Sonic the Hedgehog Triple Trouble

Sonic & Tails 2 Sonic the Hedgehog Triple Trouble
Обложка европейского издания игры для консоли Sega Game Gear
Разработчик	Aspect
Издатель	Sega
Язык интерфейса	английский
Создатели Руководитель Кацухиро Хасэгава Продюсер Мотосигэ Хокояма Композиторы Яёи Вати Саори Кобаяси Кодзиро Микуса Томоко Сасаки Фумиэ Куматани
Часть серии	Sonic the Hedgehog
Даты выпуска	11 ноября 1994 Game Gear: 11 ноября 1994 15 ноября 1994 Ноябрь 1994 Virtual Console 3DS: 14 марта 2012 15 марта 2012 29 марта 2012
Жанр	платформер
Возрастные рейтинги	CERO: Free ESRB: E — Everyone OFLC (A): G8 PEGI: 3+ USK: 0 VRC: GA
Носители	4-мегабитовый картридж, цифровая дистрибуция
Платформы	Sega Game Gear, Nintendo 3DS (3DS Virtual Console) Как часть сборников: GameCube, Windows, PlayStation 2
Режим игры	однопользовательский
Управление	кнопки, геймпад, клавиатура

Sonic the Hedgehog Triple Trouble, на территории Японии известная как Sonic & Tails 2 (яп. ソニック＆テイルス２ Соникку андо Тэирусу 2) — видеоигра серии Sonic the Hedgehog в жанре платформер, изданная компанией Sega для портативной консоли Game Gear в ноябре 1994 года. Позже проект был портирован на игровые платформы нескольких поколений и входил в состав некоторых сборников.

Sonic Triple Trouble является сиквелом Sonic Chaos (Sonic & Tails в Японии). По сюжету главные герои игры, ёж Соник и лис Тейлз, собирают на Южном Острове Изумруды Хаоса, которые были разбросаны доктором Роботником во время тестирования своего нового изобретения. Игровой процесс практически не отличается от предыдущих частей серии: игрок должен пройти ряд уровней, собирая по пути золотые кольца и атакуя врагов.

Игра была создана компанией Aspect при поддержке Sega. После выхода Sonic Triple Trouble получила в основном положительные отзывы от прессы. Из достоинств проекта журналисты называли графику и небольшие нововведения в геймплее, но критиковали низкий уровень сложности. Несмотря на оценки, платформеру не удалось завоевать должной популярности среди поклонников из-за небольшой популярности Game Gear. В 1996 году вышел сиквел под названием Sonic Blast (G Sonic).

Игровой процесс

Sonic the Hedgehog Triple Trouble является жанровым платформером, выполненным в двухмерной графике. По сюжету доктор Роботник снова захватил Изумруды Хаоса, однако во время тестирования нового ядерного оружия произошло замыкание, в результате чего Изумруды вновь рассеялись по всему острову. Главные герои, ёж Соник и лис Тейлз, отправляются на поиски этих камней. Однако, к изумрудам проявляют интерес Фэнг Снайпер, который хочет получить за них деньги, и ехидна Наклз.

В Sonic Triple Trouble присутствует возможность играть как за самого Соника, так и за лисёнка Тейлза. Геймплей практически не изменился по сравнению с предыдущими частями серии: персонажу игрока предстоит пройти шесть игровых зон («Great Turquoise», «Sunset Park», «Meta Junglira», «Robotnik Winter», «Tidal Plant» и «Atomic Destroyer»), каждая из которых поделена на три акта и заполнена врагами-роботами — бадниками (англ. Badnik). Врагов можно атаковать путём сворачивания в колючий клубок в прыжке, либо с помощью приёма spin dash, разгоняясь на месте и атакуя скоростным ударом в перекате. На уровнях разбросаны золотые кольца, служащие защитой от врагов, а при сборе которых в 100 штук персонажу даётся дополнительная жизнь. Если у игрока нет хотя бы одного кольца, то его персонаж гибнет при столкновении с роботами или опасными предметами — например, шипами. В противном случае, Соник или Тейлз теряет часть собранных колец. Кроме колец, на уровнях разбросаны многочисленные бонусы, хранящиеся в специальных мониторах — например, временная неуязвимость или дополнительная жизнь. Прохождение каждого акта ограничено десятью минутами; в зависимости от затраченного на прохождение времени в конце акта игроку присуждаются бонусы в виде дополнительных очков, колец, или жизни. В случае смерти персонажа игра начинается либо заново, либо с контрольной точки. Для завершения прохождения на первых двух актах необходимо коснуться таблички с изображением Роботника; в конце третьего акта проходит битва с боссом — самим Роботником, ехидной Наклзом, или роботами-бадниками. Кроме основной игры, в Sonic Triple Trouble доступны режимы «Time Attack», в котором предлагается прохождение уровней за минимальное время, и «Sound Test», где можно послушать музыку.

В игре также представлены особые уровни («Special Stage»), предназначенные для сбора Изумрудов Хаоса. Действие первого, третьего и пятого уровней проходит в лабиринте, а во втором и четвёртом — в воздухе на самолёте «Торнадо». Чтобы попасть на особый уровень, игроку необходимо на уровне собрать 50 колец и уничтожить монитор с изображением изумруда. В лабиринтах игроку необходимо остерегаться Фэнга Снайпера, который мешает Сонику и Тейлзу получить Изумруды Хаоса, а во время полёта — главным героям нужно уворачиваться от мин и бомб, которые могут замедлить скорость бега. В случае удачного прохождения персонаж получает камень, а игроку начисляют дополнительные очки за собранные кольца. В игре шесть Изумрудов Хаоса, последний из которых необходимо получить после битвы с Фэнгом.

Разработка и выход игры

Как и предыдущие части серии для портативных консолей — Sonic the Hedgehog 2 и Sonic Chaos — Sonic Triple Trouble разрабатывала компания Aspect. Несмотря на заимствованный игровой процесс из вышеупомянутых игр, создатели платформера внесли множество нововведений и разви́ли концепцию предыдущих частей серии Sonic the Hedgehog. Так, в этом проекте появилось меню «Sound Test», где представлена вся музыка из игры и звуковые эффекты. Кроме того, Sonic Triple Trouble стала первой в серии, где персонаж в случае получения урона теряет часть собранных колец, а не все сразу. Специальные уровни были представлены как в двухмерной, так и трёхмерной графике. В платформере впервые появились два новых персонажа — Фэнг Снайпер и ехидна Наклз.

Игра демонстрировалась на выставке Sega Gamer’s Day, которая проводилась в июне 1994 года в городе Сан-Франциско. Релиз Sonic Triple Trouble по всему миру состоялся в ноябре того же года. Игра вышла только для портативной консоли Game Gear, а версия для Master System официально никогда не разрабатывалась и не издавалась. Существует множество портов Sonic Triple Trouble на консоли различных поколений. В 2003 году игра вошла в Sonic Adventure DX: Director’s Cut для консоли GameCube и персональных компьютеров под управлением Windows как открываемая мини-игра и была включена в состав сборника Sonic Gems Collection. В 2013 году платформер был выпущен для консоли Nintendo 3DS в сервисе eShop.

Оценки и мнения

Рецензии
Иноязычные издания
Издание	Оценка
AllGame
Famitsu	21/40
ONM	64 %
Sega Magazine	71/100
SegaPro	71 %
The Video Game Critic	A

Sonic the Hedgehog Triple Trouble получила в основном положительные отзывы от критиков. В 2012 году сайт GamesRadar поместил платформер на 2-е место в списке «Лучших игр для Sega Game Gear всех времён». Несмотря на отзывы, игре не удалось завоевать должной популярности из-за плохих продаж портативной приставки. Однако переизданию для Nintendo 3DS удалось в марте 2012 года занять первое место по итогам продаж в сервисе eShop, обойдя в том числе такие проекты как Super Mario Bros. и Super Mario Land 2: 6 Golden Coins.

В редакции Sega Magazine положительно оценили проект Sonic Triple Trouble, похвалив графику, но было отмечено, что игра «проста для прохождения». С этим мнением согласился и представитель журнала GamePro. Ему понравились нововведения в геймплее, например, возможность управлять подводной лодкой Тейлза, но низкий уровень сложности, по его словам, уменьшает длительность прохождения игры, а наличие замедления скорости бега персонажей приводит к «дешёвым смертям». В обеих рецензиях платформер был назван «приятным», которому тем не менее не хватает чего-то нового. Коллектив японского издания Famitsu оценили Sonic Triple Trouble в 21 балл из 40 возможных.

Негативные отзывы игра получила в 2005 году после выхода сборника Sonic Gems Collection, частью которого являлась Sonic Triple Trouble. Том Бромвелл из Eurogamer в обзоре писал, что в какие-то моменты он находил проект «терпимым», но всё равно критично о нём отозвался. Представитель сайта GamesRadar назвал игру «достаточно компетентной, но не менее утомительной», а Хуан Кастро из IGN — «не выдающейся». Положительный отзыв о платформере оставил Райан Дэвис из GameSpot. Несмотря на проблему с эмуляцией, Sonic Triple Trouble, по его словам, будучи разработанной позднее, не столь технически ограничена и поэтому больше похожа на обычный Сониковский сайд-скроллер.

Влияние

Сюжет Sonic the Hedgehog Triple Trouble был адаптирован в комиксе Sonic the Hedgehog от Archie Comics (Specials: Sonic Triple Trouble), вышедшем в августе 1995 года. Впервые в серии для портативной консоли были представлены такие персонажи, как ехидна Наклз и Фэнг Снайпер. Впоследствии они появлялись в следующих частях серии; также Фэнг Снайпер появился в качестве камео в игре Sonic Generations на уровне «City Escape».

В 1996 году состоялся релиз сиквела Sonic Blast (G Sonic в Японии). По сюжету игры заклятые враги — ёж Соник и ехидна Наклз — объединяются, чтобы собрать Изумруды Хаоса и противостоять злодею доктору Роботнику, который, с помощью силы этих камней, хочет укрепить свою базу на Южном Острове. Проект примечателен своей отрендеренной графикой, которая придаёт эффект трёхмерности, и тем, что на момент выхода Sonic Blast являлась одной из последних игр, разработанных для консоли Game Gear.

Примечания

Источники

Литература

• [info.sonicretro.org/images/f/fb/SonicTripleTrouble_GG_US_manual.pdf Sonic Triple Trouble Instruction Manual]. — США. — Редвуд-Сити : Sega, 1994. — 17 с.</span> (англ.)

Ссылки

• [www.theghz.com/sonic/s&t2/s&t2.html Sonic the Hedgehog Triple Trouble] (англ.) на сайте-энциклопедии The Green Hill Zone.
• [info.sonicretro.org/Sonic_Triple_Trouble Sonic the Hedgehog Triple Trouble] (англ.) на сайте-энциклопедии Sonic Retro.
• [sonic.wikia.com/wiki/Sonic_Triple_Trouble Sonic the Hedgehog Triple Trouble] (англ.) на вики-проекте Sonic News Network.

Отрывок, характеризующий Sonic the Hedgehog Triple Trouble

Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.