She Loves You

«She Loves You»
Сингл The Beatles
Сторона «А»	She Loves You
Сторона «Б»	I’ll Get You
Выпущен	23 августа 1963 (Великобритания) 16 сентября 1963 (США)
Формат	7”
Записан	1 июля 1963
Жанр	поп-рок
Длительность	2:17
Продюсер	Джордж Мартин
Композитор	Леннон/Маккартни
Автор песни	Леннон/Маккартни
Лейбл	Parlophone R5055 (Великобритания) Swan 4152 (США)
Места в чартах
№ 1 Великобритания, США, Канада, Норвегия, Новая Зеландия
Хронология синглов The Beatles
«From Me to You» (1963) «She Loves You» (1963) «I Want to Hold Your Hand» (1963)

RS	[www.rollingstone.com/music/lists/the-500-greatest-songs-of-all-time-20110407/the-beatles-she-loves-you-20110525 Позиция №64] в списке 500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone

«She Loves You» (с англ. — «Она любит тебя») — песня британской группы The Beatles. Написана Джоном Ленноном и Полом Маккартни; автором идеи был Маккартни. Выпущена в августе 1963 года в качестве четвёртого сингла группы.

Сингл занимал на протяжении нескольких недель первые места в чартах Великобритании, США, Норвегии и других стран. «She Loves You» стала одной из пяти песен The Beatles, которые в апреле 1964 года одновременно занимали пять верхних строчек в американском национальном хит-параде. Релиз стал самым продаваемым синглом в Великобритании в 1960-х и самым продаваемым синглом The Beatles за всю историю. Британский журнал New Musical Express в 1976 году в списке «Лучшие синглы всех времён» поставила «She Loves You» на 60 место. В ноябре 2004 года в списке 500 величайших песен всех времён музыкального журнала Rolling Stone композиция «She Loves You» заняла 64-е место. В октябре 2005 года журнал Uncut в списке песен, изменивших мир, поместил «She Loves You» на третью позицию — после «Heartbreak Hotel» Элвиса Пресли и «Like a Rolling Stone» Боба Дилана. Журнал Q включил «She Loves You» в список «1010 песен, которые должны быть у тебя».

История написания песни

Летом 1963 года группа The Beatles участвовала в совместном концертном туре по Великобритании вместе с Роем Орбисоном и ливерпульской группой Gerry & The Pacemakers. 26 июня во время поездки на автобусе в Ньюкасл, где был запланирован очередной концерт, Джону Леннону и Полу Маккартни пришла идея новой песни, в которой повествование идёт от третьего лица и сопровождается рефреном «yeah, yeah, yeah» («да, да, да»). Вечером, после выступления, в гостиничном номере музыканты написали песню «She Loves You». В 2003 году в гостинице, где была написана песня, планировалось установить памятную табличку, однако ни один из оставшихся живых на тот момент «битлов» — ни Пол Маккартни, ни Ринго Старр, не смогли точно вспомнить в каком именно отеле это произошло — в «Imperial Hotel» или в «Royal Turk’s Head».

Другие обстоятельства, при которых появилась эта песня, известны. В 2000 году Пол Маккартни вспоминал:

В то время у Бобби Райделла была песня «Forget Him», и, как часто бывает, когда пишешь одну песню, думаешь о другой. Мы ехали в Ньюкасл в концертном автобусе. У меня была задумка песни «с ответом», в которой двое из нас пропевали бы «she loves you», а двое других отвечали: «yeah yeah». Мы решили, что это неважная идея, но по крайней мере у нас появилась идея написать песню под названием «She Loves You». И мы засели на несколько часов в номере отеля и написали её, сидя с гитарами прямо на кроватях друг напротив друга — Джон и я.

Оригинальный текст (англ.)  

There was a Bobby Rydell song out at the time «Forget Him» and, as often happens, you think of one song when you write another. We were in a van up in Newcastle-Upon-Tyne. I’d planned an 'answering song' where a couple of us would sing 'she loves you' and the other ones would answer 'yeah yeah'. We decided that was a crummy idea but at least we then had the idea of a song called 'She Loves You'. So we sat in the hotel bedroom for a few hours and wrote it — John and I, sitting on twin beds with guitars.

Окончательно закончена песня была на следующий день дома у Маккартни в Ливерпуле.

Слова и музыка

She Loves You

Припев и часть первого куплета

She loves you, yeah, yeah, yeah

She loves you, yeah, yeah, yeah

She loves you, yeah, yeah, yeah, yeah!

You think you've lost your love

Well, I saw her yesterday

It's you she's thinking of

And she told me what to say

Идея написать песню, в которой идёт повествование от третьего лица («Она любит тебя») пришла к Полу Маккартни под влиянием песни Бобби Райделла «Forget Him» (с англ. — «Забудь его»). Это было весьма необычно для лирических песен того времени: практически везде использовалось повествование от первого лица — «Я люблю тебя».

В «She Loves You» The Beatles использовали традиции гармонии и принципы построения композиций американской, прежде всего негритянской, вокальной музыки. Для североамериканских негритянских групп было характерно следование канонам спиричуэлс — духовных песнопений, для которых характерна перекличка между солистом и ансамблем. Такой элемент назывался вопросо-ответный принципом; ответ ансамбля зачастую сводился к простому выражению согласия: «Yeah!» («Да!»). The Beatles, использовав этот элемент в своей композиции, усилили его троекратным ответом «да» («yeah, yeah, yeah»). Этот ритмичный рефрен стал главной отличительной особенностью песни. Ряд музыкальных обозревателей подвергли его резкой критике, считая такое произношение жаргонизмом. Такого же мнения был и отец Маккартни, который сказал Полу: «Сынок, сейчас и без того везде полно американизмов. Почему бы вам не спеть в конце: „Yes, yes, yes“?», на что тот ответил: «Ты не понимаешь, папа, это не будет звучать». Джон Леннон говорил: «Вы когда-нибудь слышали, чтобы ливерпулец пел „yes“? Только „yeah“!». В итоге, рефрен «yeah, yeah, yeah» стал визитной карточкой не только самой песни, но и в некотором смысле группы.

Протяжное «у-у-у-у» в конце каждого куплета, по словам Джона Леннона, было навеяно похожими «завываниями» в песне «Twist and Shout» американской группы The Isley Brothers (The Beatles также сами исполняли эту песню).

«She Loves You» заканчивается вокальным аккордом с секстой. Эта идея принадлежала гитаристу группы Джорджу Харрисону, который и выводил сексту в заключительном аккорде. Прослушав песню, продюсер The Beatles Джордж Мартин раскритиковал такую концовку, посчитав её слишком банальной, на что музыканты ответили: «Это так здорово звучит, что всё не важно».

Немецкий вариант песни

Sie Liebt Dich

Припев и часть первого куплета

Sie liebt dich — yeah, yeah, yeah.

Sie liebt dich — yeah, yeah, yeah.

Sie liebt dich — yeah, yeah, yeah, yeah!

Du glaubst sie liebt nur mich?

Gestern hab' ich sie gesehen.

Sie denkt ja nur an dich

und du sollst zu ihr gehen!

Немецкое подразделение EMI, компания Odeon Records настаивала, что для успешной продажи сингла на территории Западной Германии необходимо петь песни на немецком языке. The Beatles такое предложение не пришлось по вкусу, однако, они всё же согласились. Для перевода были выбраны две песни — «She Loves You» и «I Want to Hold Your Hand». Для перевода текста был приглашён люксембургский певец и радиоведущий Камилло Фельген. Запись была назначена на 29 января 1964 года в парижской студии «Pathé Marconi Studios». Музыканты The Beatles и люксембургский переводчик встретились накануне, для того чтобы обсудить перевод. Пол Маккартни попросил, чтобы Фельген постарался обойтись без звука «ch» в переводе, так как английские музыканты могли произносить его неправильно. Оставив переводчику бутылку шотландского виски «Dimple», музыканты удалились и Фельген принялся за работу. После часа ночи The Beatles вновь пришли в номер люксембуржца, который закончил перевод. «She Loves You» в немецком переводе называлась «Sie Liebt Dich». Маккартни, недовольный тем, что звука «ch» не удалось избежать в первой же строчке, попросил заменить «Sie liebt dich» на «Sie liebt dir», однако Фельген заявил:

Нет, это невозможно. Это берлинский диалект. Ни один житель Кёльна не купит это!

Оригинальный текст (нем.)  

Nee, das geht nicht. Das ist Berliner Dialekt. Das kauft kein Kölner!

— Интервью с Камилло Фельгеном

Это был единственный случай, когда The Beatles записывались не в Лондоне. Музыкантам пришлось записать не только вокал на немецком языке, но и полностью новую инструментальную дорожку, так как двухдорожечные записи песни на английском были утрачены(хотя в аннотации буклета прилагаемого к CD Past Masters (1988) указывается обратное, якобы были использованы инструментальные треки от англоязычных аналогов этих композиций). Таким образом, песни «Sie Liebt Dich» («She Loves You») и «Komm, Gib Mir Deine Hand» («I Want to Hold Your Hand») были полностью записаны в течение одного дня.

Запись

«She Loves You» была записана 1 июля 1963 года на студии «Эбби Роуд» в Лондоне. Запись производилась на двухдорожечную магнитофонную плёнку. Стандартная процедура звукозаписи в студиях EMI того времени предусматривала сведение записанных версий в окончательный релиз (как правило в моно), после чего ленты с оригинальными записями стирались. Эта судьба постигла все записи ранних синглов The Beatles: «Love Me Do», «P.S. I Love You», «She Loves You» и «I’ll Get You».

Так как ленты записи утрачены, точное количество записывающих сессий неизвестно. «She Loves You» и «I’ll Get You», записывавшаяся в тот же день, были записаны минимум трижды.

4 июля 1963 года продюсер группы Джордж Мартин из записанного 1 июля материала свёл окончательный вариант сингла. Так как стерео-версия не делалась, лента записи была уничтожена, а студийных записей «She Loves You» группа больше не делала, варианта песни в стерео не существует. Было сделано несколько так называемых псевдостерео-версий, в которых из монозаписей путём манипуляций с частотами и эхом достигался эффект стерео.

Звукорежиссёр Норман Смит вспоминал, что, увидев перед началом записи текст «She Loves You», он не был впечатлён этой песней. Однако как только началась запись, гармония мелодии и слов привели его в восторг.

Участники записи

• Джон Леннон — вокал, акустическая гитара.
• Пол Маккартни — вокал, бас-гитара.
• Джордж Харрисон — бэк-вокал, соло-гитара.
• Ринго Старр — ударные.
• Джордж Мартин — продюсер.
• Норман Смит — звукорежиссёр.

Выпуск сингла

23 августа 1963 года сингл «She Loves You» был выпущен в Великобритании лейблом Parlophone на семидюймовой пластинке; на стороне «Б» была записана песня «I’ll Get You». Ещё до выхода пластинки на неё было сделано более полумиллиона заявок. Через три недели после выхода сингл возглавил британский хит-парад; пластинка поставила несколько британских рекордов продаж.

Однако, успех на Британских островах не гарантировал хорошие продажи на самом крупном музыкальном рынке мира — в США. Несмотря на общий язык и похожую культуру, британским исполнителям до той поры не удавалось добиваться серьёзных успехов в Северной Америке. Поэтому Capitol Records, американское подразделение медиагруппы EMI, отказывалось выпускать пластинки The Beatles, ссылаясь на специфику рынка. В мае 1963 года менеджер группы Брайан Эпстайн заключил договор о выпуске сингла «From Me to You» с малоизвестным лейблом Vee-Jay Records; однако, композиция, занимавшая в британском хит-параде первое место целых семь недель, в чарте США заняла более чем скромное 116 место. Для выпуска сингла «She Loves You» Эпстайн заключил договор с компанией Swan Records. 16 сентября 1963 года североамериканский релиз сингла состоялся, но в первое время казалось, что традиция неудач британских исполнителей на рынке США не обойдёт и эту пластинку. Только через четыре месяца, 25 января 1964 года, после успеха выпущенного в декабре сингла «I Want to Hold Your Hand», «She Loves You» смог войти в первую сотню североамериканского чарта, в первую неделю заняв 69 место. Сингл в чарт-листе находился пятнадцать недель, две из которых — на первой строчке.

После того как в начале 1964 года стало очевидно, что The Beatles смогли завоевать североамериканскую аудиторию, Capitol Records начал активное продвижение продукции британской группы на рынок США. Так как правами на выпуск сингла «She Loves You» на территории США обладала компания Swan Records (эти права были проданы британской группой сроком на два года), Capitol Records включил песню в альбом The Beatles’ Second Album (сложности с авторскими правами на продукцию The Beatles на рынке США стали одной из главных причин того, что британская дискография группы отличается от североамериканской).

Издания

Песня «She Loves You» не входила ни в один официальный студийный долгоиграющий альбом The Beatles. Она выпускалась в качестве сингла, была представлена в вышедшем в США альбоме The Beatles’ Second Album, канадском альбоме Twist and Shout, входила в выпущенный в Великобритании мини-альбом The Beatles’ Million Sellers, а также включалась во множество сборников.

Список альбомов, в которые была включена песня «She Loves You»

Название альбома	Тип альбома	Страна	Дата выхода
She Loves You	сингл	Великобритания Великобритания	23 августа 1963 года
She Loves You	сингл	США США	16 сентября 1963 года
Twist and Shout	сборник	Канада Канада	3 февраля 1964 года
The Beatles’ Second Album	альбом	США США	1 апреля 1964 года
The Beatles’ Million Sellers	мини-альбом	Великобритания Великобритания	6 декабря 1965 года
A Collection of Beatles Oldies	сборник	Великобритания Великобритания	10 декабря 1966 года
1962-1966	сборник	Великобритания Великобритания/США США	2 апреля 1973
The Beatles at the Hollywood Bowl	концертный альбом	США США	4 мая 1977
The Beatles Collection	сборник	Великобритания Великобритания/США США	2 ноября 1978
The Beatles Box	бокс-сет	Великобритания Великобритания	3 ноября 1980
20 Greatest Hits	сборник	Великобритания Великобритания/США США	11 октября 1982
Past Masters, Volumes One	сборник	Великобритания Великобритания/США США	7 марта 1988
Past Masters, Volumes One & Two	сборник	Великобритания Великобритания/США США	24 октября 1988
The Beatles Box Set	бокс-сет	Великобритания Великобритания/США США	5 ноября 1988
Anthology 1	сборник	Великобритания Великобритания/США США	21 ноября 1995
1	сборник	Великобритания Великобритания/США США	13 ноября 2000
The Capitol Albums, Volume 1	бокс-сет	США США	15 ноября 2004
The Beatles in Mono	бокс-сет	Великобритания Великобритания/США США	9 сентября 2009
Past Masters	бокс-сет	Великобритания Великобритания/США США	9 сентября 2009

Песня «She Loves You» звучит в фильмах с участием музыкантов The Beatles — «Вечер трудного дня» (1964) и «Волшебное таинственное путешествие» (1967), в документальных фильмах — «Антология The Beatles» и «The Beatles. Первый приезд в США», а также в художественных фильмах — «Прошу слова» (1975), «Я хочу держать тебя за руку» (1978), «Yesterday» (1985), «Через Вселенную» (2007) и ряде других.

Германская версия песни «Sie Liebt Dich» вошла в сборники «Rarities» (1978), «Rarities» (1980), «Past Masters, Volumes One» (1988) и «Past Masters, Volumes One & Two» (1988).

Продажи

Ещё до выхода сингла предварительные заказы на пластинку превысили полмиллиона. Не удивительно, что выпущенный в августе 1963 года, «She Loves You» уже к концу сентября успел разойтись тиражом в 750 000 экземпляров и сумел стать самым продаваемым синглом Великобритании 1963 года. «She Loves You» признан самым продаваемым синглом на территории Соединённого Королевства в 1960-х — было продано более 1,89 миллиона пластинок с записью сингла, что на 140 000 копий больше, чем у занявшей второе место ещё одной песни The Beatles — «I Want to Hold Your Hand». «She Loves You» оставался самым продаваемым синглом на Британских островах ещё четырнадцать лет, пока в 1977 году это достижение не было превзойдено песней «Mull of Kintyre» группы Wings.

В августе 2009 года «Радио Би-би-си 2» в своей программе «Beatles Weekend» объявило результаты рейтинга самых продаваемых синглов The Beatles в Великобритании. Список был составлен по данным «The Official Charts Company» — организации, отвечающей за составление официальных музыкальных хит-парадов Соединённого Королевства. «She Loves You» был признан самым продаваемым синглом The Beatles в Великобритании за всю историю.

Места в чартах

Выпущенный 23 августа 1963 года сингл уже в первую же неделю попал в британский чарт-лист, заняв 12 место. Ещё через неделю, 7 сентября, он был уже третьим, а 14 сентября возглавил хит-парад синглов Великобритании. На первой строчке «She Loves You» продержался четыре недели. С 12 октября сингл семь недель занимал вторые-третьи места. 30 ноября песня «She Loves You» вновь оказалась на вершине хит-парада, где продержалась две недели. Потом сингл ещё три недели занимал вторую строчку чарт-листа, после чего началось падение его популярности. 18 апреля 1964 года «She Loves You» последний раз отметилась в хит-параде лучших синглов Великобритании — на 47 месте. 10 октября 1963 года сингл на одну неделю возглавил новозеландский хит-парад, а с 12 января 1964 года две недели занимал первую строчку в национальном чарте Норвегии.

25 января 1964 года «She Loves You» вошёл в первую сотню североамериканского чарта, в первую неделю заняв 69 место. Сингл пятнадцать недель находился в чарт-листе, а 21 марта на две недели возглавил американский хит-парад.

Еженедельные хит-парады, в которых была представлена песня «She Loves You»

Наименование хит-парада	Страна	Месяц дебюта в хит-параде	Нахождение в хит-параде (недель)	Наивысшее место	Дата попадания на 1 место	Недель на 1 месте
UK Singles Chart	Великобритания Великобритания	август 1963 года	33	1	12 сентября 1963 года	6
Billboard Hot 100	США США	январь 1964 года	15	1	21 марта 1964 года	2
CHUM Chart	Канада Канада	декабрь 1963 года	22	1
WKNR	США США	январь 1964 года	9	1	20 февраля 1964 года	2
VG-lista Top 10 Singles	Норвегия Норвегия	октябрь 1963 года	18	1	12 января 1964 года	2
New Zealand Lever	Новая Зеландия Новая Зеландия	октябрь 1963 года	6	1	10 октября 1963 года	1
Top 25 Singles in Australia	Австралия Австралия			3
Cash Box Top 100	США США	январь 1964 года	16	1	21 марта 1964 года	2

Ежемесячные хит-парады, в которых представлена песня «She Loves You»

Наименование хит-парада	Страна	Месяц дебюта в хит-параде	Нахождение в хит-параде (месяцев)	Наивысшее место	Месяцев на 1 месте
Хит-парад Фландрии	Фландрия Фландрия	январь 1964 года	4	5
German Top 20	ФРГ ФРГ	март 1964 года	3	7

Годовые рейтинги и хит-парады, в которых представлена песня «She Loves You»

Наименование	Страна	Год	Место в рейтинге
The Musicradio WABC Top 100 of 1964	США США	1964	3
Хит-парад Rate Your Music	США США	1963	9
The CASH BOX Year-End Charts	США США	1964	2
Top 100 Hits of 1964 (Австралия)	Австралия Австралия	1964	2

Интересные факты

• До выхода песни «She Loves You» во всех предшествующих композициях, написанных совместно Ленноном и Маккартни, за исключением «Love Me Do» и «P.S. I Love You», авторство было указано как «Маккартни/Леннон». В «She Loves You» авторство песни указано как «Леннон/Маккартни». Такой порядок указания авторства сохранился вплоть до распада группы.
• Художественный фильм «Вечер трудного дня» (англ. A Hard Day’s Night), в котором звучит песня «She Loves You», в прокате некоторых европейских стран в названии содержал рефрен «yeah, yeah, yeah». Например, в Германии фильм назывался «Yeah Yeah Yeah», в Швеции — «Yeah! Yeah! Yeah!», а в Финляндии — «Yeah, yeah, tässä me tulemme».
• В 1965 году Вальтер Ульбрихт, руководитель Социалистической единой партии Германии и ГДР, на XI пленуме ЦК СЕПГ выступал с речью о негативном влиянии западной культуры на молодёжь Восточной Германии. Он использовал узнаваемый рефрен песни «She Loves You» «yeah-yeah-yeah» как олицетворение культурного влияния капиталистического мира:

Я думаю, товарищи, с этой монотонностью «е-е-е» или как она там называется, надо заканчивать!

Оригинальный текст (нем.)  

Ich denke, Genossen, mit der Monotonie des Je-Je-Je, und wie das alles heißt, ja, sollte man doch Schluss machen!

В итоге, на XI пленуме ЦК СЕПГ было принято решение об запрете в ГДР западной бит-музыки.

• 10 декабря 1980 года, через два дня после убийства Джона Леннона британская газета The Sun вышла с заголовком на первой полосе «Они любили его, е-е-е» (англ. «They Loved Him Yeah Yeah Yeah»).

Ссылки

• [en.lyrsense.com/beatles/she_loves_you#v1 Текст песни «She Loves You» и перевод]. Проверено 4 октября 2011. [www.webcitation.org/67jJGkM2c Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
• Билл Гарри. The Beatles Encyclopedia: Revised and Updated. — Лондон: Virgin Publishing, 2000. — ISBN 0-7535-0481-2.
• The Beatles. The Beatles Anthology. — Лондон: Cassell & Co, 2000. — 368 p. — ISBN 0-304-35605-0.
• Барри Майлз. Paul McCartney: Many Years From Now. — Нью-Йорк: Henry Holt and Company, 1997. — ISBN 0-8050-5249-6.
• Марк Льюисон. The Beatles Recording Sessions. — Нью-Йорк: Harmony Books, 1988. — 368 p. — ISBN 0-517-57066-1.

Отрывок, характеризующий She Loves You

– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.