Схеффер, Рудольф Херман Христиан Карел
Поделись знанием:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
(перенаправлено с «Scheff.»)
| |||||||||||||||||||
Рудольф Херман Христиан Карел Схеффер (нидерл. Rudolph Herman Christiaan Carel Scheffer[1][2], 1844 — 1880) — нидерландский ботаник[2], директор Богорского ботанического сада[2].
Биография
Рудольф Херман Христиан Карел Схеффер родился 12 сентября 1844 года[1][2][3].
Он обучался в Утрехтском университете[2].
После получения высшего образования в 1867 году Шеффер приплыл на Яву в ноябре того же года[2].
С 1868 года и до своей смерти он занимал должность директора Богорского ботанического сада, который в тот период носил название «Национальный бейтензоргский ботанический сад» (нидерл. S'Lands Plantentiun te Buitenzorg; Бейтензорг — голландское название Богора)[2].
В 1876 году Схеффер основал Экономический Сад и Сельскохозяйственную Школу[2].
Рудольф Херман Христиан Карел Схеффер умер 9 марта 1880 года[1][2][3].
Научная деятельность
Рудольф Херман Христиан Карел Схеффер специализировался на семенных растениях[1].
Научные работы
- Observationes Phytografica. 1868.
- Sur quelques Palmiers du groupe des Arécimées. 1871.
- Annales du jardin botanique de Buitenzorg. 1876.
Напишите отзыв о статье "Схеффер, Рудольф Херман Христиан Карел"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=9034-1&show_history=false&output_format=normal International Plant Names Index: Rudolph Herman Christiaan Carel Scheffer (1844—1880)]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.nationaalherbarium.nl/fmcollectors/s/SchefferRHCC.htm Nationaal Herbarium Nederland: Rudolph Herman Christiaan Carel Scheffer]
- ↑ 1 2 Barnhart, J.H. Biographical Notes Upon Botanists. — Т. 3. — С. 223.
Литература
- Barnhart, J.H. Biographical Notes Upon Botanists. — Т. 3. — С. 223.
Ссылки
- [www.nationaalherbarium.nl/fmcollectors/s/SchefferRHCC.htm Nationaal Herbarium Nederland: Rudolph Herman Christiaan Carel Scheffer] (англ.)
Отрывок, характеризующий Схеффер, Рудольф Херман Христиан Карел
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
