида углерода, паковали скафандры и инструменты, которые использовались для выходов в открытый космос, переносили оборудование и материалы из шаттла в станцию и в обратном направлении.

Четырнадцатый день полёта

23:56 28 мая — 15:26 29 мая

Астронавты заканчивали переноску оборудования и материалов из шаттла в станцию и в обратном направлении. С помощью двигателей «Индевора» орбита станции была поднята на 945 м (3100 футов).

Подготовка к закрытию люка между станцией и шаттлом и к отстыковке. Вскоре после 11 астронавты шаттла попрощались с экипажем станции. В 11 часов 23 минуты был закрыт люк между станцией и шаттлом. Люк между станцией и шаттлом был открыт в течение 10 суток 23 часов 45 минут.

Пятнадцатый день полёта

23:26 29 мая — 14:56 30 мая

После расстыковки запланировано испытание новой системы навигации (Sensor Test for Orion Relative Navigation Risk Mitigation, STORRM), которая разрабатывается в НАСА для следующего поколения космических кораблей. Новая система состоит из высокоразрешающей камеры и лазера, которые расположены в грузовом отсеке «Индевора», и программного обеспечения. Система предназначена для измерения расстояния и скорости сближения между двумя космическими аппаратами во время стыковки. Система действует на расстоянии от 8 км (5 миль) до 1,8 м (6 футов). Ко времени расстыковки, устройство записи информации от камеры вышло из строя, поэтому камера была выключена.

В 3 часа 19 минут комплекс шаттл+МКС был развернут на 180°, в положение — шаттл впереди станции по направлению движения. Расстыковка в 12 часов. В 12 часов 29 минут начало облёта станции.

Отстыковка шаттла «Индевор» от МКС состоялась в 3 часа 55 минут. В это время шаттл и станция пролетали над Боливией. Общее время в состыкованном состоянии составило 11 суток 17 часов 41 минута. Это был двенадцатый визит «Индевора» к МКС.

В 4 часа 8 минут «Индевор» удалился на 55 м (180 футов) от станции. В 4 часа 10 минут расстояние между «Индевор» и МКС составляло 122 м (400 футов).

В 4 часа 22 минуты под управлением пилота Грегори Джонсона «Индевор» начал традиционный круговой облёт МКС. В 4 часа 22 минуты «Индевор» находился на расстоянии 149 м (490 футов) от станции. В 4 часа 32 минуты «Индевор» находился над МКС. В 4 часа 42 минуты «Индевор» находился сзади станции, станция и «Индевор» пролетали над Вьетнамом. В 4 часа 55 минут «Индевор» находился под станцией. В это время «Индевор» и станция пролетали над Австралией. В 5 часов 8 минут «Индевор» находился впереди станции на расстоянии 213 м (700 футов), и заканчивал облёт станции. Были включены двигатели шаттла и он удалился от станции. В 5 часов 34 минуты второй раз были включены двигатели шаттла и он ушел от станции. «Индевор» находился на расстоянии 1800 м (6000 футов) — позади и над станцией. В 5 часов 33 минуты «Индевор» находился на расстоянии 3 км (10000 футов) от станции. В 6 часов 39 минут двигатели «Индевора» были включены и он вновь начал приближаться к станции с целью тестирования новой системы навигации. Возвращение к станции осуществлялось под контролем системы навигации шаттла, новая система использовалась только для сбора информации. В 7 часов 3 минуты «Индевор» находился на расстоянии около 9 км (30000 футов) позади станции, в это время была проведена коррекция траектории сближения. В 7 часов 22 минуты «Индевор» находился на расстоянии около 5,5 км (18000 футов) позади станции. В 7 часов 32 минуты «Индевор» находился на расстоянии около 3,1 км (10200 футов) от станции. В 8 часов «Индевор» находился на расстоянии около 1,6 км (1 миля) от станции. «Индевор» и станция пролетали над югом Австралии. В 8 часов 22 минуты «Индевор» находился на расстоянии около 300 м (1000 футов) под станцией. В 8 часов 25 минут «Индевор» находился на минимальном расстоянии от станции — 290 м (950 футов). В 8 часов 39 минут были включены двигатели «Индевора» и он окончательно ушёл от станции.

Шестнадцатый день полёта

22:56 30 мая — 13:56 31 мая

Астронавты готовились к возвращению на Землю. Они проверяли системы «Индевора», задействованные при приземлении, укладывали инструменты и приборы.

В 1 час 7 минут началась пресс-конференция экипажа «Индевора». Астронавты отвечали на вопросы корреспондентов ABC News, CBS News, CNN, NBC News и FOX News Radio.

Прогноз погоды благоприятный для приземления «Индевора». Согласно прогнозу во Флориде в среду, 1 июня, ожидался ветер 3,1 м/с (6 узлов), порывы до 5,1 м/с (10 узлов), высота облачного покрова 609 м (2000 футов).

В Калифорнии, в районе запасного места приземления на военно-воздушной базе Эдвардс, 1 июня ожидалась благоприятная погода. 1 июня приземление планировалось только во Флориде, на взлётно-посадочной полосе № 15 в космическом центре имени Кеннеди. Возможность приземления в Калифорнии принималось во внимание, начиная с четверга, 2 июня. Ресурсов шаттла было достаточно для продолжения полёта до 4 июня. 1 июня «Индевор» имел две возможности приземления во Флориде:

• виток 248, тормозной импульс в 5 часов 29 минут, приземление в 6 часов 35 минут
• виток 249, тормозной импульс в 7 часов 6 минут, приземление в 8 часов 11 минут.

2 июня «Индевор» имел две возможности приземления во Флориде:

• виток 263, тормозной импульс в 4 часа 20 минут, приземление в 5 часов 23 минут
• виток 264, тормозной импульс в 5 часов 56 минут, приземление в 6 часов 58 минут.

2 июня «Индевор» имел две возможности приземления в Калифорнии:

• виток 265, тормозной импульс в 7 часов 26 минут, приземление в 8 часов 28 минут
• виток 266, тормозной импульс в 9 часов 1 минута, приземление в 10 часов 3 минуты.

Семнадцатый день полёта

22:56 31 мая — 06:35 1 июня

В 1 час 30 минут экипаж «Индевора» приступил к последним приготовлениям к возвращению на землю. «Индевору» предстояла ночная посадка — 2 часа 35 минут ночи по времени космодрома. На прямой связи с экипажем «Индевора» находится кэпком Барри Уилмор.

Астронавт Фредерик Стеркоу, который на самолёте Т-38 наблюдал динамику развития погоды в районе космодрома, сообщил, что погодные условия остаются благоприятными для приземления: переменная облачность на высоте от 760 м (2500 футов) до 7600 м (25000 футов), скорость ветра 3,1 м/с (6 узлов) порывы до 5,1 м/с (10 узлов).

В 2 часа 48 минут был закрыт грузовой отсек «Индевора». В 3 часа 57 минут астронавты начали надевать скафандры.

В 4 часа 45 минут руководитель полёта принял решение о приземлении «Индевора» на 248 витке в 6 часов 35 минут. В 4 часа 45 минут «Индевор» пролетал над северной Атлантикой и начал свой последний виток вокруг земли. Далее он двигался в сторону Европы, России, Индии и Индийского океана. В 5 часов 10 минут «Индевор» развернулся перед тормозным импульсом.

Двигатели на торможение были включены в 5 часов 29 минут и отработали 2 минуты 38 секунд. «Индевор» сошёл с орбиты и устремился к земле. В 5 часов 45 минут «Индевор» пролетел над югом Австралии. В 5 часов 50 минут высота полёта — 267 км (166 миль). В 5 часов 54 минуты высота — 215 км (134 миль). В 5 часов 55 минут «Индевор» развернулся в положение для входа в атмосферу: днищем вниз, нос — вперёд и вверх под углом 40°. В 5 часов 58 минут высота — 172 км (107 миль). В 6 часов 3 минуты высота — 122 км (40000 футов), скорость М=25, «Индевор» вошёл в верхние слои атмосферы. В 6 часов 8 минут «Индевор» находился на высоте 80 км (50 миль), на расстоянии 5953 км (3700 миль) от места приземления, его скорость — 27353 км/ч (17000 миль/ч) и пролетал над Тихим океаном в направлении юго-запад — северо-восток. В 6 часов 11 минут «Индевор» находился на высоте 72 км (45 миль), на расстоянии 4666 км (2900 миль) от места приземления, его скорость — 26065 км/ч (16200 миль/ч). В 6 часов 12 минут «Индевор» пересекает экватор, западнее Галапагосских островов. В 6 часов 16 минут «Индевор» находился на высоте 67 км (42 мили), на расстоянии 2500 км (1546 мили) от места приземления, его скорость — 22526 км/ч (14000 миль/ч). В 6 часов 16 минут «Индевор» пролетел над югом Мексики, затем над Карибским морем западнее Кубы. В 6 часов 22 минуты «Индевор» находился на высоте 51 км (32 мили), на расстоянии 740 км (460 мили) от места приземления, его скорость — 11745 км/ч (7300 миль/ч). В 6 часов 25 минут «Индевор» находился на высоте 42 км (26 мили), на расстоянии 391 км (243 мили) от места приземления, его скорость — 7400 км/ч (4600 миль/ч). «Индевор» достиг Флориды. В 6 часов 29 минут «Индевор» находился на высоте 22 км (14 миль), на расстоянии 111 км (69 миль) от места приземления, его скорость — М=1,9. Под управлением Марка Келли, «Индевор» сделал разворот на 245° и в 6 часов 35 минут опустился на взлётно-посадочную полосу № 15 космического центра имени Кеннеди. Полёт продолжался 15 суток 17 часов 38 минут. «Индевор» пролетел 10,5 млн км (6510221 миль).

В 7 часов 20 минут астронавты покинули шаттл и проследовали в специальный автобус, где они прошли медицинский осмотр. В 8 часов 14 минут астронавты вышли на ВПП и совершили традиционный обход своего корабля.

Итоги

«Индевор» двадцать пятый раз вернулся из космоса. Первый полёт «Индевор» совершил в мае 1992 года. За 25 полётов «Индевор» совершил 4671 витков вокруг земли, провел в космосе 299 суток и преодолел 198 млн км (122883151 миль).

Это был третий полёт Майкла Финка, его суммарное (за три полёта) время в космосе составило 381 сутки 15 часов 10 минут (9159 часов 10 минут). Это время является рекордным для американских астронавтов.

По окончании полета шаттл «Индевор» встанет на вечную стоянку в Калифорнийском научном центре в Лос-Анджелесе.

См. также

• Индевор (шаттл)
• Спейс Шаттл

Отрывок, характеризующий STS-134

– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.