Suicidal Tendencies

Suicidal Tendencies
Suicidal Tendencies 18 мая 2011 года
Основная информация
Жанры	Хардкор-панк, скейт-панк Кроссовер-трэш, трэш-метал (с 1984 года) Прогрессивный метал (в 1992 году) Альтернативный метал, фанк-метал (с 1989 года)
Годы	1981 — 1985 1987 — 1995 1997 — 2003 2007 — наши дни
Страна	США США
Откуда	Венис-Бич, Лос-Анжелес, Калифорния
Язык песен	английский
Лейблы	Frontier Records (англ.) Caroline Records Virgin Records Epic Records Suicidal Records
Состав	Майк Мьюир Дин Плезентс Нико Сантора Эрик Мур
Бывшие участники	Тим Уильямс † См "Бывшие участники"
[www.suicidaltendencies.com cidaltendencies.com]

Suicidal TendenciesSuicidal Tendencies

Suicidal Tendencies — кроссовер-трэш-группа, основанная в 1981 году в пригороде Лос-Анджелеса, Венис-Бич, штат Калифорния. Единственный постоянный участник группы со времени её основания — фронтмен и вокалист Майк Мьюир. Стилевые и жанровые рамки творчества группы за все время её существования постоянно изменялись. «Ожидай неожиданного», — так Майк Мьюир характеризует собственное стремление к развитию и совершенствованию. На заре своей творческой деятельности Suicidal Tendencies играли жёсткий хардкор-панк (1983), позже, в середине-конце 80-х годов, это был кроссовер-трэш (1987—1988).

Особого признания группа добилась в начале 90-х годов. Это период (1989—1994) принято считать «золотым» или «классическим»: в составе группы появился Роберт Трухильо, с приходом которого группа обрела неповторимый собственный стиль, сочетавший в себе особенности скоростного трэш-метал и традиционного фанка. Знаковым моментом для Suicidal Tendencies считается 1992 год. В это время группа начинает работу с новым продюсером — Полом Нортфилдом (продюсер Queensryche). Звучание группы очень сильно изменилось в сторону прогрессивного металла, но по-прежнему, Suicidal Tendencies оставались панк-группой. Параллельно с Suicidal Tendencies, Майк Мьюир и Роберт Трухильо организовали в 1989 году панк-фанковый проект Infectious Grooves, который тут же стал едва ли не популярней Suicidal.

В 1994 году на концерте в Санта-Моника Холл, где Suicidal Tendencies были хедлайнерами, Майк Мьюир официально объявил о роспуске группы в связи с крупными разногласиями с выпускающим лейблом группы — Epic Records (Sony). Музыкальная карьера его получила продолжение сразу в виде 2-х проектов: Cyco Miko — сольный проект, в студийных записях которого участвовал переехавший в США в 1994 году Стив Джонс, знаменитый гитарист Sex Pistols; и, возобновивший свою деятельность, независимый звукозаписывающий лейбл Suicidal Records, основанный Мьюиром в 1985 году. На Suicidal Records с 1996 года выходят все альбомы Suicidal Tendencies. Крайний альбом группы, The World Gone Mad вышел в 2016 году.

История

Период хардкор-панка (1981—1983)

Майк Мьюир образовал Suicidal Tendencies в 1981 году. Мотивы были просты — Майк поступил в колледж Санта-Моники и переехал в дом к своему старшему брату, Джиму Мьюиру, профессиональному скейтеру, участнику легендарной команды Z-Boys. В пригородах Лос-Анджелеса, каким и был по сути Венис-Бич, для оплаты аренды, частенько устраивались хаус-пати, домашние вечеринки для соседей. Для выступления на таких вечеринках, Майк и собрал группу. В первый состав группы вошли Майк Даннинген (бас-гитара), Майк Болл (гитара) и Карлос Эгерт (барабаны). По одной из версий, название группы Мьюир взял по названию лечебницы для душевнобольных на Вест Сайде Лос-Анджелеса, которая ныне уже не существует. Сам он говорит, что название пришло к нему, когда он смотрел на скейтеров, которые каждый раз преодолевают страх перед травмами, вставая на скейт. В этом виделся вызов, пренебрежение нормами и самим инстинктом самосохранения.

Несмотря на частые смены состава, группа быстро переросла формат «домашней вечеринки» и для своих выступлений начала арендовать помещения, мало-мальски подходящие для выступлений. В 1982 году, Suicidal Tendencies записывают первую демозапись Rollerworks, одна из песен которой, I Saw Your Mommy, выходит на сборнике Slamulation. Сюжет песни был взят из газетной колонки, текст был положен Майком на стихотворный размер и подан в саркастической манере. Группа исполняет на концертах эту песню до сих пор. После выхода сборника, на группу обратили внимание. Майк Мьюир впервые упоминается в прессе в журнале Penthouse в статье Slamdancing in a Fast City. Первое появление его группы на телеэкране состоялось в фильме Surfpunks в 1982 году.

Панк-журнал Flipside в 1982 году, по итогам голосования читателей признал Suicidal Tendencies одновременно и лучшей и худшей группой Лос-Анджелеса. Фотограф Глен Е. Фридмен, публиковавший фотографии скейтеров Лос-Анджелеса и издававший собственный панк-зин My Rules, стал продюсером первого альбома группы на лейбле Frontier Records. Группа записала 12 песен в течение одного вечера, а Глен сделал фотографии и дизайн обложки для дебютного альбома, который так и назывался, Suicidal Tendencies. В записи альбома принимали участие бас-гитарист Луичи Майорга, гитарист Грант Эстес и барабанщик Эмери Смит. На автомобиле отца Эмери Смита группа и отправилась в свой первый тур по Соединенным Штатам.

В 1983 же году Suicidal Tendencies запретили выступать в городе Лос-Анджелесе. Группу подозревали в связях с бандой Venice 13, организованным комьюнити выходцев из Латинской Америки и Ирландии. В основном, потому что группа имела особый стиль в одежде: синие банданы, рубахи, застегнутые на одну верхнюю пуговицу, характерный для членов банды. Эмери Смит, барабанщик группы, на фотографиях к дебютному альбому щеголяет в бейсболке с надписью Venice 13. («Эту кепку наш басист Луиче позаимствовал у старшего брата. У нас почти все знакомые были бандитами», — так сам Эмери комментирует появление кепки). Поводом же для пристального внимания служб безопасности и полиции к группе послужила смерть девушки на одном из концертов группы. Запрет на выступления длился до 1991 года.

Suicidal Records (1985—1987)

Считается, что Suicidal Tendencies временно прекратили существование в 1983 году. Однако, это не совсем так. Майк и Джим Мьюиры основали независимый звукозаписывающий лейбл Suicidal Records. Целями лейбла были выпуск как альбомов Suicidal Tendencies, так и групп соседского окружения Венис-Бич и Санта-Моники. Дебютным релизом этой небольшой звукозаписывающей компании стала пластинка Welcome To Venice, сборник, на котором дебютировали такие группы, как No Mercy, Beowulf и Excel. Также, в процессе записи этого сборника образовался проект под названием Los Cycos, состоявший из участников Suicidal Tendencies (Рокки Джорджа, Майка Мьюира) и No Mercy (Майка Кларка и Сэла Троя). Песня Los Cycos «It’s Not Easy» была переиздана позже, в 1989 году, на альбоме Suicidal Tendencies Controlled By Hatred/ Feel Like Shit... Deja Vu. Открывал компиляцию трек Suicidal Tendencies, записанный в составе Майк Мьюир, Луиче Майорга, Рокки Джордж и Ральф Эррера — (Look Up!)The Boys Are Back.

Всего на Suicidal Records выпущено 4 альбома: упомянутая компиляция Welcome To Venice (1985), дебютный альбом Beowulf (1986), дебютный (и единственный) альбом No Mercy «Widespread Bloodshed, Love Runs Red» (1986) и альбом группы Excel «Split Image» (1987).

В процессе деятельности лейбла Suicidal Records, Майк Мьюир пришёл к решению, что для издание альбома Suicidal Tendencies, всё же, лучше будет найти выпускающую компанию с более мощными возможностями, особенно в организации дистрибьюции альбомов. Таким образом, он пришёл на Caroline Records, низкобюджетное отделение звукозаписывающего гиганта Virgin Records. На Caroline Records позже были изданы и последующие альбомные работы Excel «Tapping Into Eternal Void» и Beowulf 1988 года Lost My Head… But I’m Back on the Right Track.

Virgin Records (1987—1988)

В 1987 году вышел альбом группы Join The Army, записанный в том же составе, что принимал участие в записи Welcome To Venice: Майк Мьюир (вокал), Луичи Майорга (бас-гитара), Рокки Джордж (соло-гитара), Ральф Эррера (барабаны). Критики характеризовали альбом, как переход группы к «металлическому» звучанию. Действительно, от сырой экспрессии хардкорного дебюта группы не осталось и следа. Это была иная музыка, более профессиональная и интересная, в основном, за счет проникновенного вокала Майка и своеобразных, «джазовых» соло Рокки. Альбому предшествовал макси сингл Possessed To Skate, ставший гимном скейтеров на долгие годы. Эту песню группа записала годом ранее, для художественного фильма Thrashing, рассказывавшего о противоборстве двух банд скейтеров в Лос-Анджелесе.

Следующий альбом на Virgin Records вышел в 1988 году. Он назывался длинным названием How Will I Laugh Tomorrow When I Can't Even Smile Today. Группа становится квинтетом: Майк Мьюир приглашает в Suicidal ритм-гитариста Майка Кларка, с которым он работал в No Mercy над альбомом Widespread Bloodshed Love Runs Red. No Mercy к 1988 году фактически прекратили своё существование. В процессе записи How Will I Laugh и в Suicidal Tendencies произошли серьёзные разногласия между Луичи Майоргой и Майком Мьюиром и Луиче, записав лишь несколько басовых партий, покинул группу. На его место в Suicidal Tendencies был рекрутирован Боб Хиткоут. Его порекомендовал Рокки Джордж, учившийся с Бобом в колледже Калвер-Сити. До колледжа, Боб Хиткоут играл в группе одного из бывших участников ST, Йона Нельсона. Звучание группы стало ещё более тяжёлым: новый ритм-гитарист оказался настоящей рифф-машиной. Альбом состоял практически из одних хитов, он вошёл в Billboard Top 200 за номером 111. На песню Trip At The Brain был снят видеоклип, замечательный тем, что в роли полковника ВВС в нём снялся не кто иной, как тогда уже знаменитый киноактер Джон Кьюсак. По слухам, не взявший за свою 3-х секундную роль ни цента.

Классический состав группы. Годы на Epic Records. (1989—1994)

С Бобом Хиткоутом Suicidal Tendencies пришлось расстаться. «Никаких серьёзных противоречий между нами не было. Мы с ним были просто слишком разными людьми», — так мотивирует уход Боба из группы Майк Мьюир. Без басиста группа записывает две демозаписи — мини-альбомы Controlled By Hatred и Feel Like Shit. Deja Vu. Басовые партии на них записывал Рокки Джордж, вопреки существующей интернет-легенде о том, что Stymee — это псевдоним пришедшего в группу по рекомендации Рокки нового музыканта (и опять это был соученик Рокки по колледжу Калвер-Сити) — Роберта Трухильо. Слово Stymee возникло из вежливого отказа Роберта быть кредитованным на обложке готовящегося к выпуску на мэйджор-лейбле Epic Records альбома (который по сути состоял из двух записанных прежде демо): «It’s ST, why me? (Это ST, почему я?)», — из этой фразы Рокки Джордж придумал акроним St-y-mee. До участия в Suicidal Tendencies, Роберт играл музыку фанк, соул и фьюжн. С убойным стилем thrash metal он столкнулся впервые. Его необычная для металлической группы манера игры пришлась по вкусу Майку. В поддержку альбома Controlled By Hatred/ Feel Like Shit... Deja Vu группа отправляется в первое мировое турне, разогревая на концертах нью-йоркскую трэш-команду Anthrax.

Очевидный успех альбома 1989 года (он получил статус «Золотого») обеспечил продление контракта с Epic Records.

В том же 1989 году, Майк и Роберт Трухильо начинают работу над совместным проектом несколько иного, чем Suicidal Tendencies толка: Infectious Grooves.

Продюсером Suicidal Tendencies становится продюсер Anthrax, Марк Додсон. С ним группа записывает сразу два альбома: Lights, Camera, Revolution и Still Cyco After All These Years. Первый — это абсолютно новые песни, написанные с участием Роберта. Совершенно новый неожиданный ракурс жанра thrash metal с характерными фанковыми басовыми партиями. Второй — это переигранные в новом составе 12 боевиков с дебютной пластинки Suicidal Tendencies. «Наш первый альбом очень хорош, но Frontier records его уже не выпускают, а многие наши поклонники хотели бы его приобрести. Старым же фанатам мы хотели предоставить возможность оценить, как изменилась группа за эти годы». (Майк Мьюир о перезаписи старого материала). Выпуск Still Cyco Эпик Роекордс отложили до 1993 года. А вот альбом Lights, Camera, Revolution вышел в 1991 году, сразу после того, как группа вернулась из тура Clash Of The Titans, годе она делила сцену с монстрами Thrash metal, такими, как Megadeth и Slayer. Лидер Megadeth в одном из интервью, предшествовавших туру назвал Suicidal Tendencies щенками. Зная вспыльчивый характер Майка и его ещё недавнее прошлое, связанное с бандитскими группировками Лос-Анджелеса, общественность ждала публичной драки между Дэйвом Мастейном и Майком Мьюиром, но драки не состоялось. Metal Hammer после тура Clash Of The Titans назвал Майка Мьюира «самым злобным вокалистом в роке после Энгри Андерсона (Rose Tattoo)».

Альбом Lights, Camera, Revolution входит в Топ 200 Billboard за номером 101, номинируется на Grammy в Best Metal Act (победителем номинации становится Metallica с кавер-версией Stone Cold Crazy). А группа отправляется в новый тур, на сей раз открывая выступления Queensryche. Этот тур оказал на Майка и его товарищей очень большое влияние. Наблюдая за игрой, манерой и техникой исполнения флагманов прог-металла, Майк пришёл к выводам, что и звучание Suicidal Tendencies должно стать более техничным, более профессиональным. Для реализации этой цели Suicidal приглашают сразу двух продюсеров Queensryche: Пола Нортфилда, который работает с Suicidal Tendencies до сих пор, и Питера Коллинза. С ними ST записывают альбом Art Of Rebellion. Во время записи альбома группу покидает Р. Дж. Эррера, поэтому партии барабанов для альбома пишет Джош Фриз, молодой, но профессиональный студийный барабанщик, успевший поработать до ST с такими группами, как The Vandals, Static X и Rob Zombie. Art Of Rebellion, несмотря на прохладные отзывы критики, становится золотым и входит в билбордовскую сотню за номером 52.

Оказавшись без концертного барабанщика, группа принимает решение отказаться от мирового турне в поддержку альбома. Майк Мьюир и Роберт Трухильо сосредотачиваются на своем, уже успевшем нашуметь, проекте, Infectious Grooves.

В 1993 году, к 10-летнему юбилею первого альбома Suicidal Tendencies, Epic Records выпускает записи двухгодичной давности, альбом Still Cyco After All These Years. Версия бессмертного хита группы Institutionalized, перезаписанная на этой пластинке, также номинируется на Grammy вместе с Megadeth, White Zombie, Ozzy и Iron Maiden. Граммофон достается британцам, а группа нанимает нового барабанщика. Им становится малоизвестный, но амбициозный музыкант из Пенсильвании — Джимми ДеГрассо. На сей раз Suicidal Tendencies активно гастролируют по миру почти весь 1993 год, разогревая шоу Metallica, Megadeth, Guns'n'Roses и (традиционно) Anthrax.

В апреле 1994 года на Epic Records выходит их восьмая студийная работа — Suicidal For Life. Очень плотный мощный звук гитар, фанковый грув и ломовые молотильные thrash-ритмы сделали эту работу самым лучшим, что выпускала группа до сих пор альбомом. Альбом был полон нецензурной лексики, из-за чего у группы начались серьёзные трения с выпускающим лейблом. Сразу после выхода Suicidal For Life, Майк Мьюир в родной Санта-Монике, на вершине славы, объявляет о роспуске группы Suicidal Tendencies.

Исход из Epic (1995—1997)

После официального роспуска группы, Майк Мьюир записывает несколько песен с давним знакомым своего старшего брата Джима — Стивом Джонсом, экс-гитаристом Sex Pistols. Этот проект получил название Cyco Miko. Выполняя обязательства перед Epic, Майк выпускает эти записи в виде альбома Cyco Miko Lost My Brain! (Once Again) в 1995 году. В том же году уходит Рокки Джордж. На его место Майк выбирает никому не известного тогда парня по имени Дэйв Нэсси. В таком составе, под марками Cyco Miko и Infectious Grooves, в компании с давним приятелем, Майком «Милкбоуном» Дженсеном и его новой группой Creeper, бывшие Suicidal проводят время в турне почти полтора года. Эту компанию Майк в шутку называет «Автобус, полный уродов» (Bus Load of Freaks). Будучи без выпускающего лейбла, Майк решает возродить идею собственного звукозаписывающего лейбла Suicidal Records. Вся компания «Автобуса» записывает по несколько треков, которые становятся основой для первого релиза Suicidal Records после возобновления его деятельности. Он назывался Suicidal Friends and Family (Epic Escape) и вышел в 1997 году. Диск успешно продавался на концертах «Автобуса».

1997—2000

Всё было бы хорошо, но из группы уходит басист Suicidal и Infectious — Роберт Трухийо. После долгих размышлений и кастингов, Майк Мьюир формирует новый состав Suicidal Tendencies, в который входят: Дин Плезентс (гитарист Infectious Grooves с 1989 года), Майк Кларк, Джош Пол (молодой талантливый техничный бас-гитарист), Брукс Вэккерман (молодой неизвестный барабанщик). В этом составе Suicidal радуют поклонников мини-альбомом Six The Hard Way в 1998 году, а год спустя — полноформатным диском Freedumb, на котором группа предстала вновь в неожиданном ракурсе. Их новый стиль сочетал в себе ярость и мощь хардкор-панка, фанковый грув и скорость традиционного thrash-metal. Это опять было явление из серии «Ожидай неожиданное», но оно пришлось по вкусу как старым фанатам группы, так и привлекло внимание массы новых поклонников.

Следующий альбом Suicidal Tendencies, Free Your Soul and Save My Mind выходит на Suicidal Records в 2000 году. Его продюсер — Пол Нортфилд, добивается от пластинки весьма необычного, глубокого звучания. Suicidal Tendencies обретают полную независимость от причуд большого шоу-бизнеса.

2001—2013

В 2001 году выходит очередной сплит-альбом Suicidal Records — Suicidal Friends and Family II. На нём, кроме знакомых уже нам по первому сплиту F&F Suicidal Tendencies, Infectious Grooves, Cyco Miko и Creeper выходят такие группы, как Jeremiah Weed and the Bad Seed, The Missile Girl Scoot, No Mercy Fool!, The Funeral Party, My Head, Zen Voudou. Настоящим сюрпризом для всех поклонников Infectious Grooves стало явление самого Аладдина Сулеманаджика Сарсиппиуса с сольным выступлением на большой сцене под аккомпанемент Infectious Grooves с хит-синглом Whip Cream!! (You know I move your booty!) Следующие два года группа активно гастролирует хэдлайнером на европейских и американских фестивалях. В 2002 году из группы уходят барабанщик Брукс и басист Джош. Первый присоединился к Bad Religion, второй — к группе Kelly Osbourne. На их место Майк Мьюир пригласил молодых, но уже именитых джазовых музыкантов, братьев Бруннер — Стива (бас-гитара) и Рона (барабаны). В начале 2003 года Майк Мьюир, во время Eastpack Resistance Tour во Франции, падает со сцены и серьёзно повреждает позвоночник.

С 2003 по 2007 год группа фактически находилась в отпуске, музыканты занимались сторонними проектами, в то время, как Майк Мьюир пережил две серьёзных операции на позвоночнике, прошёл курс реабилитационной терапии.

В 2005 году было лишь два выхода Suicidal Tendencies на сцену. Первый раз — на презентации художественного фильма о банде скейтеров Z-Boys «Lords Of Dogtown». И второй раз — в октябре, на большом концерте в Grand Olympic Auditorium, где Suicidal выступили в компании с Germs и Dead Kennedys. Этот концерт снимался на видео и материалы записей должны войти в готовящийся к выпуску официальный концертный DVD группы.

После этого концерта, Майк опять оказался на больничной койке и от группы не было никаких новостей вплоть до начала 2007 года, когда Suicidals объявили о начале мирового тура. В рамках этого тура группа впервые посетила Россию, дав два концерта в Москве и Санкт-Петербурге.

В конце 2008 года Suicidal Tendencies на место ранее выбывших барабанщиков Рона Бруннера и участвовавшего в российских концертах Дэйва Идальго, рекрутировали молодого парня Эрика Мора. На радость всем поклонникам, после 9 лет «молчания», на Suicidal Records вышел сплит-альбом Year Of The Cycos, состоящий как из переигранных номеров ST и IG, так и из ранее неиздававшихся песен Cyco Miko и No Mercy Fool! Настоящим сюрпризом для фанатов стало явление двух новых песен: Come Alive! Suicidal Tendencies и It’s The Groove, Don’t Fight It от Infectious Grooves.

В многочисленных интервью в 2009 году участники группы сообщали, что новый альбом группы обязательно будет в 2009 году, однако, окончательная дата релиза так и не объявлена. В итоге, новый альбом вышел только в 2013 году.

Состав

• Майк Мьюир — вокал (1980 — настоящее время)
• Дин Плезентс — соло-гитара (1996 — настоящее время)
• Джефф Поган — ритм-гитара (2016 — настоящее время)
• Ра Диаз — бас-гитара (2016 — настоящее время)
• Дэйв Ломбардо — барабаны (2016 — настоящее время)

Бывшие участники

• Эрик Мур — барабаны (2007—2014, 2014—2016)
• Грант Эстес — гитара (1983)
• Рокки Джордж — соло-гитара (1985—1995)
• Майк Кларк — ритм-гитара (1988—2012)
• Нико Сантора — ритм-гитара (2012—2016)
• Луичи Майорга — бас-гитара (1982—1988)
• Боб Хиткоут — бас-гитара (1988)
• Роберт Трухильо — бас-гитара (1989—1995)
• Джош Пол — бас-гитара (1997—2002)
• Стив Бруннер — бас-гитара (2002—2011)
• Эмери Смит — барабаны (1983)
• Ральф Эррера — барабаны (1985—1991)
• Джимми Деграссо — барабаны (1994)
• Брукс Вэккерман — барабаны (1997—2002)
• Рон Бруннер — барабаны (2003—2006)
• Тим Уильямс — бас-гитара (2011—2014)

Дискография

Студийные альбомы

• Suicidal Tendencies (1983, Frontier Records)
• Join the Army (1987, Caroline Records)
• How Will I Laugh Tomorrow When I Can't Even Smile Today (1988, Virgin Records)
• Controlled By Hatred/ Feel Like Shit... Deja Vu (1989, Epic Records)
• Lights, Camera, Revolution (1990, Epic Records)
• Art of Rebellion (1992, Epic Records)
• Suicidal for Life (1994, Epic Records)
• Freedumb (1999, Suicidal Records)
• Free Your Soul and Save My Mind (2000, Suicidal Records)
• 13 (2013, Suicidal Records)
• The World Gone Mad (2016, Suicidal Records)

Мини-альбомы

• Six The Hard Way (1998, Suicidal Records)

Сплит-альбомы

• Welcome to Venice (1985, Suicidal Records)
• Suicidal Friends and Family (1997, Suicidal Records)
• Suicidal Friends and Family II (2001, Suicidal Records)
• Year of the Cycos (2009, Suicidal Records)

Сборники

• F.N.G. (1992, Virgin Records)
• Prime Cuts (1997, Epic Records)
• Playlist: The Very Best of Suicidal Tendencies (2010, Legacy Records)

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• [www.suicidaltendencies.com Официальный сайт группы Suicidal Tendencies]
• [radioritual.ru/musik/sound/ группа Suicidal Tendencies на радиостанции "Ритуал"] (недоступная ссылка с 02-09-2013 (3886 дней) — история, копия)
• [Suicidal.Su Suicidal.Su — Фансайт группы Suicidal Tendencies на русском языке]

Отрывок, характеризующий Suicidal Tendencies

– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».