Something

«Something»
Сингл The Beatles с альбома 'Abbey Road'
Сторона «А»	Come Together
Выпущен	6 октября 1969 США США 31 октября 1969 Великобритания Великобритания
Формат	7”
Записан	2 мая, 5 мая 16 июля, 15 августа 1969, «Студия Эбби Роуд»
Жанр	Софт-рок
Длительность	3:01
Продюсер	Джордж Мартин
Композитор	Джордж Харрисон
Лейбл	«Apple Records» США США
Профессиональные рецензии
«Rolling Stone» [www.rollingstone.com/news/story/6596118/something ссылка]
Места в чартах
№1 (Чарты Канады) № 1 (Billboard Hot 100, США) № 4 (UK Singles Chart — 1969)
Хронология синглов The Beatles
««The Ballad of John and Yoko»» (1969) «Something» (1969) ««You Know My Name (Look Up the Number)»» (1970)
Образец аудио Информация о файле </td></tr>

RS	[www.rollingstone.com/news/story/6596118/something Позиция №273] в списке 500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone

«Something» (с англ. — «что-то») — песня английской рок-группы «The Beatles», написанная Джорджем Харрисоном и впервые выпущенная на альбоме 1969 года — «Abbey Road». Среди песен альбома специалисты, прежде всего, отметили песню «Something», поставив её в один ряд с песней «Yesterday». Джордж трудился над этой вещью долго и кропотливо: было записано сорок законченных вариантов, в одном из которых партию соло-гитары исполнял Эрик Клэптон. Это был один из первых синглов «The Beatles», содержащий треки, доступные на LP-альбомах. «Something» стала единственной песней Харрисона, имевшей успех в американских хит-парадах в годы его служения «The Beatles». В 2004 году песня «Something» была помещена на 273 место в списке «500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone».

Песню «Something» записывали более чем 150 исполнителей, включая Элвиса Пресли, Ширли Бэсси, Перри Комо, Тони Беннета, Фрэнка Синатра, Джеймса Брауна и Смоки Робинсона. После «Yesterday» она стала самой популярной композицией The Beatles. Синатра назвал её самой красивой песней о любви, когда-либо написанной, и сделал её неотъемлемой частью своей концертной программы. Подстраивая текст под свой вкус, Фрэнк даже изменил одну строчку в середине: «Уои stick around, Jack, she might show» (русск. «Побудь рядом, Джек, она, может, ещё появится»).

О песне

Во время подготовки двойного альбома 1968 года «The Beatles» для «Белого альбома», Харрисон начал работу над песней, которая в конечном счёте стала известна как «Something». Первую строчку композиции «Something in the way she moves» Джордж взял из одноимённой песни Джеймса Тейлора, артиста «Apple Records». Песня Тейлора содержала такие слова, как «В манере её движений есть что-то притягивающее, как ни у одной из моих любовниц». Под впечатлением услышанного Харрисон сочинил песню, ставшую наиболее известной и прибыльной в его репертауре. О создании композиции Харрисон вспоминает:

«Я написал «Something» на пианино во время работы над «Белым альбомом». В тот период мы все находились в разных студиях и делали каждый своё, стараясь закончить работу, и я проводил много времени в одиночестве. Однажды я пришёл в пустую студию и написал «Something». В ней, по-моему, всего пять нот, и это устраивает большинство певцов. Когда я писал её, мне представлялось, как её поет Рэй Чарльз, и он действительно спел её через несколько лет. А вот то, что её спел Фрэнк Синатра, меня не очень обрадовало. Теперь это воспринимается совсем не так, как тогда. Мне не слишком нравился Фрэнк, он принадлежал к предыдущему поколению. Гораздо больше я обрадовался, когда песню спели Смоки Робинсон и Джеймс Браун. Но теперь я радуюсь каждому её исполнению. Я считаю, что если собственные версии какой-нибудь песни записывают многие, значит, она удалась».

В 1980-е годы Маккартни вспоминал: «По-моему, это одна из лучших вещей Джорджа — наряду с "Here Comes the Sun" и "While My Guitar Gently Weeps". Наверное, это три самые лучшие его песни. До тех пор он писал по одной или по две песни для каждого альбома. Вряд ли он считал себя композитором, и, видимо, мы с Джоном вытесняли его — опять-таки без умысла, просто мы были основные авторы, «Леннон и Маккартни». Когда речь заходит о новом альбоме, ясно, что Леннон и Маккартни садятся писать для него песни. Наверное, ему было нелегко втиснуться в нашу компанию. Но наконец он принёс «Something» и ещё пару отличных песен, и, думаю, все были им довольны. Никто не завидовал».

Многие полагают, что на создание песни Харрисона вдохновила первая жена Патти Бойд. Позднее, в своей автобиографии 2007 года — «Wonderful Tonight», Патти вспоминала: «Он сухо сказал мне, что написал её для меня».

Сам Харрисон приводит другие источники вдохновения к написанию популярной рок-баллады. В интервью 1996 года, музыкант опроверг предположение о том, что песня посвящена его супруге, заявив: «Нет, я не делал этого [не посвящал песню Патти]. Я всего лишь написал её, а потом кто-то снял видео на песню. И то, что было сделано, представляло собой несколько видеозаписией с Патти, Полом и Линдой, Ринго и Морин, а также с Джоном и Йоко. Таким образом, все сделали вывод, что я написал её о Патти. На самом же деле, когда я писал её, то думал о Рэе Чарльзе». Видео на песню было сделано незадолго до распада группы. В этом видеоклипе, показан каждый «битл» в обществе своей законной супруги.

Поначалу Харрисон намеревался отдать песню британскому гитаристу Джекки Ломэксу вместе с другой композицией «Sour Milk Sea» (русск. Море кислого молока). Когда песня в исполнении Ломэкса «провалилась» в хит-парадах, композиция была отдана Джо Кокеру, ранее записывавшему другую кавер-версию песни «The Beatles» — «With a Little Help from My Friends» из альбома «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band». Версия Кокера вышла за два месяца до оригинала песни «The Beatles». Во время звукозаписывающей сессии песни «Get Back», вошедшей в альбом «Let It Be», Харрисон задумывался о включении песни «Something» в альбом, но в итоге отказался от этой идеи из-за страха, что песне не будет оказано должного внимания. Вероятно, музыкант опираясь на свой ранний печальный опыт, боялся, что написанная им рок-композиция, такая как «Old Brown Shoe» не найдёт понимания в группе. Только во время работы над альбомом Abbey Road Харрисон всерьёз занялся песней «Something» и композиция вошла в альбом.

Запись

Запись «Something» началась 16 апреля 1969 года. «The Beatles» записали 13 дублей. Джордж Харрисон играл на гитаре, Пол Маккартни на бас-гитаре, Ринго Старр на барабанах, а Джордж Мартин на пианино. Ремейк начался 2 мая. На этот раз было сделано 36 дублей, составивших основу оригинальной версии. К тому времени, голос ещё не был записан. Леннон играл на пианино, Билли Престон — на органе. На этой стадии песня длилась 7:48 и была дополнена четырёх-аккордной кодой в размере 6/8, которая увеличила длину песни почти в 2 раза.

Впоследствии Леннон использовал этот риф, увеличив его скорость, как основу для песни «Remember», появившейся на его альбоме 1970 года «Plastic Ono Band».

5 мая Маккартни добавил ещё одну партию баса, а Харрисон снова записал гитару, пропустив её через вращающиеся колонки Leslie. Затем 11 июля Харрисон записал вокал и песню отредактировали до длины 5:32.

16 июля были добавлены хлопки и бэк-вокал Маккартни. Почти месяц спустя, 15 августа запись была, наконец, завершена, когда записали струнные инструменты. В этот же день Харрисон записал своё соло. Главный инженер группы, Джефф Эмерик вспоминал:

«Джордж действительно показал себя как первоклассный гитарист. Он играл соло, а спустя несколько дней захотел его переделать. К тому моменту нам оставался всего лишь один трек для записи оркестра. Джордж сыграл своё соло вживую вместе с оркестром. Это было довольно рискованно, но он сделал это за один дубль, и это было прекрасно».

Запись «Something» была завершена 19 августа, когда, наконец, был добавлен долгий джэм в конце песни был отредактирован.

Выпуск

«Something» впервые появилась на студийном альбоме 1969 года — Abbey Road, выпущенным 26 сентября 1969 года в Великобритании, в США — после 1 октября. Альбом имел хороший успех у слушателей и достиг наивысших позиций в музыкальных хит-парадах обеих стран. Несколькими днями позже, 6 октября «Something» была выпущена «двойным синглом» с «Б»-стороной — «Come Together» в США.

Несмотря на то, что песня вошла в списки хит-парадов спустя неделю после 18 октября, существовали серьёзные сомнения в перспективах успеха песни «Something» в американских хит-парадах. Это была основополагающая практика тех лет. Конкуренция песен «Come Together» и «Something» была весьма спорна, и никто не мог точно предположить, какая из сторон сингла возглавит вершины хит-парадов. Во избежание неудач, 29 ноября, журнал «Billboard» организовал факторинг, результатом которого стало объединение двух песен в один сингл. В итоге, обе стороны сингла завоевали лидирующие позиции, где оставались в течение недели, покидая строчки музыкальных хит-парадов лишь спустя два месяца после их первоначального выпуска. В другом хит-параде синглов, проводимым журналом «Cash Box», «Something» достигла максимальной позиции #2, а «Come Together» — позиции #1. Синглу был присвоен статус Золотого диска спустя три недели после его выпуска, а в 1999 году — статус Платинового диска.

В Великобритании «Something» был выпущен 31 октября. «Something» вошла в списки британских хит-парадов 8 ноября, где достигла максимальной позиции #4 прежде, чем покинуть хит-парад спустя три месяца. Британская версия в исполнении Ширли Бэсси также имела заметный успех в музыкальных хит-парадах Британии. Версия Ширли достигла #4 позиции.

Хотя отношение Харрисона к песне было весьма презрительным — музыкант признавался что «долгое откладывал работу над песней в течение шести месяцев, потому что думал, что написать её будет слишком легко». И Джон Леннон, и Пол Маккартни высоко оценили песню. Леннон сказал: «Я думаю, что это чуть ли не лучший трек на альбоме». А по мнению Маккартни, это лучшая песня, которую написал Джордж. Позже продюсер группы, Джордж Мартин пояснял:

«Думаю, вся сложность заключалась в том, что все мы — Джон, Пол и я — всегда недооценивали Джорджа как композитора. В этом виноват я. Я часто повторял снисходительно: „Если он принесёт песню, мы разрешим вставить её в альбом“. Должно быть, от этого ему становилось не по себе. Но он упорно работал, и его песни становились все лучше, пока не стали чрезвычайно удачными. „Something“ — чудесная песня, но мы недооценили её, мы никогда не думали, что он будет отличным автором».

Структура песни и её тематика

Ведущим вокалистом в песне «Something» был Джордж Харрисон. Темп приблизительно шестьдесят шесть ударов в минуту. Песня состоит из вступления, двух куплетов, средней части, гитарного соло, третьего куплета и коды. Основная тональность — до мажор; восьмитактовая средняя часть написана в ля мажоре. Демо-версия акустической версии песни, на которой можно услышать мелодию, проигранную в обратном направлении, была позже выпущена на специальном издании «Beatles Anthology 3» 1996 года. В окончательном варианте песни, сыгранная в обратном направлении мелодия, была заменена инструментальным брейком, что придало песне более мягкий тон. Также в окончательном вариант композиции был добавлен струнный оркестр из 21 инструмента под управлением продюсера группы Джорджа Мартина. Так как VIIн миксолидийского мажора легко становится отправной точкой для манёвра в IIIн, то оборот I—VIIн-IIIн воспринимается на слух как T-D®IIIн. В результате такого манёвра легко связываются две мажорные тональности малотерцового соотношения. Примеры подобных тональных сдвигов и переходов многочисленны. Особенно много их у Beatles: «You're Going to Lose That Girl» из альбома «Help» (E-G-E), «Something» (C-A-C), «A Day in the Life» (G-E-G-E).

По мнению Саймона Ленга, основная тема песни — это неуверенность и сомнения. А журналист популярной сети «Allmusic», Ричи Унтерберджер отозвался об этой композиции, как о «невозмутимо откровенной и сентиментальной песне о любви», написанной за всё время, «когда большинство песен „The Beatles“ сочинялись далеко не на романтическую тематику и представляли загадочную лирику, полную намёков и загадок, даже когда они писали действительно о любви».

Награды

В 1970 году «The Beatles» объявили о распаде группы. В том же году песня была удостоена премии «Ivor Novello Awards» в номинации «Лучшая песня и лирика». «Something» продолжает собирать почести от музыкального учреждения спустя десятилетия после его выпуска. Веб-сайт Би-Би-Си назвал её 64-й величайшей песней о любви, написанной когда-либо. Согласно данным «Би-би-си» «Something» доказывает, что в составе группы «The Beatles», «было три великих композитора, а не два, как это принято в основном считать». Официальный сайт группы неоднократно подчёркивает «господство Джорджа Харрисона, как композитора, подтверждённого качеством написанной им песни». В 1999 году «Broadcast Music Incorporated» (BMI) поместили песню «Something» на 17-е место в своём списке лучших песен XX столетия среди пяти миллионов выбранных песен. Другие песни «The Beatles», представленные в этом списке: «Yesterday» и «Let It Be», обе из которых написаны Полом Маккартни, но по традиции приписанные тандему Леннон и Маккартни. В 2004 году песня «Something» была помещена на 273-е в списке «500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone».

Кавер-версии

Год	Исполнитель	Альбом
1969	Пегги Ли	«Is That All There Is?»
1969	Джо Кокер	«Joe Cocker!»
1969	Тони Беннетт	«Tony Sings the Great Hits of Today»
1970	Перри Комо	«It’s Impossible»
1970	Перси Фейт	«The Beatles Album»
1970	Рэй Стивенс	«Everything is Beautiful»
1970	Booker T. & The M.G.'s	«McLemore Avenue»
1970	Айзек Хейз	«The Isaac Hayes Movement»
1970	Ширли Бэсси	«Something»
1970	Кинг Кёртис	«Get Ready»
1970	Martha and the Vandellas	«Natural Resources»
1970	Дональд Латрек	«Quelqu’un, quelque part»
1970	Энгельберт Хампердинк	«We Made It Happen»
1971	Анна Мина Мадзини	«Mina»
1971	Стью Филлипс	«The George, John, Paul & Ringo Songbook»
1971	Энди Уильямс	«Love Story»
1971	Рэй Чарльз	«Volcanic Action of My Soul»
1972	Айк и Тина Тёрнеры	«Something in the Way He Moves»
1973	Элвис Пресли	«Aloha From Hawaii» (теле-концерт)
1973	Рене Клод	«Peut-être»
1973	Мишель Ричард	«Quelqu’un»
1980	Фрэнк Синатра	«Trilogy»
1981	Сара Вон	«Songs of the Beatles»
1989	The Allen Toussaint Orchestra	«Beatles Songbook»
1993	Ларри Корелл	«Come Together — Guitar Tribute to The Beatles»
1993	Giovanni	«Plays Beatles Love Songs Vol. 1»
1999	Helloween	«Lay All Your Love On Me»
2000	Жилберту Жил и Милтон Наскименто	«Gilberto Gil & Milton Nascimento»
2002	Мьюзик Соулчайлд	«Juslisen»
2003	Пол Маккартни и Эрик Клэптон	«Concert for George»
2007	Джим Старджесс	«Через Вселенную» (фильм)
2010	Лариса Долина	«Route 55»

• В 2002 году, после смерти Харрисона Пол Маккартни и Эрик Клэптон исполняли эту песню на памятном Концерте для Джорджа. Их исполнение было номинировано на премию «Грэмми» «Лучшая совместная поп-работа вокалистов».

Состав музыкантов

• Джордж Харрисон — ведущий вокал, ритм-гитара и соло-гитара
• Пол Маккартни — бас-гитара, бэк-вокал
• Джон Леннон — фортепиано
• Ринго Старр — барабаны

Дополнительный состав

• Джордж Мартин — струнная аранжировка
• Билли Престон — Орган Хаммонда, орган

См. также

• 500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone
• Джордж Харрисон
• Abbey Road

Литература

• Уолтер Эверетт. The Beatles как музыканты. — Университетская пресса Оксфорда, 1999. — ISBN 0-19-512941-5.
• Джордж Харрисон. Я о себе. — Лондон: Phoenix, 1980. — ISBN 0753817349.
• Иэн Макдональд. [books.google.com.ua/books?id=gjY5AQAAIAAJ&q=isbn:1844138283&dq=isbn:1844138283&hl=ru&sa=X&ei=pPimT9OUJMPPsgbCzPSLBQ&redir_esc=y Переворот в мозгах: записи The Beatles и шестидесятые] = Revolution in the Head: The Beatles’ Records and the Sixties. — 2nd ed. — London: Pimlico, 2005. — 554 p. — ISBN 1-844-13828-3.
• Дэвид Шефф. Всё, о чём мы говорим: последнее основное интервью с Джоном Ленноном и Йоко Оно. — пресса Святого Мартина, 2000. — ISBN 0-312-25464-4.

Ссылки

• [www.icce.rug.nl/~soundscapes/DATABASES/AWP/s.shtml Заметки Алана В. Поллака о песне «Something»]  (англ.)
• [www.beatlesbible.com/songs/something/ Библия The Beatles: Something]  (англ.)
• [www.youtube.com/watch?v=55pEzqdhKBo The Beatles — Something] на сайте YouTube
• [www.youtube.com/watch?v=tzpFpexC6Xc Shirley Bassey — Something] на сайте YouTube

The Beatles

Отрывок, характеризующий Something

– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.