Strawberry Fields Forever

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
«Strawberry Fields Forever»
Сингл The Beatles
с альбома Magical Mystery Tour
Выпущен

13 февраля 1967 (Великобритания)
17 февраля 1967 (США)

Формат

7"

Записан

24 ноября22 декабря 1966, студия Эбби Роуд

Жанр

психоделический рок[1]
психоделический поп[2]

Длительность

4:10

Продюсер

Джордж Мартин

Композитор

Леннон-Маккартни

Лейбл

Parlophone (Великобритания)
Capitol (США)

Места в чартах
Хронология синглов The Beatles
«Eleanor Rigby / Yellow Submarine»
(1966)
«Strawberry Fields Forever»
(1967)
«All You Need Is Love»
(1967)
Образец аудио
Информация о файле
</td></tr>

Strawberry Fields Forever — песня, записанная в конце 1966 года группой The Beatles и выпущенная на сингле в начале 1967-го. Написана Джоном Ленноном (официальное авторство — Леннон-Маккартни). Критиками песня была признана одной из лучших записей группы[3]. Это одна из самых характерных работ в жанре психоделического рока, на неё было сделано несколько кавер-версий.

Песня дала название мемориалу «Земляничные поля» в Центральном парке Нью-Йорка недалеко от здания «Дакота», где Леннон жил в период с 1973 по 1980 года[4][5].





История создания

Леннон начал писать эту песню в конце 1966-го года на съёмках фильма Ричарда Лестера «Как я выиграл войну» (How I Won the War) в Альмерии[6]. «Strawberry Fields Forever» Леннона и «Penny Lane» Маккартни разделяли тему ностальгии по их детству в Ливерпуле. Хотя оба пели о реальных местах и событиях, обе песни были насыщены сюрреалистическим и психоделическим подтекстом.

«Земляничными полями» назывался детский дом Армии спасения совсем недалеко от места проживания семьи Леннона в его детские годы в Вултоне (район Ливерпуля). Леннон со своими друзьями Питом Шоттоном и Айвеном Вохэном любили играть среди деревьев недалеко от дома[7]. Одним из любимых развлечений Джона в те годы была вечеринка, устраиваемая каждое лето на «Земляничных Полях». Тётя Леннона, Мими, рассказывала: «Как только начинал играть оркестр Армии спасения, Джон начинал подпрыгивать на месте и приговаривать: „Мими, пошли, не то опоздаем“»[8].

Период написания композиции был временем важнейшей перемены для Леннона. «The Beatles» только что завершили концертную деятельность после одного из самых сложных периодов в истории группы, когда он позволил себе знаменитое высказывание «мы стали более популярны, чем Иисус» и печально известную поездку группы на Филиппины. Сорвался и брак Леннона, растревоживший психологические раны детства. Он также всё больше потреблял психоактивные вещества, особенно — сильный ЛСД. Леннон сказал об этой песне в 1980-м:

Всю свою жизнь я менялся. Во втором куплете поётся: «Мне кажется, нет людей, принадлежащих к моему древу» (No one I think is in my tree). Я был очень застенчивым и неуверенным в себе. Мне казалось, никто не понимал меня. Таким образом, я должен был быть либо гением, либо сумасшедшим — принадлежать одной из двух крайностей (I mean it must be high or low).[9]

Существует большое количество демоверсий и пробных записей, по которым можно проследить эволюцию песни. Самая ранняя версия песни включала в себя один куплет без припева:

Нет людей на моей волне,
В смысле, она или слишком длинная, или слишком короткая.
Ты можешь мелодии не знать, но ведь всё нормально,
Значит, это не так уж плохо.

В дальнейшем был сделан более расплывчатым первый куплет и добавлен второй; в окончательной версии эти куплеты стали вторым и третьим соответственно. Первый куплет был сочинён незадолго до записи композиции.

Запись

Существует демо-версия с рабочим названием «It's Not Too Bad»[10], которая была записана в октябре 1966 года.

Запись песни велась 24, 28-29 ноября; 8-9, 15, 21-22 декабря 1966 года[11], во время сессии к альбому «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band».

Фонограмма песни и её сложная аранжировка свидетельствуют о том, какого изыска достигла группа в технике звукозаписи и насколько возросло влияние авангарда на их музыку. В песне широко используется наложение записей друг на друга, проигрывание плёнки в обратном направлении, многократное воспроизведение отрывка плёнки (loop) и другие аудиоэффекты. Наряду с обычными гитарой, бас-гитарой и ударными инструментарий песни включает в себя также фортепиано, меллотрон (партию на котором исполнил Маккартни)[12], трубы, виолончели и такие экзотические инструменты, как свармандел[13], индийский струнный инструмент, производивший похожее на ситар звучание (в конце каждого припева).

Окончательная версия песни — это соединение двух разных записей. Группа записала несколько дублей двух довольно разных версий. В первой были использованы только меллотрон, гитара, бас-гитара и ударные. Спустя несколько недель была записана и вторая версия, для которой Леннон попросил Джорджа Мартина сделать аранжировку с участием виолончелей и труб. Аранжировку песни обогатили некоторые авангардистские эксперименты с магнитофоном: звуки тарелок (в куплетах) были записаны на плёнку, а затем эта плёнка была прокручена в обратном направлении.

Леннону больше всего понравились первая половина 7-го дубля (первая версия) и окончание 26-го дубля (вторая, «оркестровая» версия). Проблема аранжировщика (Дж.Мартина) и звукорежиссера (Дж.Эмерика) заключалась в том, что эти версии были сыграны в разных тональностях и записаны на разных скоростях — дубль 7 в ля мажоре, а дубль 26 в до мажоре[14]. К счастью, более быстрая версия была сыграна в более высокой тональности. Таким образом, обе версии при сведе́нии были приведены к одному темпу и одной тональности (быстрый дубль был замедлен, а медленный, напротив, ускорен таким образом, что темп и тональность обоих стали идентичными). В выпущенной версии заметны два места редактирования: одно сразу после первого куплета, перед словами «Let me take you down» (где был убран лишний куплет); второе, более заметное — несколько секунд спустя между словами «'cause I’m» и «going to» примерно на 1:00 — там дубль 7 переходит в дубль 26. При смене высоты звука в этом месте фонограммы вокал Леннона едва заметно «плывёт»[15].

Инструмент во вступлении песни (со звуком, похожим на флейту) — меллотрон, который был заказан Ленноном в предыдущем году и привезённый на студию Эбби Роуд специально для этой песни. Но открыл потенциал меллотрона, сочинил вступительный пассаж и сыграл его на записи именно Маккартни. В этом электромеханическом клавишном инструменте применялись 8-секундные отрывки (семплы) настоящих акустических инструментов, таких как медные, струнные (использованы в первом дубле песни) и флейты (дубли 2-7). «Strawberry Fields Forever» — одно из первых применений инструмента в поп-музыке (Грэхем Бонд использовал его в 1965). Благодаря «рекламе» Битлз новый инструмент (предшественник электронных семплеров) был быстро взят на вооружение группами Traffic, The Moody Blues и The Rolling Stones.

Вопреки уверениям сторонников городской легенды о смерти Пола Маккартни, в конце песни Леннон говорит не «Я похоронил Пола» (англ. I buried Paul), a «Клюквенный соус» (англ. cranberry sauce). В 1974-м Маккартни сказал[9]:

Это было ни в коем случае не «Я похоронил Пола» — это Джон сказал «Клюквенный соус». Это был конец Земляничных Полей. Это юмор Джона. Он должен был сказать что-то некстати, как «клюквенный соус». Если вы не понимаете, что Джон может сказать «клюквенный соус», когда ему захочется, вы начинаете слышать там что-то странное и думаете: ага!

Сам Леннон подтвердил сказанное Полом в интервью журналу Playboy в 1980-м. Он сказал, что это как бы дополнение к некоторой странности песни, и что бы он там ни захотел сказать — всё бы подошло. На записях с сессий, выпущенных на Anthology 2, слова «cranberry sauce» слышны отчётливее, особенно в вырезанном куске в конце дубля 7.

Участники записи

Выпуск

Сингл был выпущен 13 февраля 1967 года в Великобритании, а позже, 17 февраля 1967-го — в США. «Strawberry Fields Forever» стала одной из сторон сингла с двумя передними сторонами. Второй стала композиция Маккартни «Penny Lane». Когда менеджер Брайан Эпштейн стал требовать от Джорджа Мартина нового сингла от «The Beatles», Мартин сказал Эпштейну, что группа только что записала свои лучшие, по его мнению, песни на тот момент («Strawberry Fields Forever» и «Penny Lane»). Эпштейн и Мартин согласились выпустить песни на сингле без оборотных сторон, как это произошло с предыдущим синглом четвёрки, «Yellow Submarine/Eleanor Rigby». По британским законам 60-х, песни со свежевыпущенных синглов не попадали на новые альбомы, поэтому обе песни уже не могли попасть на следующий альбом «The Beatles» «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band». Мартин позже назвал это своей «ужасной ошибкой»[16].

Сингл достиг второй позиции в британских чартах, пропустив вперёд песню Энгельберта Хампердинка «Release Me». «Penny Lane» заняла первое место в Соединённых Штатах, в то время как «Strawberry Fields Forever» остановилась на 8-м пункте. Факт, что сингл стал только номером 2 в Британии, всегда рассматривался как неудача.

В Америке обе песни вошли на альбом «Magical Mystery Tour», выпущенный в Британии двумя мини-альбомами.[17]

Песня появилась в саундтреке к фильму «Представьте себе: Джон Леннон».

В 2006-м на альбом «Love» вошла ремикшированная версия композиции. Она основана на акустической демоверсии и включает в себя элементы «Hello Goodbye», «Baby, You’re a Rich Man», «In My Life», «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band», «Penny Lane» и «Piggies»[18]

Промовидео и отзывы

RS [www.rollingstone.com/news/story/6595921/strawberry_fields_forever Позиция №76] в списке
500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone
Видеоклип на песню в наши дни признаётся одним из ранних и самых лучших концептуальных клипов. Используются эффекты проигрывания снятого в обратном порядке, покадровая анимация, неожиданные переходы от дня к ночи и сами «битлы», играющие, а позже поливающие краской и разбивающие пианино. Видео было снято 30 января 1967 года в парке Кнол близ Севенокса. Режиссёром клипа стал Питер Голдманн. Голдманн был приятелем Клауса Форманна, который и посоветовал этого режиссёра со шведского телевидения группе.[19] Место, где снимался видеоклип, легко найти — это на одной из главных дорог парка, где стоит и узнаваемое дерево.

Брайан Уилсон признал, что «Strawberry Fields Forever» стала одной из причин отмены легендарного незавершённого альбома «SMiLE» группы «The Beach Boys». Впервые Уилсон услышал эту песню из своей магнитолы во время вождения. Песня потрясла его настолько, что ему пришлось остановиться на обочине, пока она не закончилась. Потом он сказал, что «The Beatles» «сделали это первыми», имея в виду звучание, которого он хотел достичь в новом альбоме. «SMiLE» вскоре был положен на полку.

В январе 2006 диджей радио BBC Radio 2 Марк Редклифф перед тем, как пустить песню в эфир, сказал, что сингл «Strawberry Fields Forever»/«Penny Lane» может быть «без боязни ошибиться назван величайшим синглом с двумя передними сторонами в истории музыки».

Ричи Унтербергер из All Music Guide назвал композицию одним из пиковых достижений группы и одной из лучших песен авторства Леннон-Маккартни."[20] Как сказано на сайте [www.acclaimedmusic.net AcclaimedMusic.net], «Strawberry Fields Forever» — лучше всех принятая критиками песня «The Beatles», и по этому критерию она заняла 12-е место в списке 3000 лучших песен всех времён.

Напишите отзыв о статье "Strawberry Fields Forever"

Примечания

  1. J. DeRogatis, Turn On Your Mind: Four Decades of Great Psychedelic Rock (Milwaukie, Michigan: Hal Leonard, 2003), ISBN 0-634-05548-8, p. 160.
  2. C. Heylin, The Act You've Known For All These Years: the Life, and Afterlife, of Sgt. Pepper (London: Canongate Books, 2007), ISBN 1-84195-955-3, p. 153
  3. [www.rollingstone.com/news/coverstory/500songs The Rolling Stone 500 Greatest Songs of All Time]. Проверено 17 декабря 2007. [www.webcitation.org/6642LDK3b Архивировано из первоисточника 10 марта 2012].
  4. [www.centralparknyc.org/site/PageServer?pagename=virtualpark_southend_strawberryfields Strawberry Fields]. Central Park Conservancy. Проверено 16 декабря 2007. [www.webcitation.org/664zdnNah Архивировано из первоисточника 11 марта 2012].
  5. [www.nycgovparks.org/sub_your_park/historical_signs/hs_historical_sign.php?id=12890 Strawberry Fields]. New York City Department of Parks & Recreation. Проверено 16 декабря 2007. [www.webcitation.org/664zeg4re Архивировано из первоисточника 11 марта 2012].
  6. Sheff (2000), p153.
  7. The Beatles Anthology (DVD, 2003), episode 6, 0:32:25: McCartney on Strawberry Field in Liverpool.
  8. Davies (2002), p57.
  9. 1 2 [www.geocities.com/~beatleboy1/dba13tour.html Magical Mystery Tour - Strawberry Fields Forever](недоступная ссылка — история). The Beatles Interview Database. Проверено 15 декабря 2007. [www.webcitation.org/5knx9R96x Архивировано из первоисточника 26 октября 2009].
  10. Fontenot, Robert [oldies.about.com/od/thebeatlessongs/a/strawberryfield.htm The history of this classic Beatles' song]. About.com. Проверено 27 августа 2016.
  11. [www.beatlesbible.com/songs/strawberry-fields-forever/ Библия The Beatles: «Strawberry Fields Forever»] (англ.). The Beatles Bible. Проверено 21 августа 2012. [www.webcitation.org/6BlOZQGqr Архивировано из первоисточника 29 октября 2012].
  12. Emerick (2006), pp135-136.
  13. MacDonald (2005), p212.
  14. [www.icce.rug.nl/~soundscapes/DATABASES/AWP/sff.shtml Alan W. Pollack's Notes on "Strawberry Fields Forever"]. soundscape.info. Проверено 10 января 2008. [www.webcitation.org/664zf9m6B Архивировано из первоисточника 11 марта 2012].
  15. MacDonald (2005), p.218.
  16. The Beatles (2000), p239.
  17. Lewisohn (1988), pp200-201.
  18. Watson, Greig [news.bbc.co.uk/2/hi/entertainment/6159426.stm Love unveils new angle on Beatles]. BBC News (2006-11-17). Проверено 17 ноября 2006. [www.webcitation.org/664zfjohH Архивировано из первоисточника 11 марта 2012].
  19. Lewisohn (1992), p242.
  20. Unterberger, Richie [www.allmusic.com/song/strawberry-fields-forever-t995690 "Strawberry Fields Forever"]. All Music Guide. Проверено 13 марта 2012. [www.webcitation.org/68Cu9QdnQ Архивировано из первоисточника 6 июня 2012].

Ссылки

  • [www.recmusicbeatles.com/public/files/awp/sff.html Примечания Алана Поллака к «Strawberry Fields Forever»]


Отрывок, характеризующий Strawberry Fields Forever

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.