Stabat mater

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Stabat Mater»)
Перейти к: навигация, поиск

Stabat mater [ста́бат ма́тэр] (лат.) — средневековая католическая секвенция. Текст (четырёхстопный хорей), состоящий из 20 трёхстрочных строф, традиционно приписывается итальянскому поэту Якопоне да Тоди; по другой традиции — папе Иннокентию III или Бонавентуре. Стихи и (анонимный одноголосный) распев впервые регистрируются в источниках XIII в. До середины XVI в. секвенция входила (наряду со многими другими) в Римский миссал. На Тридентском соборе секвенция Stabat mater была запрещена; вновь допущена Римом в 1727 г.

Своё название секвенция получила по инципиту «Stabat mater dolorosa» («Стояла мать скорбящая»). Первая часть текста повествует о страданиях Девы Марии во время распятия Иисуса Христа; вторая — молитва грешника к Богородице, заканчивающаяся просьбой о даровании ему спасительного рая.





Текст и перевод

Латинский текст (оригинал) существует в нескольких редакциях. Стандартной считается ватиканская редакция, зафиксированная в дореформенной Liber usualis:

1. Stabat mater dolorosa
juxta crucem lacrimosa,
dum pendebat filius.

2. Cuius animam gementem,
contristatam et dolentem
pertransivit gladius.

3. O quam tristis et afflicta
fuit illa benedicta
mater Unigeniti!

4. Quae maerebat et dolebat,
pia mater, dum videbat
nati poenas inclyti.

5. Quis est homo qui non fleret,
matrem Christi si videret
in tanto supplicio?

6. Quis non posset contristari,
Christi matrem[1] contemplari
dolentem cum filio?

7. Pro peccatis suae gentis
vidit Jesum in tormentis,
et flagellis subditum.

8. Vidit suum dulcem natum
moriendo desolatum[2],
dum emisit spiritum.

9. Eia mater, fons amoris,
me sentire vim doloris
fac, ut tecum lugeam.

10. Fac, ut ardeat cor meum
in amando Christum Deum
ut sibi complaceam.

11. Sancta mater, istud agas,
Crucifixi fige plagas
cordi meo valide.

12. Tui nati vulnerati,
tam dignati pro me pati,
poenas mecum divide.

13. Fac me tecum pie flere[3],
crucifixo condolere,
donec ego vixero.

14. Juxta crucem tecum stare,
et me tibi sociare
in planctu desidero.

15. Virgo virginum praeclara,
mihi iam non sis amara,
fac me tecum plangere.

16. Fac, ut portem Christi mortem,
passionis fac consortem,
et plagas recolere.

17. Fac me plagis vulnerari,
fac me cruce inebriari[4],
et cruore Filii.

18. Flammis ne urar succensus[5],
per te, virgo, sim defensus
in die judicii.

19. Christe, cum sit hinc exire,
da per matrem me venire
ad palmam victoriae[6].

20. Quando corpus morietur,
fac, ut animae donetur
paradisi gloria. Amen.

Стояла мать скорбящая
Возле креста в слезах,
Когда на нём висел Сын,

Чью душу стенающую,
Сочувствующую и страдающую,
Пронзил меч.

О, как печальна и сокрушенна
Была она, благословенная
Мать Единородного!

Как горевала и страдала
Благочестивая мать, когда видела
Муки Сына восславленного.

Кто из людей не заплакал бы,
Мать Христа увидев
В таких мучениях?

Кто может не посочувствовать
Матери Христа, наблюдая
Страдания её вместе с Сыном?

За грехи своего рода
Видела она Иисуса, в муках
Плетям подставленного,

Видела Сына милого,
Умирать оставленного,
Испускающего дух.

О, мать, источник любви!
Дай мне почувствовать силу страданий
И скорбеть вместе с тобой.

Заставь гореть сердце моё
В любви к Христу Богу,
Чтобы Ему уподобиться[7].

Святая мать, сделай это;—
Распятого муки
В моём сердце укрепи.

Твоего израненного Сына,
Столь достойного, принявшего муки за меня,
Страдания со мною раздели.

Позволь мне рыдать с тобою,
Сострадать Распятому,
Пока я буду жив.

У креста с тобою стоять,
Тебе всей душой сопутствовать
В плаче хочу.

Дева дев пресветлая!
Не будь же ко мне сурова,
Позволь мне рыдать с тобою.

Позволь разделить с тобой смерть Христа,
Страсти сделай причастником
И раны освежи.

Пусть меня ранят ударами,
Дай мне испить от Креста
И крови Сына.

Да не сгорю я в пламени [адском],
Тобою, дева, буду защищён
В день Страшного суда.

Христос, когда я покину этот мир,
Дозволь мне молитвами матери прийти
к победной вершине.

Когда тело умрёт,
Даруй моей душе
Райскую славу. Аминь.

Альтернативный вариант текста (был использован Дж. Б. Перголези, Дворжаком и рядом других композиторов):

Stabat mater dolorosa
juxta Crucem lacrimosa,
dum pendebat filius.

Cuius animam gementem,
contristatam et dolentem
pertransivit gladius.

O quam tristis et afflicta
fuit illa benedicta
mater unigeniti!

Quae maerebat et dolebat,
et tremebat, dum videbat
Nati poenas inclyti.

Quis est homo qui non fleret,
Christi matrem si videret
in tanto supplicio?

Quis non posset contristari
piam matrem contemplari
dolentem cum filio?

Pro peccatis suae gentis
vidit Jesum in tormentis,
et flagellis subditum.

Vidit suum dulcem natum
morientem, desolatum,
dum emisit spiritum.

Eia, Mater, fons amoris
me sentire vim doloris
fac, ut tecum lugeam.

Fac, ut ardeat cor meum
in amando Christum deum
ut sibi complaceam.

Sancta mater, istud agas,
crucifixi fige plagas
cordi meo valide.

Tui nati vulnerati,
tam dignati pro me pati,
poenas mecum divide.

Fac me vere tecum flere,
Crucifixo condolere,
donec ego vixero.

Juxta crucem tecum stare,
Te libenter sociare
in planctu desidero.

Virgo virginum praeclara,
mihi iam non sis amara,
fac me tecum plangere.

Fac, ut portem Christi mortem,
passionis fac consortem,
et plagas recolere.

Fac me plagis vulnerari,
cruce hac inebriari
ob amorem filii.

Inflammatus et accensus,
per te, virgo, sim defensus
in die judicii.

Fac me cruce custodiri,
morte Christi praemuniri
confoveri gratia.

Quando corpus morietur,
fac ut animae donetur
paradisi gloria. Amen.

Стояла мать скорбящая
Возле креста, исполненная слёз,
Где распят Сын.

Её же душу стонущую,
Омрачённую и скорбящую,
Пронзил меч.

О, как опечалена и огорчена
Была благословенная
Мать Единородного!

Как горевала и печалилась,
И трепетала, видя Рождённого ею,
Пребывающего в страшных муках.

Какой же человек останется равнодушным,
Видя мать Христа
В таком унижении?

Кто не станет сочувствовать
Благой матери, видя
Скорбь о Сыне?

За грехи своего народа
Видит Иисуса отданным на муки
И подвергнутым бичеванию,

Видит своё милое Дитя
Брошенным умирать,
Дабы испустил дух.

О, мать, источник любви!
Дай мне почувствовать силу скорби,
Чтобы я мог плакать с тобой.

Сделай так, чтобы загорелось мое сердце
Любовью ко Господу Христу,
Чтобы я был в мире с Ним.

Святая матерь, сделай так, чтобы
Муки распятия
С силой вошли в моё сердце.

Твоего израненного Сына муки,
что соизволил страдать из-за меня,
Дай с тобою разделить.

Позволь мне искренне плакать с Тобою,
Сострадая Распятому,
Пока я буду жив.

Возле Креста с Тобою стоять,
С Тобою горю желанием
Рыдания делить.

Дева дев пречистая,
Не будь ко мне столь сурова,
Дай мне рыдать с тобою.

Сделай так, чтобы я понёс смерть Христа,
Сподоби стать причастником страстей
И ран удостой.

Дай мне плакать над Израненным,
Наполни меня крестной мукой
Возлюбленного Сына.

В огне и пламени
Тобою, дева, буду я спасен
В день судный.

Подай мне крестное заступление,
Смертью Христа укрепи
Милости Его ради.

Когда тело умрёт,
Даруй моей душе
Райскую славу. Аминь.

Существуют и другие редакции текста. Древнейшей версией «Stabat mater» считается установленная К. Блюме и Х. М. Баннистером в знаменитой антологии средневековой литургической поэзии Analecta hymnica medii aevi[8], новейшая зафиксирована в пореформенном «Римском градуале» (Graduale Romanum) 1973 года и в невмированном «Тройном градуале» (Graduale triplex) 1979 года.

Рецепция в поэзии и музыке

Известны несколько стихотворных переводов Stabat mater на русский язык, в том числе В. А. Жуковского («Горько плача и рыдая»), Л. А. Мея («Матерь Божия стояла / И в безмолвии рыдала») и Д. С. Мережковского («На Голгофе, Матерь Божья»).

Текст (но не оригинальная мелодия) Stabat mater послужил источником вдохновения для многочисленных композиторов начиная с XVIII века (отдельные музыкальные воплощения текста известны и раньше, впервые — в мотете Жоскена Депре). В настоящее время [www.stabatmater.info/componist.html установлено] более 200 композиций на основе секвенции. Среди известных

Напишите отзыв о статье "Stabat mater"

Примечания

  1. Пореформенная редакция: piam matrem.
  2. Пореформенная редакция: morientem desolatum.
  3. Пореформенная редакция: Fac me vere tecum flere.
  4. Пореформенная редакция: cruce hac inebriari.
  5. Пореформенная редакция: Flammis urar ne succensus.
  6. Пореформенная редакция: Fac me cruce custodiri / morte Christi praemuniri, / confoveri gratia.
  7. То есть любить Его так же, как Он возлюбил грешного человека.
  8. AH 54, p.312-313.

Литература

  • Nohl P.-G. Lateinische Kirchenmusiktexte. Übersetzung - Geschichte - Kommentar. Kassel, Basel: Bärenreiter, 2002.

Ссылки

  • [www.stabatmater.info/ Сайт, посвящённый «Stabat Mater»]
  • [notes.tarakanov.net/pergolesi.htm Ноты «Stabat Mater» Перголези]
  • [www.muzbiblioteka.ru/dvorak.html Ноты "Stabat Mater" Дворжака бесплатно]
  • [www.rtve.es/alacarta/videos/los-conciertos-de-la-2/conciertos-2-concierto-ortve-20/2568055/ Кароль Шимановский: "Stabat Mater" (Стояла Мать)]. Симфонический оркестр Испанского радио и телевидения. Томас Dausgaard, дирижёр.

Отрывок, характеризующий Stabat mater

Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.