Художественная декламация

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Spoken word»)
Перейти к: навигация, поиск

Художественная декламация — форма литературного, а иногда и ораторского искусства, художественное выступление, в котором текст, стихи, истории, эссе больше говорятся, чем поются.

В англоязычных странах используется термин «spoken word» (в переводе с английского: произносимое слово), этим же термином обозначается соответствующая аудиовизуальная продукция, не являющаяся музыкальной.

Формами «spoken word» могут быть как литературные чтения, чтения стихов и рассказов, доклады, так и поток сознания, и популярные в последнее время политические и социальные комментарии артистов в художественной или театральной форме. Нередко артистами в жанре «spoken word» бывают поэты и музыканты. Иногда голос сопровождается музыкой, но музыка в этом жанре совершенно необязательна.

Так же как и с музыкой, со «spoken word» выпускаются альбомы, видеоматериалы, устраиваются живые выступления и турне. Так, например, альбомы группы «ДК» 1986 года — «Геенно-огненное» и «Минное поле им. 8 марта» — выдержаны полностью в жанре «spoken word». Сергей Жариков нередко характеризовал этот жанр как «word music»[1].

Среди русскоязычных артистов в этом жанре можно отметить Дмитрия Гайдука и альбом «Пожары», группы Сансара, Ангел НеБес, а также «пионеров» жанра в СССР — Мухоморов, Сергея Жарикова (группа «ДК»), Олега Судакова и Егора Летова (проекты «Гражданская оборона», «Цыганята и Я с Ильича», «Коммунизм»).





Некоторые представители жанра

См. также

Напишите отзыв о статье "Художественная декламация"

Примечания

  1. [www.letov.ru/DK/Geenno.html Из описания к альбому «Геенно-огненное»]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Художественная декламация

И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.