Steyr Mannlicher M1895
Поделись знанием:
Steyr Mannlicher M1895Steyr Mannlicher M1895
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
| Mannlicher M1895 | |
|---|---|
 различные винтовки и карабины M95 | |
| Тип: | магазинная винтовка |
| Страна: |  Австро-Венгрия
|
| История службы | |
| На вооружении: |
Вооружённые силы Австро-Венгрии, Австрии и Венгрии, Войска империи Цин, Италия, Российская императорская армия |
| Войны и конфликты: | Русско-японская война, Первая мировая война, Вторая мировая война |
| История производства | |
| Конструктор: | Фердинанд Манлихер (Ferdinand Mannlicher) |
| Разработан: | 1895 год |
| Всего выпущено: | ~ 3 000 000 (до 1916 года) |
| Варианты: | см. Варианты |
| Характеристики | |
| Масса, кг: | 3,8 (М95 без патронов) 3,36 (М95/30) |
| Длина, мм: | 1272 (М95) 1000 (М95/30) |
| Длина ствола, мм: | 765 (М95) 480 (М95/30) |
| Патрон: | 8×50 мм R М93 (М95) 8×56 мм R M30 (М95/30) 7,92×57 мм (М95/24) |
| Калибр, мм: | 8 |
| Принципы работы: | затвор прямого действия |
| Вид боепитания: | неотъёмный магазин на 5 патронов |
Манлихер M1895, или M95 (нем. Mannlicher M1895) — магазинная винтовка, разработанная Фердинандом Маннлихером и принятая на вооружение армии Австро-Венгрии в 1895 году.
Содержание
Описание
Наиболее характерная особенности винтовки Манлихера — затвор «прямого действия», с прямым, без поворота, ходом при перезарядке; поворот личинки затвора для запирания осуществлялся автоматически за счёт специальных спиральных канавок на его стебле. Это увеличивало скорострельность и удобство пользования оружием, но усложняло его конструкцию, снижало надёжность и увеличивало усилие, прилагаемое стрелком при перезарядке. Неотъёмный магазин винтовки снаряжается металлической пачкой на 5 патронов, остающейся в магазине до их израсходования, после чего пачка выпадает через окно в дне магазина. Неизрасходованная пачка может быть извлечена через открытый затвор после нажатия на фиксатор, находящийся в задней части магазина, совмещённой со спусковой скобой. Данные винтовки использовали оригинальные пачки с рифлением в верхней части для облегчения заряжания.
M1895 отличались высокой точностью стрельбы, скорострельностью и прочностью. Отдача легко воспринималась стрелком, что положительно сказывалось на точности. До Первой мировой войны в офицерской среде Русской императорской армии считалось хорошим тоном критиковать это оружие за чувствительность к загрязнениям из-за большого окна в ствольной коробке. Однако начало боевых действий не подтвердило сущности этой проблемы: загрязнения механизма безусловно имели место, но большая часть их самоустранялась с той же легкостью, с какой и возникала[1].
Винтовки Манлихера на Востоке
Русской императорской армии при занятии крепости Порт-Артур «по наследству» от войск Цин досталось значительное количество винтовок Манлихера, в основном образца 1886 года под патрон с дымным порохом, и затвором прямого действия. Во время осады крепости 1904 года капитан 26-го пехотного полка И. Б. Шметилло предложил и реализовал проект кустарного «пулемета». Пулемет Шметилло фактически представлял собой устройство для ведения залпового огня из 5-8 винтовок Манлихера, закрепленных на деревянной раме. Затворы винтовок объединялись в один подвижной узел при помощи металлической тяги, позволяющей стреляющему одновременно перезаряжать все винтовки, и перемещая другую тягу, объединявшую спусковые крючки производить выстрелы из всех стволов одновременно. Перенацеливание выполнялось перемещением всей рамы и во время боя как правило не производилось.
Конец карьеры
В 1916 году, невзирая на ряд очевидных преимуществ:
- Высокая скорострельность,
- Надёжность,
- Удобство,
- Отличное останавливающее действие 8 мм выстрела,
войска Австро-Венгрии отказываются от винтовки Манлихера в пользу более простой и дешевой винтовки Маузера, конструкция которой оказалась более приспособленной к производству в условиях военного времени. Есть мнение, что в принятии такого решения не последнюю роль сыграла возможность использования промышленных ресурсов стратегического союзника Австро-Венгрии — Германской империи.
Трофеи
Благодаря высоким боевым качествам винтовка Манлихера была ценным и престижным трофеем. Боеприпасы для трофейных винтовок Манлихера серийно производил патронный завод в Петрограде, производивший также боеприпасы для других трофейных и иностранных систем — Маузер, Арисака.
Варианты
- Infanterie Repetiergewehr M.95 — пехотная винтовка обр. 1895 года с 750 мм стволом.
- Kavaliere Repetierkarabiner M.95 — кавалерийский карабин обр. 1895 года с 500 мм стволом, без крепления для штыка
- Extra-Korps-Gewehr M.95 (RepetierStutzen M1895) — карабин обр. 1895 года с 480 мм стволом и креплением для штыка — для артиллеристов, военнослужащих инженерных войск и иных специализированных подразделений.
- М95/24 — модификация обр. 1924 года под патрон 7,92×57 мм с укороченным до 580 мм стволом.
- М95/30 — австрийская модификация обр. 1930 года под патрон 8×56 мм R
- М95/31 — венгерская модификация обр. 1931 года под патрон 8×56 мм R.
Штык
- вместе с винтовкой обр.1895 года на вооружение армии Австро-Венгрии был принят клинковый штык с тесачным клинком. Винтовка пристреляна без штыка. Штык носится отдельно от винтовки. Вес штыка без ножен — 280 г., длина клинка — 254 мм.
Страны-эксплуатанты
- Австро-Венгрия — на вооружении с 1895 года до распада Австро-Венгрии в 1918 году
-
Болгария — с 1903 года на вооружении болгарской армии, после присоединения Болгарии к Центральным державам в 1915 году, болгарская армия начала получать дополнительное вооружение от Австро-Венгрии, после окончания первой мировой войны винтовки остались на вооружении болгарской армии и по состоянию на 9 сентября 1944 года являлись основным типом винтовки болгарской армии[2] -
Российская империя — в ходе первой мировой войны трофейные винтовки «манлихер» широко использовались в русской армии в связи с нехваткой отечественных винтовок и патронов к ним[3]; уже в начале войны австрийским оружием перевооружали дружины государственного ополчения[4], тыловые части армии и флота[5], а позднее — и части действующей армии[6]. -
Италия — некоторое количество трофейных винтовок было захвачено в ходе первой мировой войны; после капитуляции Австро-Венгрии в 1918 году, в распоряжении Италии оказалось значительное количество винтовок, полученных в качестве репараций. Для винтовок был налажен выпуск патронов 8×50 мм R итальянского производства. К началу второй мировой войны, винтовки и карабины все ещё сохранялись на вооружении вспомогательных подразделений под наименованием Fucile Mannlicher 95 и Moschetto Mannlicher 95[7] -
Австрия — на вооружении австрийской армии с момента образования Австрии в октябре 1918 года до аншлюса в марте 1938 года, в дальнейшем винтовки поступили в распоряжение вермахта; в 1945 году некоторое количество было передано на вооружение жандармерии (Österreichische Gendarmerie), сняты с вооружения в 1955 году. -
Венгрия -
Югославия — после окончания первой мировой войны трофейные винтовки австро-венгерской армии оставались на армейских складах мобилизационного резерва до оккупации Югославии в апреле 1941 года. В дальнейшем, эти винтовки использовались партизанами НОАЮ[8] -
Чехословакия — в начале 1919 года на заводе Zbrojovka Brno началось производство сначала запасных частей, а затем и винтовок «манлихер» обр.1895 года, которое продолжалось до 22 июля 1921 года (однако патроны 8×50 мм R производились до середины 1930-х годов, в основном на экспорт). В 1922 году было принято решение оставить на вооружении чехословацкой армии только винтовки системы «маузер» под патрон 7,92×57 мм, винтовки других систем были сняты с вооружения[9] -
Польша — некоторое количество винтовок обр. 1895 года под патрон 8×50 мм R поступило на вооружение полиции в 1920-е годы -
Франкистская Испания - во время войны в Испании, значительное количество 8-мм винтовок обр. 1895 г. (со складов австрийской армии, оказавшихся в распоряжении немцев после аншлюса Австрии в марте 1938 года) было поставлено франкистам[10] -
Вторая Испанская Республика - несколько тысяч 8-мм винтовок и карабинов Манлихера обр. 1888 г., обр. 1890 г., обр. 1891 г. и обр. 1895 г. использовалось республиканскими войсками в ходе войны в Испании[11] -
Греция — некоторое количество винтовок обр. 1895 года под патрон 8×50 мм R имелось в Греции, после оккупации Греции в апреле 1941 года они поступили в распоряжение вермахта под наименованием Gewehr 306(g) -
СССР — в период гражданской войны поступали на вооружение отдельных подразделений РККА (в основном, в тыловые части и части внутренних войск)[12]; в 1941 году некоторое количество было передано на вооружение частей народного ополчения[уточнить]. -
Третий рейх — поступили в распоряжение вермахта после аншлюса Австрии в марте 1938 года, во время второй мировой войны некоторое количество поступило на вооружение вспомогательных и охранно-полицейских подразделений (австрийские винтовки использовались под наименованием Gewehr 98 (ö), ещё некоторое количество винтовок и карабинов, захваченных при разоружении итальянских войск в 1943 году поступило на вооружение под наименованием Gewehr 306(i) и Karabiner 505(i)); осенью 1944 года при формировании в Германии батальонов «фольксштурма» для их вооружения помимо прочего трофейного и устаревшего оружия с резервных складов были переданы 7214 шт. 8-мм австрийских винтовок Mannlicher M95[13]
Винтовка Манлихера в литературе и искусстве
Винтовки Манлихера упоминаются во многих литературно-художественных произведениях.
- А. Степанов «Порт-Артур» В батальных сценах немалое место занимают «старые китайские винтовки», представляющие собой винтовки Манлихера, доставшиеся от войск империи Цин.
- А. Козачинский «Зеленый фургон» милиционер Грищенко вооружен винтовкой Манлихера.
- Винтовки Манлихера под пренебрежительным названием «манлихеровки» упоминаются в романе Ярослава Гашека «Похождения Бравого солдата Швейка».
- Э. Хемингуэй в рассказе «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера» главный герой убит собственной женой из этой винтовки.
- В немой картине А. Довженко "Арсенал" (другое название "Восстание в Киеве в 1918 году") австро-венгерские части наступают на Украину с "манлихеровками" в руках.
- С этой винтовкой в руках пошел поднимать в атаку Корниловский полк его первый командир полковник Неженцев. Но был убит разорвавшимся снарядом. (Из воспоминаний первопоходника - участника того боя)
Напишите отзыв о статье "Steyr Mannlicher M1895"
Примечания
- ↑ Владимир Федоров «В поисках оружия» гл. Война — школа для оружейника
- ↑ История на Отечествената война на България 1944-1945 (в 4 тт.). том първи. София, Военно издателство, 1981. стр.308
- ↑ «Во время первой мировой войны царская Россия испытывала недостаток в стрелковом вооружении, поэтому в армии кроме винтовок русского образца были также и иностранные — японские Арисака обр.1897 и 1905 гг., австро-венгерские Манлихера 1889 и 1895 гг., германские „88“ и „98“. Кроме этих винтовок использовались также и устаревшие образцы, стрелявшие патронами, снаряженными дымным порохом — Бердана № 2 образца 1870 г., Гра 1874 г., Гра-Кропачека 1874/85 г., Веттерли 1870/87 г.„
А. Б. Жук. Энциклопедия стрелкового оружия: револьверы, пистолеты, винтовки, пистолеты-пулеметы, автоматы. М., АСТ — Воениздат, 2002. стр.587 - ↑ М. В. Оськин. Государственное ополчение в период первой мировой войны // "Вопросы истории", № 6, июнь 2013. стр.142-152
- ↑ “Запас винтовок был исчерпан за 2-3 месяца войны, а патронов и снарядов — к середине декабря 1914 года. В начале 1915 года русская промышленность удовлетворяла потребности войск в вооружении и боеприпасах в среднем на 15-30 %… вынужденные меры в виде перевооружения тыловых частей армии и флота устаревшими берданками и австрийским трофейным оружием (что позволило освободить для действующих частей 500 тыс. винтовок) и ускоренная отправка заготовленных в мирное время местных парков в войска не могли существенно изменить положение»
Р. Эрнест Дюпюи, Тревор Н. Дюпюи. Всемирная история войн (в 4-х тт.). книга 3 (1800—1925). СПб., М., «Полигон — АСТ», 1998. стр.782 - ↑ «в течение осени и зимы 1915 года… своих винтовок царской армии уже недоставало. Многие солдаты, в частности, весь наш полк, имели на вооружении трофейные австрийские винтовки, благо патронов к ним было больше, чем к нашим.»
А. М. Василевский. Дело всей жизни. 7-е изд. кн. 1. М., Политиздат, 1990. стр.21-22 - ↑ Александр Борцов. Патроны Италии // журнал «Мастер-ружьё», № 1 (118), январь 2007. стр.66-70
- ↑ Velimir Vukcic. Tito's partisans. London, Osprey Publishing Ltd., 2003. page 24
- ↑ Александр Борцов. Патроны Чехословакии // журнал «Мастер-ружьё», № 11 (116), ноябрь 2006. стр.62-67
- ↑ Alejandro de Quesada, Stephen Walsh. The Spanish Civil War 1936-39 (1). Nationalist Forces. London, Osprey Publishing Ltd., 2014. page 38
- ↑ [www.sbhac.net/Republica/Fuerzas/Armas/Infanteria/Fusiles/Fusiles.htm Fusiles y mosquetones de la Infanteria Republicana]
- ↑ Винтовка // Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия / редколл., гл. ред. С. С. Хромов. — 2-е изд. — М., «Советская энциклопедия», 1987. стр.94
- ↑ Сергей Монетчиков. Пистолеты-пулемёты для фольксштурма // журнал "Оружие", № 2, 2002 (спецвыпуск "Пехотное оружие Третьего рейха. Часть IV. Пистолеты-пулемёты")
Литература и источники
- Федоров В. Г. [militera.lib.ru/memo/russian/fedorov_vg/index.html В поисках оружия]. — Москва: Воениздат, 1964.
- А. Б. Жук. Энциклопедия стрелкового оружия: револьверы, пистолеты, винтовки, пистолеты-пулемёты, автоматы. М., ООО «Издательство АСТ», «Воениздат», 2002.
- В. А. Кашевский. Пехотное оружие Второй мировой войны. Минск, ООО «Харвест», 2004.
Ссылки
- М. Р. Попенкер. [world.guns.ru/rifle/rfl18-r.htm Винтовка Steyr Mannlicher M95 (M1895) (Австро-Венгрия)] / сайт «Современное стрелковое оружие мира»
| |||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Steyr Mannlicher M1895
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
