Т-26

Поделись знанием:
(перенаправлено с «T-26»)
Перейти к: навигация, поиск
Т-26 обр. 1933 года
Классификация

лёгкий пехотный танк

Боевая масса, т

8

Компоновочная схема

двухбашенная

Экипаж, чел.

3

История
Годы производства

19311941

Годы эксплуатации

19311960

Количество выпущенных, шт.

11 218

Основные операторы


Размеры
Длина корпуса, мм

4620

Ширина корпуса, мм

2440

Высота, мм

2190

Клиренс, мм

380

Бронирование
Тип брони

стальная катаная гомогенная

Лоб корпуса, мм/град.

15

Борт корпуса, мм/град.

15

Корма корпуса, мм/град.

15

Днище, мм

6

Крыша корпуса, мм

10

Лоб башни, мм/град.

15

Маска орудия, мм/град.

15

Борт башни, мм/град.

15

Корма рубки, мм/град.

15

Крыша башни, мм

6

Вооружение
Калибр и марка пушки

45-мм 20К

Длина ствола, калибров

46

Пулемёты

2 × 7,62-мм ДТ

Подвижность
Тип двигателя

рядный 4-цилиндровый карбюраторный воздушного охлаждения

Мощность двигателя, л. с.

90[1]—91[2]

Скорость по шоссе, км/ч

30

Запас хода по шоссе, км

120

Тип подвески

сблокированная по четыре, на листовых рессорах

Преодолеваемый подъём, град.

40°

Преодолеваемая стенка, м

0,75

Преодолеваемый ров, м

2,0

Преодолеваемый брод, м

0,8

Т-26 — советский лёгкий танк. Создан на основе английского танка «Виккерс Mk.E» (также известного как «Виккерс 6-тонный»), закупленного в 1930 году. Принят на вооружение в СССР в 1931 году.





Содержание

История создания

К началу 1930-х годов танковый парк СССР состоял в первую очередь из массового лёгкого танка непосредственной поддержки пехоты Т-18[3], а также разнотипных британских машин времён Первой мировой войны. Т-18 выполнил задачу насыщения РККА боеспособными и сравнительно современными машинами, а также их освоения промышленностью. Однако характеристики Т-18, являвшегося глубокой модернизацией французского FT-17, уже к 1929 году не удовлетворяли требованиям Генерального штаба РККА[4]. В конце 1929 года на заседании коллегии ГУВП был сделан вывод о том, что в связи с отсутствием у советских танковых конструкторов должного опыта и неразвитостью промышленной базы, сроки разработки советских танков и их заданные ТТХ не выдерживаются, а созданные проекты не пригодны для серийного производства. В связи с этим 5 декабря 1929 года комиссией под председательством Наркомтяжпрома Г. Орджоникидзе было принято решение об обращении к зарубежному опыту [5].

После ознакомления с опытными немецкими танками в ходе советско-германского сотрудничества, а также с танками других стран во время ознакомительной поездки начальника УММ И. Халепского по США и странам Европы, начавшейся 30 декабря 1929 года, был сделан вывод об отставании уровня советских танков [6].

В 1930 году была создана закупочная комиссия под руководством И. Халепского и начальника инженерно-конструкторского бюро по танкам С. Гинзбурга, чьей задачей являлись отбор и закупка образцов танков, тракторов и автомобилей, пригодных для принятия на вооружение РККА. Прежде всего комиссия весной 1930 года направилась в Великобританию, считавшуюся в те годы мировым лидером в производстве бронетехники [7][8]. Внимание комиссии привлёк лёгкий танк Mk.E или «6-тонный» (англ. 6-ton), созданный фирмой «Виккерс-Армстронг» в 1928—1929 годах и активно предлагавшийся на экспорт[9]. Комиссия планировала приобрести лишь по одному экземпляру нужной техники, но продавать одиночные образцы, а тем более с документацией, фирма отказалась, в результате было достигнуто соглашение о закупке малых партий танков, в том числе — 15 единиц Mk.E по цене в 42 тысячи рублей в ценах 1931 года, с полным комплектом технической документации и лицензией на производство в СССР. Поставки танков должны были быть осуществлены с сентября 1930 по январь 1931 года [10][8][11]. «Виккерс-Армстронг» предлагала несколько вариантов танка, в частности «Модель A» с двумя одноместными башнями с 7,7-мм пулемётами «Виккерс» и «Модель B» с двухместной башней с 37-мм короткоствольной пушкой и 7,7-мм пулемётом[12], но советская сторона закупила только двухбашенные машины. В СССР Mk.E получил обозначение В-26 [10].

Сборка танков осуществлялась на заводах «Виккерс-Армстронг», в ней принимали участие и советские специалисты для ознакомления с технологией. Первый В-26 был отправлен в СССР 22 октября 1930 года, до конца года в СССР поступили ещё три танка[8][11].

В СССР первые из прибывших танков поступили в распоряжение «специальной комиссии по новым танкам РККА» под руководством С. Гинзбурга, задачей которой являлся выбор танка для принятия на вооружение армии[13]. С 24 декабря 1930 года по 5 января 1931 года три В-26 были подвергнуты испытаниям в районе Поклонной горы, на основании которых комиссией были сделаны «довольно сдержанные» выводы [14]. Но на состоявшейся 811 января демонстрации двух танков перед представителями высшего командования РККА и Московского военного округа, В-26 вызвал у них бурное одобрение и уже 9 января последовало распоряжение К. Ворошилова: «…решить наконец вопрос об целесообразности организации производства В-26 в СССР», а Гинзбургу было приказано представить Наркомвоенмору список отмеченных в ходе испытаний преимуществ и недостатков В-26 по сравнению с Т-19 [14].

В докладе, представленном 11 января 1931 года, был сделан вывод о надёжности и простоте трансмиссии и ходовой части В-26 и соответствии этих систем требованиям РККА, но также говорилось о том, что двигатель является неподходящим для установки на танк, а его конструкция не позволяет повышение мощности традиционными методами форсирования. Среди преимуществ танка отмечались также хорошие оптические прицелы пулемётов и простая в производстве форма корпуса, среди недостатков — затруднённый доступ к двигателю и трансмиссии и невозможность проведения текущего ремонта двигателя в бою изнутри танка[сн 1]. В целом отмечалось, что «…В-26, несмотря на рассмотренные недостатки, способен развить высокую скорость и маневренность и является без сомнения лучшим образцом из всех известных в настоящее время образцов заграничных танков». В сравнении с Т-19 отмечалось, что по срокам выполнения и стоимости наиболее выгодным является освоение в производстве Т-19, менее — комбинированного танка, сочетавшего узлы Т-19 и В-26 и наименее — организация производства В-26 в неизменном виде. В общем выводе доклада говорилось о необходимости начать проектирование нового танка на основе конструкций Т-19 и В-26, с мотором, корпусом и вооружением от первого и трансмиссией и ходовой частью последнего, а также организации совместных испытаний Т-19 и В-26 для получения более полных результатов [15].

Свой проект предложила и ВАММ, которая после ознакомления с документацией на В-26 предложила приступить к проектированию танка с использованием конструкции корпуса британской машины, но с усиленным бронированием и двигателем «Геркулес» или «Франклин» мощностью 100 л. с., как более подходящим для условий производства в СССР [16]. По результатам заседаний комиссии 1617 января 1931 года были выданы два технических задания: конструкторской группе С. Гинзбурга на создание гибридного танка, получившего название «Т-19 улучшенный» и ВАММ на создание «Танка малой мощности» (ТММ) [16]. Работы по обоим проектам продвигались, в частности, эскизный проект «Т-19 улучшенного» был принят уже 26 января того же года, но корректировку в планы внесла международная обстановка. Так, 26 января И. Халепский направил Гинзбургу письмо, в котором говорилось, что согласно данным разведки, Польша[сн 2] тоже ведёт закупку образцов «Виккерс» Mk.E и может, по оценкам руководства РККА, уже к концу текущего года с англо-французской помощью произвести более 300 танков этого типа, что дало бы польским танковым войскам преимущество. В связи с этим РВС РККА счёл целесообразным рассмотрение вопроса о немедленном принятии на вооружение В-26 в существующем виде. В результате, 13 февраля 1931 года РВС, заслушав доклад Халепского о ходе работ по новым танкам, постановил принять В-26 на вооружение РККА как «основной танк сопровождения общевойсковых частей и соединений, а также танковых и механизированных частей РГК» с присвоением ему индекса Т-26[17].

Серийное производство и дальнейшее развитие

Начало производства

Для производства Т-26 за отсутствием альтернатив был выбран ленинградский завод «Большевик», до этого занимавшийся выпуском Т-18. Позднее предполагалось подключить к производству и достраивавшийся Сталинградский тракторный завод[18]. Рассматривался и Челябинский тракторный завод, тоже находившийся в процессе строительства. Проектными работами по подготовке производства, а впоследствии и модернизации танка, руководил С. Гинзбург[19]. Первоначально заводу «Большевик» был выдан план на производство 500 Т-26 в 1931 году, позднее это число было сокращено до 300 с выпуском первого танка не позднее 1 мая, но и этой цифры достичь не удалось[18][20]. Хотя завод ранее выпускал подобными темпами Т-18[21], новый танк оказался значительно сложнее в производстве[18]. Весной 1931 года отдел завода, который состоял лишь из 5 человек, подготовил к производству и изготовил два эталонных экземпляра танка. К 1 мая были закончены рабочие чертежи, а 16 июня одобрен технологический процесс и начато изготовление оборудования для массового производства [22].

В июле 1931 года началось изготовление по временной технологии установочной (предсерийной) партии из 10 танков с корпусами из неброневой стали, с широким использованием импортных комплектующих [23][18]. Конструкция машин в точности повторяла британский оригинал, отличаясь лишь вооружением, состоявшим из 37-мм пушки ПС-1 в правой башне и 7,62-мм пулемёта ДТ-29 в левой[18]. В ходе производства сразу выявился ряд серьёзных проблем, при этом, хотя конструкторское бюро с самого начала работ неоднократно предлагало ввести в конструкцию доработки, направленные на упрощение технологии изготовления, все эти попытки пресекались высшим руководством[22]. Больше всего проблем приносил двигатель танка, который, несмотря на кажущуюся простоту, требовал более высокой культуры производства, чем мог обеспечить советский завод[24] — первое время считалось нормальным, если брак по двигателям составлял до 65 %.[23] Кроме этого, Ижорскому заводу, поставлявшему корпуса танков, поначалу не удавалось из-за высокого процента брака наладить производство 13-мм бронелистов, в результате чего на значительной части корпусов вместо них применялись 10-мм[24]. Но и 10-мм листы на поставляемых корпусах имели многочисленные сквозные трещины и на испытаниях пробивались 7,62-мм винтовочной бронебойной пулей с дистанции 150—200 м [23]. До ноября корпуса танков выпускались со сборкой полностью на болтах и винтах, чтобы обеспечить замену бронелистов кондиционными[25]. В итоге на танках установочной партии двигатели фактически не работали, и передвигаться танки могли лишь при перестановке на них импортного двигателя с эталонного В-26[23].

Серийное производство двухбашенных танков

В августе 1931 года началось изготовление первой серийной партии из 15 танков, отличавшихся от предсерийных башнями увеличенной высоты со смотровыми лючком и щелями в верхней части, более приспособленными для производства на доступном оборудовании [23][24]. Но и на этих танках двигатели оказались неработоспособны, и добиться движения серийных танков своим ходом удалось только осенью того же года [23]. Спешка с освоением производства привела к тому, что на заводе до 1934 года не было точно установленного технологического процесса, а стоимость танков почти вдвое превышала стоимость изготовленных в Великобритании В-26 [23][19][26]. К концу 1931 года были изготовлены 120 танков, но из-за низкого качества ни один из них сдать военной приёмке поначалу не удавалось. Лишь после длительных переговоров армия согласилась принять, по разным данным, 88[19][27] или 100[24] танков, причём 35 из них условно, так как они имели корпуса из неброневой стали[19]. Причём и на этих танках двигатели заводу было предписано заменить, так как при работе под нагрузкой они «издавали множественные посторонние шумы и испытывали перебои»[27].

Такая ситуация привела к возобновлению работ над Т-19 и ТММ [23], а также созданию упрощённого малого танка Т-34, с помощью которого предлагалось компенсировать численную нехватку танка сопровождения в случае угрозы войны [28]. Тем не менее, принятый в сентябре 1931 года план, предусматривавший выпуск 3000 Т-26 в 1932 году, скорректирован не был даже после того, как стала ясной неспособность СТЗ присоединиться в то время к производству. Лишь в феврале 1932 года Комитет обороны разрешил заводу вносить в конструкцию танка любые изменения, которые «не снижали бы боевых качеств и способствовали увеличению выпуска» [29]. Кроме того, для лучшей организации работ танковое производство на заводе «Большевик» было с февраля выделено в отдельный завод № 174[24]. Число предприятий-смежников к концу 1932 года достигло пятнадцати, в их число входили: Ижорский завод (броневые корпуса и башни), «Красный Октябрь» (коробки передач и карданные валы), «Красный путиловец» (ходовая часть), «Большевик» (полуфабрикаты двигателей) и Завод № 7 (котельно-жестяные изделия)[26]. Кроме того, к производству двигателей планировалось привлечь НАЗ и АМО.[30] На ряде из них с производством столь сложных узлов возникли проблемы[26], в результате чего сроки поставок комплектующих затягивались, а процент брака, по докладу директора завода № 174 К. Сиркена от 26 апреля, доходил до 70—88 % по двигателям и 34—41 % по корпусам [31]. В результате всего этого план производства танков вновь был сорван: к июлю сдан армии был лишь 241 танк в дополнение к принятым в 1931 году [31], а всего до конца года заводу удалось изготовить, по разным данным, 1341[32] или 1410[33] танков, из которых предъявлен к сдаче был 1361, а приняты только 950[33].

Конструкция танка в ходе производства постоянно совершенствовалась. Помимо ввода новых башен, в 1931 году двигатель был отодвинут к корме, чтобы обеспечить ему лучшие условия работы, а с начала 1932 года были введены новые топливный и масляный баки, а с 1 марта того же года на Т-26 начали устанавливать короб над решёткой воздуховывода, защищавший двигатель от попадания осадков. С. Гинзбург также предлагал в марте 1932 года перейти на наклонную лобовую деталь корпуса, что позволило бы повысить как технологичность, так и защищённость танка, но эта инициатива поддержана не была. В январе — марте 1932 года была выпущена партия из 22 машин со сварными корпусами, но из-за отсутствия производственной базы в тот период сварка распространения не получила [30]. Тем не менее, в 1932—1933 годах постепенно начала внедряться сварка в конструкции корпусов и башен, при этом параллельно могли выпускаться корпуса как цельноклёпаной и цельносварной конструкции, так и смешанные клёпано-сварные. На корпуса, независимо от конструкции, могли устанавливаться как клёпаные или сварные, так и смешанной конструкции башни, причём на один танк порой попадали башни разных типов[34]. С сентября 1932 года была усилена бронезащита танка заменой 13-мм бронелистов на 15-мм[2].

Параллельно выпускались два варианта танков — с пулемётным вооружением и с пулемётно-пушечным, состоявшим из пулемёта ДТ-29 в левой башне и 37-мм пушки в правой. Пулемётные танки в конце 1932 года начали выпускаться с шаровыми установками для новых пулемётов ДТУ, но поскольку последние были вскоре сняты с производства, танки этих серий оказались безоружными и на них в дальнейшем пришлось заменить лобовые листы башен на подходящие для установки старых ДТ-29 [35]. На пушечных танках устанавливались 37-мм пушка Гочкиса или её модифицированный советский вариант «Гочкис-ПС» [36]. но выпуск этих орудий сворачивался и для вооружения Т-26 пришлось демонтировать пушки с выводившихся из боевых частей Т-18 и даже FT-17[37]. Ещё на этапе подготовки к производству Т-26 предполагалось вооружить его более мощной 37-мм пушкой ПС-2, но опытные образцы последней так и не были доведены до работоспособного состояния[38]. Кроме того, ПС-2 имела бо́льшие по сравнению с ПС-1 размеры казённой части и длину отката и на Т-26 предполагалось устанавливать её в средней башне от опытного в то время танка Т-35. Другой альтернативой стала пушка Б-3, полученная наложением ствола противотанковой пушки фирмы «Рейнметалл» на ложе ПС-2. Работы по ней шли более успешно, но кроме того, из-за меньших размеров Б-3 могла устанавливаться в штатной пулемётной башне[39]. Испытания пушки в танке осенью 1931 года прошли успешно, но производство Б-3 разворачивалось намного медленней, чем ожидалось и на Т-26 они попали лишь в незначительном количестве, а с лета 1932 года все производимые орудия этого типа должны были поступать на вооружение танков БТ-2[38]. В конце 1933 года по предложению М. Тухачевского прорабатывалась установка в одной из башен танка 76-мм безоткатной пушки конструкции Л. Курчевского, но проведённые 9 марта 1934 года испытания показали ряд недостатков такого орудия — общая недоведённость конструкции, неудобство заряжания на ходу, образование позади орудия при выстреле струи раскалённых газов, опасной для сопровождающей пехоты — в результате чего дальнейшие работы в этом направлении были прекращены[40].

Для лучшей организации танкового производства приказом Наркомтяжпрома от 26 октября 1932 года был образован трест специального машиностроения в составе заводов № 174, № 37, «Красный Октябрь» и ХПЗ. После ознакомления с положением дел на заводах, руководство треста обратилось к правительству СССР с предложением о снижении программы по выпуску танков. Предложение было поддержано и по утверждённому на 1933 год плану завод № 174 должен был выпустить 1700 танков, а основное внимание должно было быть направлено на повышение качества выпускаемых машин[32]. Но эти планы были скорректированы началом выпуска однобашенного варианта Т-26 в середине 1933 года. Хотя М. Тухачевский выступал за продолжение выпуска двухбашенных пулемётных машин, как наиболее подходящих для сопровождения пехоты, и первое время оба варианта танка выпускались параллельно, однобашенный Т-26 к концу года вытеснил своего предшественника в производстве, а планы выпуска двухбашенного варианта на 1934 год были скорректированы в пользу выпуска специализированных вариантов, таких как огнемётные / химические танки [31]. Всего в войска поступило, по разным данным, 1626[21] или 1627[33] двухбашенных Т-26, из которых пушечно-пулемётное вооружение имели около 450, в том числе около 20—30 машин были вооружены пушками Б-3[40].

Переход к однобашенному танку

Хотя из предложенных «Виккерс-Армстронг» вариантов Mk.E для серийного производства в СССР был отобран только двухбашенный пулемётный, ещё в 1931 году С. Гинзбург добился выделения финансирования на создание «танка-истребителя» с вооружением из 37-мм пушки «большой мощности»[сн 3] и 7,62-мм пулемёта в спаренной установке, размещавшихся в одиночной конической башне от танка «Т-19 улучшенный». Но реально работа над однобашенным Т-26 началась лишь в 1932 году. Освоение сборки конической башни из криволинейных бронелистов представляло сложности для советской промышленности, поэтому первая башня такого типа, созданная Ижорским заводом к весне 1932 года и предназначавшаяся для танка БТ-2, имела цилиндрическую форму. Аналогичную башню предполагалось устанавливать и на вариант «танка-истребителя» Т-26 [41]. На испытаниях клёпаного и сварного вариантов башни предпочтение было отдано первому, который был рекомендован для принятия на вооружение после доработки выявленных недостатков и добавления в кормовой части ниши для установки радиостанции [42]. Для проведения войсковых испытаний Ижорский завод должен был изготовить партию из 10 башен, по разным данным, с октября 1932[42] или с 21 января 1933 года[43].

Пока шли работы над башней, решался также вопрос о вооружении танка. 37-мм пушка Б-3 в сентябре — октябре 1932 года прошла испытания в новой башне и была рекомендована к принятию на вооружение[43]. Но в мае 1932 года на замену 37-мм противотанковым орудиям была принята 45-мм пушка обр. 1932 г., ставшая также кандидатом на вооружение танков. По сравнению с 37-мм пушкой, 45-мм имела близкую бронепробиваемость, но намного более эффективный осколочный снаряд с в разы большим зарядом взрывчатого вещества. Это давало возможность использовать новый танк не только в роли специализированного истребителя, но и заменить им двухбашенный вариант, в роли универсального танка для поддержки пехоты [42][44]. В начале 1933 года конструкторским бюро завода № 174 была разработана спаренная установка 45-мм пушки и пулемёта, в марте 1933 года успешно прошедшая заводские испытания. Основной выявленной проблемой являлись частые отказы полуавтоматики орудия, приводившие к необходимости ручного разряжания, что значительно снижало скорострельность [42]. В феврале — марте 1933 года были проведены сравнительные испытания Б-3 и 20-К, на которых оба орудия показали сходные результаты, за исключением продолжавшихся отказов полуавтоматики у 45-мм пушки. Тем не менее, уже весной 1933 года было принято решение о принятии на вооружение однобашенного Т-26 с 45-мм пушкой. Но двухместная башня Ижорского завода была сочтена излишне тесной и в конструкторском бюро завода № 174 были разработаны несколько вариантов увеличенного объёма, из которых руководством УММ РККА была выбрана цилиндрическая уравновешенная башня клёпано-сварной конструкции, с развитой кормовой нишей овальной формы, образованной продолжением бортовых листов [45][44].

Согласно изданному в декабре 1932 года постановлению Комитета обороны, производство однобашенного танка должно было начаться с 1601-го серийного Т-26[46]. Никаких сложностей с переходом на однобашенный танк не ожидалось и планировалось начать его производство уже с весны 1933 года, но из-за задержек с поставками пушек и оптических прицелов к нему приступили только летом [47]. Помимо производства Т-26 с башнями конструкции завода № 174, выпускавшимися на Ижорском и Мариупольском заводах, какое-то количество танков получило и башни первого варианта с малой кормовой нишей. По одним данным, была изготовлена единственная партия таких машин с башнями опытной партии Ижорского завода, числом не более 10—15 единиц[43], по другим же — некоторое, но также незначительное, количество Т-26 получили башни танкового типа из числа 230, изготовленных Мариупольским заводом для танков БТ-5[46]. С самого начала производства однобашенного Т-26 конструкторам завода № 174 пришлось разрешать ряд проблем. Одной из них было то, что надёжной работы механической полуавтоматики пушки 20-К добиться так и не удалось — согласно докладу директора завода № 8, летом полуавтоматика давала до 30 % отказов, а в зимнее время — «сплошные отказы»[48]. Для устранения этого, специальным конструкторским бюро завода № 8 была введена новая полуавтоматика инерционного типа и изменены противооткатные механизмы. Доработанные механизмы орудия при стрельбе осколочными снарядами работали только как ¼ автоматики, обеспечивая полуавтоматическую стрельбу только бронебойными снарядами, но на испытаниях число отказов сократилось до 2 %. Серийное производство такой пушки, получившей обозначение «обр. 1932/34 гг.», началось в декабре 1933 года и вплоть до окончания производства Т-26 она без значительных изменений составляла его основное вооружение[49].

Другой проблемой был двигатель Т-26, мощность которого, составлявшая в то время 85—88 л. с., представлялась недостаточной из-за всё возраставшей массы танка, с переходом на однобашенную модификацию увеличившейся ещё на тонну. Осенью 1932 года фирма «Виккерс-Армстронг» предложила советской стороне свой модернизированный вариант двигателя мощностью 100 л. с., но после изучения его технического описания специалистами завода № 174 было предложено провести аналогичную модернизацию двигателя своими силами. Ожидалось, что установка нового карбюратора позволит поднять мощность двигателя до 95 л. с., однако испытания опытной партии модифицированных двигателей показали их низкую надёжность. Добиться удовлетворительной работы двигателя удалось лишь в мае 1933 года, дефорсировав его до 92 л. с. [50]. С 1933 года заводом № 174, а впоследствии Опытным заводом велась разработка для Т-26 карбюраторного двигателя воздушного охлаждения МТ-4 мощностью 200 л. с., а также двухтактному или четырёхтактному дизельному двигателю ДТ-26 мощностью 95 л. с., но производство их начато так и не было[51], хотя моторное отделение танка с 1934 года было несколько изменено для возможности установки дизеля[50].

Продолжалось и развитие танка по другим направлениям. Так как 45-мм пушка при стрельбе создавала недопустимую концентрацию углекислого газа в танке, с 1934 года был введён вентилятор в правой части крыши боевого отделения[50]. В 1935—1936 годах был окончательно совершён переход к сварным корпусам, а трудоёмкая в изготовлении сварная маска орудия была с 1935 года заменена штампованной. Из планировавшихся мер по повышению подвижности, помимо разработки нового двигателя включавших совершенствование КПП и бортовых передач, удалось осуществить только увеличение запаса хода, разместив в моторном отделении дополнительный топливный бак. Был введён и ряд других изменений, направленных на снижение стоимости производства и повышение эксплуатационной надёжности. С конца 1935 года на Т-26 начала устанавливаться дополнительная шаровая установка с пулемётом ДТ-29 в кормовом листе башни, а часть пулемётов начали оборудовать оптическими прицелами вместо диоптрических. В конце 1935 года для танка была разработана шкворневая зенитная пулемётная установка всё с тем же ДТ-29, но по результатам испытаний в войсках она была сочтена неудобной и в серийное производство не пошла. Помимо этого, с 1935 года, из расчёта на каждый пятый танк, Т-26 для ведения боевых действий ночью начали оборудоваться двумя закреплёнными на маске орудия фарами-прожекторами — так называемыми «фарами боевого света»[52].

Развитие и производство Т-26 в 1937—1941 годах

Производство Т-26[53]
Год 1931 1932 1933 1934 1935 1936 1937 1938 1939 1940 1941 Всего
Завод № 174
Т-26 двухбашенный 100 1361 576 1 2038
Т-26 однобашенный 693 489[сн 4] 553 447 945 1018 47 4192
Т-26РТ 20 457 650 826 550 716 83 114 3416
Т-26 с установкой П-40 267 204 471
Сталинградский тракторный завод
Т-26 всех вариантов 5 23 115 н/д 30[сн 5] н/д 10 не менее 183
Всего 17 1032 1212 969 1288 1273 550 716 1293 1336 10 300
Поставки Т-26 промышленностью в РККА[21]
Год 1931 1932 1933 1934 1935 1936 1937 1938 1939 1940 1941 Всего
Т-26 двухбашенный 17 1032 576 1 1626
Т-26 однобашенный 616 511 553 447 690 814 3631
Т-26РТ 20 457 735 826 550 716 336 318 3958
Т-26 с установкой П-40 267 204 471
Всего 17 1032 1212 969 1288 1273 550 716 1293 1336 9686

Понять, сколько всего в действительности было собрано Т-26 весьма нелегко. Но используя документы РГАЭ и РГВА можно попытаться с этим разобраться

Т-26 2-х башенный

1931 год - 19, из них 2 предсерийных образца и 10 установочной партии, выполненные из конструкционной стали

1932 год - 1032, из них 53 условно приняты как обычные танки в 1931 и в 1932 переделаны в ХТ-26

1933 год - 576

1934 год - 1

Т-26 однобашенный

1933 год - 712, 1 Т-26 артиллерийский

1934 год - 968 (из них 29 - СТЗ), 5 Т-26 артиллерийский, ещё 1 Т-26 отправлен в Турцию

1935 год - 1288 (из них 115 - СТЗ), ещё 63 танка приобретены Турцией

1936 год - 1303 (из них 98 - СТЗ)

1937 год - 550

1938 год - 794 (из них 30 - СТЗ), 23 из них поставлены НКВМФ

1939 год - 1314 (из них 20 - СТЗ), 21 из них поставлены НКВМФ

1940 год - 1346 (из них 10 - СТЗ), 32 из них поставлены НКВМФ

Стоит отметить, что в эти цифры включены телемеханические группы. На данный момент не представляется возможным вынести их отдельной строкой. Известно только, что в 1936-1937 изготовили 37 групп, в 1938-1939 ещё 28. Кроме того, в начале 1941 года 130 двухбашенных танков были переделаны в однобашенные, путем установки на них башен от ХТ-133, но с 45-мм орудием.

В 1940 военное руководство издало приказ двум Ленинградским заводам — Кировскому и заводу № 174 срочно создать танк весом около 14 т, вооружённый 45-мм пушкой и защищённый противоснарядной бронёй умеренной толщины. Поначалу этот танк числился под маркой Т-126СП (СП — сопровождение пехоты). Опытные образцы его были созданы в конце 1940 года и успешно испытаны. Предпочтение отдали танку завода № 174. Несколько позднее, в апреле 1940 года было издано постановление о принятии его на вооружение Красной армии и о постановке в производство на заводе № 174 под индексом Т-50.

C 1941 предполагалось перевести завод на производство танка Т-50, в связи с чем производство танка Т-26 должно было быть прекращено с 1 января 1941. Однако с производством танка Т-50 возникли проблемы, до начала Великой Отечественной войны завод № 174 не выпустил ни одного серийного танка этого типа и фактически продолжал выпускать Т-26. Наиболее серьёзные трудности возникли с освоением дизельного двигателя В-4 (харьковский завод № 75).

Модификации

  • Т-26 образца 1931 г. — линейный танк, двухбашенная версия с пулемётным вооружением;
  • Т-26 образца 1932 г. — линейный танк, двухбашенная версия с пушечно-пулемётным вооружением (37-мм пушка в одной из башен и пулемёт в другой);
  • Т-26 образца 1933 г. — линейный танк, однобашенная версия с цилиндрической башней и 45-мм пушкой. Самый массовый вариант.
  • Т-26 образца 1938 г. — линейный танк, однобашенная версия с конической башней и сварным корпусом.
  • Т-26 образца 1939 г. — вариант Т-26 образца 1938 года с усиленным бронированием. Также установлена улучшенная коническая башня и подбашенная коробка с наклонными стенками.
  • Т-26РТ — однобашенный танк с радиостанцией 71-ТК-1 (с 1933).
  • Т-26 ТУ (Т-26 ТУ-132) — танк управления в телемеханической группе. Изготовлено 65 машин.
  • Т-26 ТТ (Т-26 ТТ-131) — телетанк в телемеханической группе. Изготовлено 65 машин.
  • Т-26A — танк артиллерийской поддержки. Установлена новая, более просторная башня Т-26-4 с короткоствольной 76-мм танковой пушкой. Произведено 6 опытных образцов.
  • ХT-26 — огнемётный танк, вооружение располагалось в одной малой башне. Выпущено 552 танка и 53 переделано из серийных 2-х башенных Т-26.
  • ХT-130 — огнемётный танк, вариант модели 1933 года, огнемёт установлен в цилиндрической башне вместо орудия. Произведена 401 машина.
  • ХT-133 — огнемётный танк, вариант модели 1938 года, огнемёт установлен в конической башне. Произведено 269 танков.
  • ХT-134 — огнемётный танк, вариант модели 1939 года. Вооружение: 45-мм танковая пушка 20K образца 1932/38 гг., огнемётная установка в корпусе, 2 пулемёта ДТ, выпущено два опытных образца.

Последняя модификация танка имела бронирование 20 мм и 45-мм пушку образца 1938 г. и коническую сварную башню. Танков с конической башней было изготовлено 1975 единиц.

  • Т-26Т («трактор Т-26», «тягач Т-26») артиллерийский тягач с брезентовым верхом. Переделана из 2-х башенных танков 151 машина. В дальнейшем, до 1941 года, из однобашенных танков переделали еще 50 единиц.
  • Т-26Т артиллерийский тягач с бронированным верхом. Переделано в тягачи 10 однобашенных танков.

Тактико-технические характеристики

ТТХ модификаций Т-26 и танка «Виккерс» Mk.E[54]
Mk.E Model A[12] Т-26 обр. 1931 г. Т-26 обр. 1932 г. Т-26 обр. 1933 г. Т-26 обр. 1939 г.
Размеры
Боевая масса, т 7,10 8,00 8,40 9,40 10,25
Длина, м 4,62
Ширина, м 2,44 2,45
Высота, м 2,08 2,19 2,24 2,33
Бронирование, мм
Лоб корпуса 13 15 15 15
Борта и корма корпуса 13 15 15 15
Лоб башни 13 15 15 15
Борта и корма башни 13 15 15 15
Крыша 10 10 10 10
Днище 6 6 6 6
Вооружение
Пушка 1 × 37-мм «Гочкис» или Б-3 1 × 45-мм 20-К 1 × 45-мм 20-К
Пулемёты 2 × 7,7-мм «Виккерс» 2 × 7,62-мм ДТ-29 1 × 7,62-мм ДТ-29 1 × 7,62-мм ДТ-29 1 × 7,62-мм ДТ-29
Боекомплект, выстрелов / патронов 6489 113 / 3087 96—136[сн 6] / 2898 165—186[сн 6] / 3528
Подвижность
Двигатель бензиновый
4-цилиндровый
80 л. с.[сн 7]
бензиновый
4-цилиндровый
90 л. с.
бензиновый
4-цилиндровый
95 л. с.
Удельная мощность, л.с./т 11,26[сн 7] 11,25 10,71 9,57 9,27
Максимальная скорость по шоссе, км/ч 35,2 31,3 30
Средняя скорость по просёлку, км/ч н/д 15 18
Запас хода по шоссе, км н/д 130—140 200—225
Запас хода по просёлку, км н/д 70—80 150—170
Удельное давление на грунт, кг/см² н/д 0,57 0,60 0,65 0,71
Преодолеваемый ров, м н/д 2,0 2,0—2,65
Преодолеваемая стенка, м н/д 0,75
Преодолеваемый брод, м н/д 0,8

Конструкция

Т-26 имел компоновку с размещением моторного отделения в кормовой, трансмиссионного — в лобовой и совмещённого боевого отделения и отделения управления — в средней части танка. Т-26 обр. 1931 г. и обр. 1932 г. имели двухбашенную компоновку, Т-26 обр. 1933 г. и последующие модификации — однобашенную. Экипаж танка состоял из трёх человек: на двухбашенных — механика-водителя, стрелка левой башни и командира танка, выполнявшего также функции стрелка правой башни; на однобашенных — механика-водителя, наводчика и командира, выполнявшего также функции заряжающего.

Броневой корпус и башни

Вооружение

Двухбашенные модификации

Вооружение Т-26 обр. 1931 г. составляли два 7,62-мм пулемёта ДТ-29, размещавшиеся в шаровых установках в лобовой части башен. Наведение пулемётов осуществлялось при помощи диоптрических прицелов. ДТ-29 имел дальность эффективной стрельбы в 600—800 м и максимальную прицельную дальность в 1000 м. Питание пулемёта осуществлялось из дисковых магазинов ёмкостью в 63 патрона, темп стрельбы составлял 600, а боевая скорострельность — 100 выстрелов в минуту. Для стрельбы применялись патроны с тяжёлой, бронебойной, трассирующей, бронебойно-трассирующей и пристрелочной пулями. Как и на других советских танках, установка пулемётов была быстросъёмной для обеспечения использования их экипажем вне танка, для чего пулемёты комплектовались сошками[55]. Боекомплект пулемётов составлял 6489 патронов в 103 магазинах[56].

На двухбашенных Т-26 с пушечно-пулемётным вооружением в правой башне вместо пулемёта устанавливалась 37-мм нарезная пушка «Гочкис» или Б-3. Подавляющее большинство танков вооружались пушками «Гочкис», и лишь на малой части, порядка 20—30 машин, устанавливались Б-3[57]. Пушка «Гочкис» имела ствол-моноблок длиной 22,7 калибра / 840 мм, вертикальный клиновой затвор, гидравлический откатник и пружинный накатник[58]. Для наведения орудия использовался телескопический оптический прицел производства ММЗ, имевший увеличение 2,45× и поле зрения в 14°20′[59]. Скорострельность пушки «Гочкис» составляла до 15 выстрелов в минуту[58][сн 8]. Пушка размещалась на в лобовой части башни на горизонтальных цапфах и в вертикальной плоскости, в пределах от −8 до +30°, наводилась качанием при помощи плечевого упора. Наведение пушки в горизонтальной плоскости осуществлялось поворотом башни[60].

Боеприпасы пушки «Гочкис»[59][58]
Тип снаряда Длина выстрела, мм Масса выстрела, кг Масса снаряда, кг Масса ВВ, г Дульная скорость, м/с Дальность табличная, м
чугунное ядро Гочкиса 162 0,71 0,50 440 н/д
стальная осколочная граната 165 0,71 0,50 40 440 н/д
чугунная осколочная граната 167 0,72 0,51 н/д 440 н/д
картечь 205 н/д н/д 75 пуль н/д н/д
картечь, короткая 162 0,65 0,51 50 пуль н/д н/д

Однобашенные модификации

Основное вооружение однобашенных модификаций составляла 45-мм нарезная полуавтоматическая пушка обр. 1932 г. (20-К), а с 1934 года — её модифицированный вариант обр. 1932/34 гг.[61] Пушка имела ствол со свободной трубой, скреплённой кожухом, длиной 46 калибров / 2070 мм, вертикальный клиновой затвор с полуавтоматикой механического типа на орудии обр. 1932 г. и инерционного типа на обр. 1932/34 гг. Противооткатные устройства состояли из гидравлического тормоза отката и пружинного накатника, нормальная длина отката составляла 275 мм для пушки обр. 1932 г. и 245 мм для обр. 1932/34 гг.[62] Полуавтоматика орудия обр. 1932/34 гг. работала лишь при стрельбе бронебойными снарядами, тогда как при стрельбе осколочными, из-за меньшей длины отката, она работала как ¼ автоматики, обеспечивая только автоматическое закрытие затвора при вкладывании в него патрона, тогда как открытие затвора и экстракция гильзы осуществлялись вручную[63]. Практическая скорострельность орудия составляла 7—12 выстрелов в минуту[64].

Пушка размещалась в спаренной с пулемётом установке, на цапфах в лобовой части башни. Наведение в горизонтальной плоскости осуществлялось поворотом башни при помощи винтового поворотного механизма. Механизм имел две передачи, скорость вращения башни на которых за один оборот маховика наводчика составляла 2 или 4°. Наведение в вертикальной плоскости, с максимальными углами от −6 до +22°, осуществлялось при помощи секторного механизма[65]. Наведение спаренной установки осуществлялось при помощи панорамного перископического оптического прицела ПТ-1 обр. 1932 г. и телескопического ТОП обр. 1930 г.[61] ПТ-1 имел увеличение 2,5× и поле зрения 26°, а его прицельная сетка была рассчитана на ведение огня на дальность до 3,6 км бронебойными снарядами, 2,7 км — осколочными и до 1,6 км — из спаренного пулемёта. Для стрельбы ночью и в условиях пониженной освещённости прицел снабжался подсветкой шкал и перекрестья прицела. ТОП имел увеличение 2,5×, поле зрения 15°, и прицельную сетку, рассчитанную на ведение огня на дальность до, соответственно, 6,4, 3 и 1 км[66]. С 1938 года на части танков устанавливался телескопический прицел ТОП-1 (ТОС-1), стабилизированный в вертикальной плоскости, с аналогичными ТОП оптическими характеристиками. Прицел снабжался коллиматорным устройством, при колебаниях пушки в вертикальной плоскости автоматически производивший выстрел при совпадении положения орудия с линией прицеливания. Пушка обр. 1934 г., приспособленная для использования со стабилизированным прицелом, обозначалась как обр. 1938 г. Из-за сложности использования и обучения наводчиков, к началу Великой Отечественной войны стабилизированный прицел был снят с вооружения[67].

Боеприпасы пушки 20-К[68][69]
Марка выстрела Тип снаряда Марка снаряда Длина выстрела, мм Масса выстрела, кг Масса снаряда, кг Масса ВВ, г Марка взрывателя Дульная скорость, м/с Дальность прямого выстрела по цели высотой 2 м Год принятия на вооружение
Бронебойные снаряды
УБР-243 бронебойный тупоголовый, трассирующий БР-240 453 2,45 1,43 18,5 (тротил) МД-2 или МД-5 760
УБРЗ-243 бронебойно-зажигательный тупоголовый, трассирующий БРЗ-240 453 2,45 1,43 12,5 + 13 МД-2 или МД-5 760
УБР-243СП бронебойный сплошной, трассирующий БР-240СП 453 2,45 1,43 760
УБР-243П бронебойный подкалиберный «катушечного» типа, трассирующий БР-240П н/д 1,84 0,85 985 1942
Осколочные снаряды
УО-243 осколочный стальной О-240 456 2,91 1,98 / 2,14 / 2,45 118 / 118 / 135 (А-IX-2)[сн 9] КТ-1 или КТМ-1 или М-50 343 1934[49]
УО-243А осколочный сталистого чугуна О-240А 456 2,91 1,98 / 2,14 / 2,45 118 / 118 / 135 (А-IX-2)[сн 9] КТ-1 или КТМ-1 или М-50 343
Картечь
УЩ-243 картечь Щ-240 н/д 2,36 1,62 137 стальных пуль 343

Средства наблюдения и связи

Средства наблюдения на Т-26 первой партии были рудиментарны и у механика-водителя ограничивались смотровым лючком, а у командира и стрелка — прицелами пулемётов. Лишь с осени 1931 года были введены открытая смотровая щель в крышке люка механика-водителя и башни увеличенной высоты, в верхней части которых имелось по смотровому лючку, в крышке которого находились две смотровые щели[70].

Базовым средством внешней связи на Т-26 служила флажковая сигнализация и все двухбашенные танки располагали только ей.[71]. На части выпускаемых однобашенных танков, получавших обозначение Т-26РТ, с осени 1933 года устанавливалась радиостанция модели 71-ТК-1. Доля РТ-26 определялась лишь объёмом поставок радиостанций, которыми в первую очередь оснащались машины командиров подразделений, а также часть линейных танков[49][72]. С 1934 года был принят на вооружение модернизированный вариант 71-ТК-2, а с 1935 — 71-ТК-3. 71-ТК-3 представляла собой специальную танковую коротковолновую симплексную телефонно-телеграфную радиостанцию и имела рабочий диапазон 4—5,625 МГц, состоявший из 65 фиксированных частот, разнесённых через 25 кГц. Максимальная дальность связи в телефонном режиме составляла 15—18 км в движении и 25—30 км с места, в телеграфном — до 40 км; при наличии помех от одновременной работы множества радиостанций, дальность связи могла снижаться вдвое. Радиостанция имела массу 60 кг и занимаемый объём около 60 дм³[72][73]. Для внутренней связи между командиром танка и механиком-водителем на танках ранних выпусков использовалась переговорная труба, позднее заменённая светосигнальным устройством[70]. На оснащённых радиостанцией танках с 1937 года устанавливалось танковое переговорное устройство ТПУ-3 на всех членов экипажа[72].

Двигатель и трансмиссия

На Т-26 устанавливался рядный 4-цилиндровый четырёхтактный карбюраторный двигатель воздушного охлаждения, представлявший собой копию британского «Армстронг-Сидли Пума» (англ.) и имевший обозначение Т-26.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4687 дней] Двигатель имел рабочий объём 6600 см³ и развивал максимальную мощность в 91 л. с. / 66,9 кВт при 2100 об/мин и максимальный крутящий момент в 35 кг·м / 343 Н·м при 1700 об/мин[2]. В 19371938 годах на танк устанавливался форсированный вариант двигателя. По одним данным, его мощность составляла 95 л. с.[76], по другим же — могла колебаться от 93 до 96 л. с. даже по паспортным данным[77]. Топливом для форсированного двигателя служил бензин 1-го сорта, так называемый «грозненский»[77]. Удельный расход топлива составлял 285 г/л.с.·ч[78].

Двигатель располагался в моторном отделении вдоль продольной оси танка, особенностью его конфигурации являлось горизонтальное расположение цилиндров. Справа от двигателя в моторном отделении размещался топливный бак ёмкостью 182 литра, а система охлаждения, включавшая один центробежный вентилятор, размещалась в кожухе над двигателем[2]. С середины 1932 года вместо одного топливного бака на танк стали устанавливаться два, ёмкостью 110 и 180 литров[79][80].

В состав трансмиссии Т-26 входили[2]:

  • Однодисковый главный фрикцион сухого трения (сталь по феродо), смонтированный на двигателе.
  • Карданный вал, проходивший через боевое отделение.
  • Пятиступенчатая (5+1) механическая трёхходовая коробка передач, размещённая в отделении управления слева от механика-водителя.
  • Механизм поворота, состоявший из двух многодисковых бортовых фрикционов беспружинного типа и ленточных тормозов с накладками феродо.
  • Одноступенчатые бортовые передачи.

Ходовая часть

Ходовая часть Т-26 применительно к одному борту состояла из восьми сдвоенных обрезиненных опорных катков диаметром 300 мм, четырёх сдвоенных обрезиненных поддерживающих катка диаметром 254 мм, ленивца и ведущего колеса переднего расположения[70]. Подвеска опорных катков — сблокированная во взаимозаменяемых тележках по четыре, на листовых рессорах. Каждая тележка состояла из двух коромысел с двумя катками, одно из которых шарнирно соединялось с литым балансиром, в свою очередь шарнирно закреплённом на корпусе танка, а другое крепилось на двух параллельных четвертьэллиптических рессорах, жёстко соединённых с балансиром[81]. Единственным изменением подвески за время серийного производства танка было её усиление в 1939 году за счёт замены трёхлистовых рессор пятилистовыми, в связи с возросшей массой танка[82]. Гусеницы Т-26 — шириной 260 мм, с открытым металлическим шарниром, одногребневые, цевочного зацепления, изготавливавшиеся литьём из хромоникелевой или марганцовистой стали[70].

Машины на базе Т-26

.

Самоходные артиллерийские установки

После принятия на вооружение Т-26, на его базу были перенесены более ранние работы по созданию самоходных артиллерийских установок (САУ), проводившиеся на базе Т-18 и Т-19. В соответствии с постановлением Реввоенсовета СССР 1931 года по опытной системе вооружения, предусматривалась разработка на базе Т-26 САУ для механизированных соединений[83]:

СУ-1 была разработана конструкторским бюро завода «Большевик» по выданному весной 1931 года заданию на установку полковой пушки на шасси Т-26. САУ была вооружена 76,2-мм полковой пушкой обр. 1927 г., размещённой на тумбовой установке в полностью закрытой броневой рубке над боевым отделением, по уровню защиты соответствовавшей базовому танку. Экипаж САУ состоял из трёх человек. Единственный прототип СУ-1 был изготовлен в октябре 1931 года и в ноябре того же года прошёл испытания. По результатам испытаний была отмечена принципиальная работоспособность конструкции и даже некоторое улучшение меткости пушки по сравнению с буксируемым вариантом, но были отмечены и серьёзные недостатки — неудобство работы экипажа в тесном боевом отделении, отсутствие боеукладок и оборонительного вооружения. По решению УММ и ГАУ, после доработки конструкции СУ-1 должна была быть выпущена серией в 100 единиц, но в мае 1932 года работы над ней были прекращены в пользу артиллерийского танка Т-26-4[84][85].

Более активные работы по самоходной артиллерии были развёрнуты после принятия СТО 22 марта 1934 года постановления о перевооружении РККА современной артиллерийской техникой[86].

СУ-5, так называемый «малый триплекс»[87] — семейство САУ, разработанное в 1934 году конструкторским бюро Опытного завода Спецмаштреста. Все машины семейства располагались на перекомпонованном шасси Т-26, отличавшимся перенесением моторного отделения в среднюю часть корпуса, слева от отделения управления, и размещением в кормовой части корпуса полуоткрытого боевого отделения, защищённого бронёй лишь спереди. Толщина бронирования по сравнению с базовым танком была уменьшена — корпус собирался из листов толщиной 6 и 8 мм, и лишь защита боевого отделения имела толщину 15 мм. Экипаж САУ состоял из механика-водителя и четырёх человек орудийного расчёта. Все варианты САУ различались лишь типом орудия и связанных с ним механизмов. СУ-5-1 была вооружена 76,2-мм пушкой обр. 1902/30 гг., СУ-5-2 несла 122-мм гаубицу обр. 1910/30 гг., а СУ-5-3 вооружалась 152-мм мортирой обр. 1931 г. (НМ). Из-за отсутствия в САУ места для размещения необходимого боекомплекта предусматривалось использование бронированного подвозчика боеприпасов, также на базе Т-26[88].

Опытные образцы каждой из САУ были закончены к осени 1934 года и в 1935 году прошли заводские испытания, сопровождавшиеся интенсивной доработкой конструкции[89]. Все три варианта СУ-5 были приняты на вооружение[88], но из них только СУ-5-2 поступила в серийное производство — от СУ-5-1 отказались в пользу АТ-1, а вооружение СУ-5-3 оказалось слишком мощным для шасси Т-26[89]. По одним данным, всего было изготовлено 6 СУ-5-1 и 3 СУ-5-3[88], по другим же — только по одному образцу каждой из них[90]. СУ-5-2 же, помимо прототипа, была в 1936 году выпущена опытной серией из 30 экземпляров[89]. Предполагалось по результатам её войсковых испытаний доработать конструкцию и начать крупносерийный выпуск, но в 1937 году все работы по программе СУ-5 были свёрнуты. Четыре СУ-5-2 применялись РККА в боях у озера Хасан в 1938 году, а к началу Великой Отечественной войны в войсках имелось 28 САУ этого типа, которые были потеряны в первую же неделю боёв[91].

СУ-6 — ЗСУ на базе Т-26, также разработанная КБ Опытного завода в 1934 году. Вооружение СУ-6 составляла 76-мм полуавтоматическая зенитная пушка обр. 1931 г. (3-К), размещавшаяся на тумбовой установке в средней части танка, в полуоткрытом боевом отделении, на марше защищавшемся откидными бортами. Для самообороны ЗСУ оснащалась двумя пулемётами ДТ-29 в лобовом и кормовом откидных листах. По сравнению с базовым танком, корпус САУ, собиравшийся из бронелистов толщиной 6—8 мм, был увеличен, между тележками подвески добавлен дополнительный каток с индивидуальной пружинной подвеской, а в состав всей подвески введена гидравлическая система её блокировки при стрельбе[92]. В 1935 году опытный образец СУ-6 был изготовлен и прошёл испытания, в ходе которых были отмечены многочисленные поломки и перегруженность установки, а также недостаточная устойчивость при стрельбе. В результате, на вооружение СУ-6 принята не была, но в октябре — декабре 1936 года она испытывалась с 37-мм автоматической пушкой конструкции Б. Шпитального. Было начато изготовление ещё четырёх СУ-6 с таким вооружением, но на испытаниях 37-мм пушки выявились её многочисленные недостатки, в результате чего дальнейшие работы по проекту были прекращены[93].

Бронетранспортёры

Было создано несколько БТР на базе Т-26, которые участвовали в боях.

  • ТР-4 — бронетранспортёр.
  • ТР-26 — бронетранспортёр.
  • ТР-4-1 — транспортёр боеприпасов.
  • ТВ-26 — транспортёр боеприпасов.
  • Тц-26 — транспортёр горючего.
  • Т-26ц — транспортёр горючего.

Разведывательные машины

Инженерные машины

Тягачи

Тягачи Т-26Т имели сверху открытый корпус, а Т-26Т2 закрытый. Несколько таких машин сохранилось до 1945 года.

Химические танки

  • СТ (Химический танк адъюнкта Шмидта) — проект универсального химического танка, предназначенного для постановки дымовых завес, применения боевых отравляющих веществ, дегазации местности и огнеметания. Разрабатывался в начале 1930 гг. коллективом конструкторов под руководством адъюнкта Военно-технической академии РККА Григория Ефимовича Шмидта. Машина представляла собой шасси Т-26 с установленными вместо башен двумя цистернами (600 л. и 400 л.), корпус был несколько изменён в связи с установкой специального оборудования и необходимости герметизации. Проект не был реализован по причине несоответствия требованию максимальной унификации с серийными Т-26.[94]
  • ОУ-Т-26 — танк был разработан сотрудниками НИО ВАММ им. Сталина под руководством Ж. Я. Котина в 1936 году, отличался от серийного двухбашенного танка Т-26 установкой дополнительного огнемёта.

Телетанки

ТТ-26 и ТУ-26.

История

10 января 1930 года командующий Ленинградским военным округом Михаил Тухачевский делает доклад о реорганизации Вооружённых сил РККА наркому по морским и военным делам Клименту Ворошилову о необходимости создания дистанционно управляемых танков. Тухачевский ознакомился с работой КБ Бекаури, где с 1921 года разрабатывалось радиоуправляемое оружие (вначале это были радиоуправляемые самолёты), и был увлечён идеей автоматизации боевой техники. Тухачевский предлагает создавать несколько дивизий радиоуправляемых танков.

В 1931 году Сталиным был утверждён план реорганизации войск, в котором делалась ставка на танки.

Состав группы

В составе телемеханической танковой группы была пара из двух танков: танк управления (ТУ), в котором оператор выполнял управление по радио находящимися впереди в пределах видимости телетанками, в которых уже не было экипажа; управляемый из ТУ телетанк. Всего в строю была 61 пара.

Телетанки (ТТ) и ТУ представляли собой серийные танки Т-26 с установленным на них специальным оборудованием.

В течение года танкисты обучались применению ТТ-26. Кроме изменения вектора движения, можно было менять угол поворота башни, управлять работой огнемёта, совершать лавирование танком в условиях обстрела, пускать дымовую завесу.

Очень скоро у этих конструкций обнаружилась «ахиллесова пята»: однажды, в ходе учений, машины внезапно теряли управление. После тщательного осмотра техники никаких повреждений обнаружено не было. Немногим позже было установлено, что высоковольтная линия передачи тока, проходящая вблизи учений, создавала помехи для радиосигнала. Также радиосигнал терялся на пересечённой местности, в частности при попадании в большую воронку, образованную взрывом снаряда.

Модификация «Подрывник» ТТ-ТУ

Телемеханическая группа танков Т-26, изготовленная в 1938 году. Состав: телемеханический танк со сбрасываемым подрывным зарядом и танк управления.

  • Полная масса со снаряжением: 13,5 т.
  • Масса взрывного устройства: 300—700 кг.
  • Дистанция управления: 500—1500 м.
  • Вооружение: огнемёт и пулемёт ДТ.

Телетанки на базе Т-26 успешно применялись в Советско-финской войне в феврале 1940 года, при прорыве линии Маннергейма. Точно известно о двух эпизодах подрыва финских дотов на сложном участке.

С началом Великой Отечественной войны разработки по усовершенствованию телетанков прекратились, оборудование с танков было снято, а сами танки в обычном виде отправились на фронт.

Выпуск бронетехники на шасси Т-26

  • ТТ-26 — телетанк.
  • ТУ-26 — танк управления телетанками ТТ-26 в составе телемеханической группы.
  • СУ-5-1 — САУ с 76,2-мм пушкой (небольшое число).
  • СУ-5-2 — САУ со 122-мм гаубицей (небольшое число).
  • СУ-5-3 — САУ со 152,4-мм мортирой (небольшое число).
  • Т-26-Т — бронированный артиллерийский тягач на основе шасси Т-26. Ранняя версия была с незащищённой башней, поздняя Т-26-Т2 была полностью бронированная. Небольшое число танков было произведено в 1933 году для моторизованной артиллерийской батареи, для буксирования дивизионных 76,2-мм пушек. Некоторые из них оставались вплоть до 1945 года.
  • ТН-26 (Наблюдатель) — экспериментальная наблюдательская версия Т-26-Т, с радиостанцией и экипажем в 5 человек.
  • Т-26ФТ — танк-фоторазведчик (фототанк). Танк предназначался для ведения кино- и фоторазведки, которая была возможна в том числе и в движении. Разведка велась через специальные отверстия для кино- и фотоаппаратуры в башне. Пушки танк не имел — она заменялась макетом. В серию запущен не был[95].
  • T-26E — В финской армии после финской кампании 1940 года танки «Виккерс Mk.E», перевооружённые советской 45-мм пушкой, получили название T-26E. Они использовались в 1941—1944 годах, а некоторые оставались в строю вплоть до 1959 года.
  • ТР-4 — бронетранспортёр.
  • ТР-26 — бронетранспортёр.
  • ТР4-1 — транспортёр боеприпасов.
  • ТВ-26 — транспортёр боеприпасов.
  • Т-26Тс — транспортёр горючего.
  • ТТс-26 — транспортёр горючего.
  • СТ-26 — сапёрный танк (мостоукладчик). Производился с 1933 по 1935 год. Всего собрано 65 машин.

Ленинградский завод опытного машиностроения № 185 имени С. М. Кирова. Коллективом завода было выпущено большое количество образцов бронетехники. Только на шасси лёгкого танка Т-26 было спроектировано более 20 моделей. Конструкторское бюро завода под руководством П. Н. Сячинтова во исполнение постановления РВС СССР от 5 августа 1933 «Система артвооружения РККА на вторую пятилетку» разработало в 1934 так называемый «малый триплекс» (СУ-5). Он включал в себя три самоходно-артиллерийских установки на унифицированном шасси танка Т-26 — СУ-5-1, СУ-5-2 и СУ-5-3 — различавшихся в основном вооружением. 152-мм мортира устанавливалась на экспериментальную самоходную артиллерийскую установку СУ-5-3, созданную на базе танка Т-26. САУ успешно прошла заводские испытания в конце 1934 года, причём экспериментальная машина была даже отправлена на традиционный парад на Красной площади. В 1935 году, однако, от её серийного производства было решено отказаться — шасси танка Т-26 оказалось недостаточно прочным для нормальной эксплуатации орудия столь значительного калибра. Судьба опытного образца неизвестна, по некоторым сведениям, он был переделан в САУ СУ-5-2 с 122-мм гаубицей обр. 1910/30 гг.

В 1933 году завод приступил к проектированию на базе Т-26 безбашенного артиллерийского танка АТ-1 (самоходно-артиллерийской установки закрытого типа), вооружённого новой перспективной 76-мм пушкой ПС-3. Испытания танка состоялись в 1935 году.

В соответствии с Постановлением СТО № 51 от июня 1933 года «об изготовлении двух опытных образцов неплавающих колесно-гусеничных танков типа ПТ-1», в 1934 году завод изготовил два опытных образца колёсно-гусеничных танков, которые получили наименование Т-29-4 и Т-29-5. Опытный образец эталонного танка Т-29 был изготовлен заводом в 1935.

К середине октября 1935 на базе танка Т-26 была изготовлена самоходная установка СУ-6.

Немецкие САУ на шасси трофейных Т-26 (Pak 97/38)

В конце 1943 немцы в полевых условиях установили 10 пушек Pak 97/38 (франко-немецких)на шасси трофейных советских танков Т-26. Получившаяся противотанковая САУ получила название 7,5 cm Pak 97/38(f) auf Pz.740(r). Новые САУ поступили на вооружение 3-й роты 563-го противотанкового дивизиона. Впрочем, их боевая служба продлилась недолго — 1 марта 1944 года они были заменены на САУ Marder III.

Состоял на вооружении

  • СССР СССР
  • Финляндия Финляндия — 126 танков, несколько десятков из них были списаны только в 1961 году.
  • Испания Испания — 281 танк Т-26В.
  • Германия — несколько десятков машин (как Panzerkampfwagen T-26 737(r)).
  • Китайская Республика Китайская Республика — 82 танка Т-26В (модель 1933).
  • Турция Турция — 2 2-х башенных и 64 однобашенных танка.[96]
  • Афганистан Афганистан — 2 танка (первая модель).
  • Венгрия Венгрия — 1 экземпляр, Т-26 образца 1938 г., номер: Н-035.
  • Румыния Румыния — захвачено около 30 танков, но известно об использовании только одного танка.
  • Словакия Словакия — 2 экземпляра, один из которых экспонировался на выставке трофейного вооружения в Братиславе.

Эксплуатация и боевое применение

Т-26 принимали участие в боях гражданской войны в Испании, у озера Хасан и на реке Халхин-Гол, в польской кампании и советско-финской войне.

Наряду с БТ, танки Т-26 составляли основу советского танкового парка перед началом и Великой Отечественной войной и в её начальный период.

Следует отметить, что танки типа Т-26 в своё время были популярны, но отсутствие координации в танковых частях (порой в танке просто не было рации) и тихоходность Т-26 делали его лёгкой добычей для танков противника. Но было несколько приёмов, характерных именно для Т-26, которые превращали его в мясорубку на передовой. Вот что известно из хроникК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4682 дня]: «Танки Т-26, снабжённые двумя башнями, использовались как танки огневой поддержки пехоты. Длина (колёсной) базы была около 2 метров. Ширина окопов пехоты была около 50—70 см. Это позволяло использовать Т-26 в первой линии атаки и зачищать окопы противника. Танк вставал на окоп, разворачивал башни под 90 градусов к курсу, так чтобы правая башня прикрывала правый бок танка, аналогично для левой. Потом пулемётчики вели плотный прицельный огонь по пехоте, простреливая весь окоп одной очередью.»

Одним из существенных недостатков двухбашенных моделей было то, что стрелки правый и левый периодически мешали друг другу вести огонь. С появлением противотанковых ружей применение Т-26 стало более рискованным. Броню на последних моделях сделали толще и поставили под более острым углом (считалось, что это способствует рикошету пуль и снарядов, что далеко не всегда выручало). У однобашенных Т-26 сварная башня была смещена влево. Орудие и пулемёт монтировались в спаренной установке, защищённой бронемаской. Часть танков получила дополнительный пулемёт в кормовой нише башни, который также мог устанавливаться в качестве зенитного на турели командирского люка башни. Но после модернизации танк стал тяжелее (броня толще) и незначительно потерял в скорости. При этом бронирование танка оставалось противопульным. Несмотря на слабую бронезащиту, танк был живуч из-за того, что двигатель и баки располагались в кормовом отделении за выгородкой. У этого танка был рекордный для того времени боезапас — 230 37-мм снарядов, как бронебойных, так и зажигательных.

Гражданская война в Испании

Всего в Испанию был отправлен 281 танк Т-26

1936 - 106

1937 - 150

1938 - 25

Силуэты 15 танков, 15 сверхсовременных машин едва вырисовывались в предрассветных сумерках. Позади был ночной марш-бросок, а впереди… впереди — линия обороны фашистов. Что ждет там советскую танковую роту? Для неё 26 километров марш-броска были пустяком, а вот как пехота, не выдохлись ли люди? Не отстанут ли они от танков? Точны ли сведения разведки? Успели ли фашисты оборудовать на захваченном рубеже огневые точки? Через несколько часов все станет ясно.

Пора. Взревели моторы. Танки капитана Армана рванулись вперед.

Поль Матиссович Арман не был французом. Родом он из Латвии, но подростком прожил несколько лет во Франции, и первое удостоверение личности получил там, отсюда и необычное имя. До войны был командиром танкового батальона под Бобруйском.

Противотанковых средств у фашистов не оказалось, лишь по броне горохом сыпались пулеметные очереди. «Пулемет — злейший враг пехоты», — так написано в наставлении, и танкисты прочесали замеченные огневые точки огнём и гусеницами. Пехота все-таки отстала. Задерживаться нельзя, засекут и накроют авиацией или артиллерией. Отступать? Капитан Арман был скор в решениях. На командирском танке замелькали флажки: «Делай как я», — и танки понеслись вперед. Вот и окраины городка. Рейда советских танков никто не ждет, да и фашистов в городке по данным разведки нет. Танки несутся с открытыми люками, в головной машине — Арман.

Вдруг из-за угла выбегает итальянский офицер, размахивая руками, что-то кричит. «Принял за своих», — понял Арман. Захлопнулись танковые люки. Фашистскому мотопехотному батальону не повезло. По мостовой катятся колеса, летят обломки грузовиков, уцелевшие солдаты прячутся за каменными заборами. Но разбежавшиеся фашисты быстро опомнились, летят бутылки с бензином, на крыши домов втаскивают уцелевшие пушки. Командир хорошо знает, что в городе одной бронетехнике воевать нельзя, сразу сожгут. Новое решение — идем дальше. Танки проносятся сквозь городок, на окраине сметают две артиллерийские батареи.

А вот и итальянские танки. Короткая дуэль — и три «итальянца» горят, остальные пять отступили. Нашим танкам их стрельба не повредила.

Дальше действовать в тылу противника рискованно, да и боекомплект на исходе. Рота опять пронизывает линию фронта, теперь уже в обратном направлении.

Пехота за день так и не прорвала оборону фашистов. После ухода танков ожили уцелевшие пулеметы, налетела авиация противника… Бой не удался. И хотя Арману есть чем гордиться… что докладывать командиру?

Но комбриг Кривошеин не расстроен. Не все так плохо. Танки целы, потери невелики, а главное — наступление фашистов остановлено. И полковник Воронов доложил, что на вспомогательном направлении — успех. Заняты две узловые железнодорожные станции.

В антрацитово-чёрном небе горят яркие звезды. Умер тяжелораненый башенный стрелок — вылезал резать телефонные провода. Лязгает железо, мечутся тени от переносных ламп — это техники возятся у танков.

Заканчивается день 29 октября 1936 года.

Время действия — октябрь 1936 года, место — городок Сесенья, юго-западнее Мадрида.

Андрей Паршев. Когда началась и когда закончилась Вторая мировая

Бои у озера Хасан и на Халхин-Голе

В ходе боев у озера Хасан было потеряно 77 Т-26 из них безвозвратно 1 ХТ-26 и 10 Т-26, причем один Т-26 из 40-го отб, пропавший без вести на территории противника, обнаружен так и не был. Ещё 2 танка были уничтожены в боях у реки Халхин-Гол.

Советско-финская война

В ходе освободительного похода в Польшу было безвозвратно потеряно 10 Т-26 с 45-мм пушкой. В Зимней войне Красная Армия лишилась 23 2-х башенных и 253 однобашенных танков.

Великая Отечественная война

На правом фланге, в нейтральной полосе, движется к нам Т-26, ведя на буксире другой, подбитый. Пушка подбитого смотрит вниз, его корма чуть дымится. К медленно ползущему буксиру быстро приближается вражеский танк. Он идет ему строго в затылок, а за ним вдалеке остановилось несколько других немецких машин. Я понимаю его манёвр: прикрываясь подбитым, буксируемым танком, он стремится подойти ближе, Чтобы затем, развернувшись в сторону, с ходу расстрелять буксирующую машину. Из башни буксира один за другим вываливаются двое. Перепрыгнув с кормы на буксируемый танк, они исчезают в открытом отверстии люка механика-водителя. Пушка подбитого танка дрогнула, поднялась навстречу преследователю и дважды блеснула пламенем. Немецкий танк споткнулся и замер…

— Из воспоминаний Г. Пенежко, Героя Советского Союза

Наиболее интенсивное использование танков этого типа было в ходе Зимней войны на финском фронте в 1940 году, а также в начале Великой отечественной войны в 1941 году. Танки Т-26 были наиболее многочисленными в советской армии на начало Великой отечественной войны. В первые же месяцы войны большинство этих танков (наряду с танками других, более совершенных моделей) было потеряно. По состоянию на 28 октября 1941 года на Западном фронте имелся 441 танк, из них 33 КВ-1, 175 Т-34, 43 БТ, 50 Т-26, 113 Т-40 и 32 Т-60.[97] Последний раз Т-26 применялся в 1945 году против Квантунской армии в Маньчжурии.

Оценка проекта

Танки серий БТ и Т-26 составляли основу танкового парка РККА в конце 1930-х годов. Броневая защита Т-26 была рассчитана максимум на противодействие винтовочным бронебойным пулям и осколкам снарядов. Поэтому одним из направлений развития советского танкостроения стало радикальное повышение бронезащиты танков от огня наиболее массовых противотанковых средств.

Гражданская война в Испании, в которой приняли активное участие поставленные республиканскому правительству лёгкие танки Т-26 и БТ-5, продемонстрировала всё усиливающуюся роль противотанковой артиллерии и насыщение ею армий развитых стран. При этом основным противотанковым оружием стали не противотанковые ружья и крупнокалиберные пулемёты, а скорострельные малокалиберные пушки калибра 25—47 мм. Которые, как показала практика, легко поражали танки с противопульным бронированием, и прорыв обороны насыщенной подобными орудиями мог стоить больших потерь в бронетехнике. Анализируя развитие зарубежного противотанкового оружия, главный конструктор завода № 174 С. Гинзбург писал:

Мощность и скорострельность современных противотанковых 37-мм пушек является достаточной, чтобы сделать безуспешной атаку роты тонкобронных танков, производящуюся в строю повзводно, при условии наличия 1—2 противотанковых пушек на 200—400 м обороны фронта…

Уже в начале 1938 года советские военные осознали, что Т-26 начал стремительно устаревать, что было отмечено С. А. Гинзбургом ещё за полтора года до этого. К 1938 году Т-26, всё ещё превосходя зарубежные машины по вооружению, стал уступать им по остальным параметрам. В первую очередь отмечались слабость бронирования и недостаточная подвижность танка в связи с малой мощностью двигателя и перегруженностью подвески. Более того, тенденции в развитии мирового танкостроения в то время были таковы, что уже в самом ближайшем будущем Т-26 мог потерять и последнее своё преимущество в вооружении, то есть к началу 1940-х гг. стать окончательно устаревшим. Однако сразу перейти к проектированию принципиально нового танка поддержки пехоты советское руководство не решилось, посчитав, что конструкция Т-26 ещё имеет возможности для её серьёзной модернизации. На 22 июня 1941 в РККА насчитывалось около 10 тысяч Т-26. Слабое (противопульное) бронирование и низкая подвижность танка были одними из факторов, приведших к низкой эффективности применения этих танков в начальный период Великой Отечественной войны. Тем не менее, следует отметить, что бронирование большинства немецких танков того времени было уязвимым для 37- или 45-мм орудий Т-26. Большинство танков Т-26 было потеряно советской стороной в первые полгода войны.

Значительная часть потерь танковых войск РККА летом 1941 года носила небоевой характер. Изношенные старые танки Т-26 и БТ вместе с недоведёнными Т-34 и КВ во время сверхфорсированных маршей ломались и бросались на захваченной врагом территории, в результате глубоких прорывов вермахта некоторые танки были захвачены даже на железнодорожных платформах — их не успели выгрузить для вступления в бой или эвакуировать в тыл для ремонта. Поражения РККА в первый период Великой Отечественной войны некоторые наблюдатели объясняли низкой квалификацией высшего и среднего командного состава. Как сообщил на допросе попавший в плен под Сенно (См. Лепельский контрудар) бывший командир гаубичной батареи 14-й танковой дивизии, Я. И. Джугашвили:

Неудачи [советских] танковых войск объясняются не плохим качеством материалов или вооружения, а неспособностью командования и отсутствием опыта маневрирования […]. Командиры бригад-дивизий-корпусов не в состоянии решать оперативные задачи. В особой степени это касается взаимодействия различных видов вооружённых сил.

Конструкция

Огневая мощь, защищённость и подвижность

Сравнение с аналогами

Сохранившиеся экземпляры

В массовой культуре

Стендовый моделизм

Танк Т-26 широко представлен в стендовом моделизме. Сборные пластиковые модели-копии Т-26 в масштабе 1:35 выпускаются фирмами Звезда (Россия), Хобби Босс (Китай), RPM и Mirage (Польша). В масштабе 1:72 модели выпускает украинская фирма UMtechnics. Стоит отметить, что модели всех изготовителей не отличаются точностью исполнения и требуют доработок, исключение составляет только Хобби Босс.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3468 дней]

Т-26 в компьютерной и игровой индустрии

Т-26 можно увидеть в следующих играх:

Отражение тактико-технических характеристик бронетехники и особенностей её применения в бою во многих компьютерных играх часто далеко от реальности.

См. также

Напишите отзыв о статье "Т-26"

Примечания

Сноски

  1. На серийном Т-18, как и на Т-19, доступ к двигателю был возможен из боевого отделения танка через люки в перегородке.
  2. Рассматривавшаяся в то время руководством СССР как наиболее вероятный военный противник.
  3. В тогдашней советской терминологии — пушка с большей, по сравнению с находящимися на вооружении, начальной скоростью снаряда.
  4. Помимо этого, 6 комплектов Т-26 были в разобранном виде отправлены на Сталинградский тракторный завод.
  5. В том числе 15 радийных с цилиндрической башней, 5 радийных с конической башней и 10 линейных с конической башней.
  6. 1 2 Соответственно, в радийном и линейном вариантах.
  7. 1 2 По британской методике определения мощности.
  8. Техническая скорострельность без учёта времени на прицеливание. Реальная скорострельность даже в наилучших условиях была ниже, так как после каждого выстрела и перезаряжания, вследствие применённого метода наведения, стрелку приходилось наводить орудие заново.
  9. 1 2 80 % флегматизированного гексогена + 20 % алюминиевой пудры.

Источники

  1. 1 2 3 4 5 [www.avtomash.ru/pred/muzei_a/1932/1932-8.html История отечественного автомобилестроения. 1932—1940 годы. Двигатели].
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 71. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  3. Выпущенные серией из 15 единиц танки «Рено-Русский» уже к 1930 году были выведены из боевых частей в военно-учебные заведения // Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 60. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  4. М. Н. Свирин, А. А. Бескурников. Первые советские танки. — С. 10. — ISBN 5-85729-045-7.
  5. Свирин, 2005, с. 120.
  6. Свирин, 2005, с. 91.
  7. Свирин, 2005, с. 127.
  8. 1 2 3 М. Коломиец, М. Свирин. Лёгкий танк Т-26 1931—1941. — С. 3. — ISBN 5-90126-601-3.
  9. М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 6. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  10. 1 2 Свирин, 2005, с. 128.
  11. 1 2 М. Б. Барятинский. Лёгкий танк Т-26. — С. 2.
  12. 1 2 P. Chamberlain, C. Ellis. Tanks of the World. 1915—1945. — P. 83. — ISBN 0-30436-141-0.
  13. М. Коломиец, М. Свирин. Лёгкий танк Т-26 1931—1941. — С. 4. — ISBN 5-90126-601-3.
  14. 1 2 Свирин, 2005, с. 164.
  15. Свирин, 2005, с. 165.
  16. 1 2 Свирин, 2005, с. 169.
  17. М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 9. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  18. 1 2 3 4 5 М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 10. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  19. 1 2 3 4 М. Б. Барятинский. Лёгкий танк Т-26. — С. 4.
  20. М. Н. Свирин, А. А. Бескурников. Первые советские танки. — С. 43. — ISBN 5-85729-045-7.
  21. 1 2 3 Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 17. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  22. 1 2 Свирин, 2005, с. 175.
  23. 1 2 3 4 5 6 7 8 Свирин, 2005, с. 176.
  24. 1 2 3 4 5 М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 11. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  25. Свирин, 2005, с. 181.
  26. 1 2 3 М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 13. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  27. 1 2 Свирин, 2005, с. 177.
  28. Свирин, 2005, с. 188.
  29. Свирин, 2005, с. 178.
  30. 1 2 Свирин, 2005, с. 179.
  31. 1 2 3 Свирин, 2005, с. 180.
  32. 1 2 М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 14. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  33. 1 2 3 М. Б. Барятинский. Лёгкий танк Т-26. — С. 5.
  34. М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 16. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  35. Свирин, 2005, с. 184.
  36. Свирин, 2005, с. 77.
  37. М. Б. Барятинский. Лёгкий танк Т-26. — С. 9.
  38. 1 2 М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 18. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  39. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 61. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  40. 1 2 М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 21. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  41. Свирин, 2005, с. 210.
  42. 1 2 3 4 Свирин, 2005, с. 212.
  43. 1 2 3 М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 31. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  44. 1 2 М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 32. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  45. Свирин, 2005, с. 213—214.
  46. 1 2 М. Б. Барятинский. Лёгкий танк Т-26. — С. 10.
  47. Свирин, 2005, с. 216.
  48. М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 35. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  49. 1 2 3 М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 40. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  50. 1 2 3 Свирин, 2005, с. 218.
  51. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 33. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  52. Свирин, 2005, с. 329.
  53. М. Коломиец, М. Свирин. Лёгкий танк Т-26 1931—1941. — С. 77. — ISBN 5-90126-601-3.
  54. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 85. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  55. А. Г. Солянкин, М. В. Павлов, И. В. Павлов, И. Г. Желтов. Отечественные бронированные машины. XX век. 1941—1945. — Москва: Экспринт, 2005. — Т. 2. — С. 58. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-074-3.
  56. А. Г. Солянкин, М. В. Павлов, И. В. Павлов, И. Г. Желтов. Отечественные бронированные машины. XX век. 1941—1945. — Москва: Экспринт, 2005. — Т. 2. — С. 70. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-074-3.
  57. М. Коломиец, М. Свирин. Лёгкий танк Т-26 1931—1941. — С. 13. — ISBN 5-90126-601-3.
  58. 1 2 3 А. Г. Солянкин, М. В. Павлов, И. В. Павлов, И. Г. Желтов. Отечественные бронированные машины. XX век. 1941—1945. — Москва: Экспринт, 2005. — Т. 2. — С. 25. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-074-3.
  59. 1 2 М. Н. Свирин, А. А. Бескурников. Первые советские танки. — С. 37. — ISBN 5-85729-045-7.
  60. А. Г. Солянкин, М. В. Павлов, И. В. Павлов, И. Г. Желтов. Отечественные бронированные машины. XX век. 1941—1945. — Москва: Экспринт, 2005. — Т. 2. — С. 21, 25. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-074-3.
  61. 1 2 Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 73. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  62. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 25. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  63. Автобронетанковое управление РККА. Танк Т-26. Руководство службы. — М.: Государственное военное издательство Министерства обороны СССР, 1940. — С. 63. — 228 с.
  64. М. Н. Свирин. Артиллерийское вооружение советских танков 1940—45. — М.: Экспринт, 1999. — С. 9. — 40 с. — (Армада-Вертикаль № 4). — 2000 экз.
  65. Автобронетанковое управление РККА. Танк Т-26. Руководство службы. — М.: Государственное военное издательство Министерства обороны СССР, 1940. — С. 57. — 228 с.
  66. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 29. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  67. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 22. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  68. Автобронетанковое управление РККА. Танк Т-26. Руководство службы. — М.: Государственное военное издательство Министерства обороны СССР, 1940. — С. 89. — 228 с.
  69. Широкорад А. Б. Энциклопедия отечественной артиллерии / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — Мн.: Харвест, 2000. — С. 599. — (Библиотека военной истории). — ISBN 9-85433-703-0.
  70. 1 2 3 4 М. Б. Барятинский. Лёгкий танк Т-26. — С. 6.
  71. Свирин, 2005, с. 183.
  72. 1 2 3 Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 39. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  73. А. Г. Солянкин, М. В. Павлов, И. В. Павлов, И. Г. Желтов. Отечественные бронированные машины. XX век. 1941—1945. — Москва: Экспринт, 2005. — Т. 2. — С. 102. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-074-3.
  74. [bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=981&Itemid=33 Легкий танк Т-26 — Боевые действия Красной Армии в ВОВ].
  75. Мелия А. А. Приложение № 4. Мобилизационный план на 1941 год по жидкому топливу // Мобилизационная подготовка народного хозяйства СССР. — М.: «Альпина Паблишер», 2004. — 352 с. — 500 экз. — ISBN 5-9614-0026-3.
  76. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 74. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  77. 1 2 М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 50. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  78. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 35. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  79. М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — С. 17. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  80. М. Б. Барятинский. Лёгкий танк Т-26. — С. 17.
  81. В. Чобиток. Ходовая часть танков. Подвеска // Техника и вооружение: вчера, сегодня, завтра. — М.: Техинформ, 2005. — № 11. — С. 35.
  82. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 76. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  83. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 261. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  84. М. В. Коломиец, М. Н. Свирин. Т-26: машины на его базе. — С. 30. — ISBN 5-90126-601-3.
  85. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 270. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  86. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 264. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  87. М. В. Коломиец, М. Н. Свирин. Т-26: машины на его базе. — С. 34. — ISBN 5-90126-601-3.
  88. 1 2 3 Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 266—268. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  89. 1 2 3 М. В. Коломиец, М. Н. Свирин. Т-26: машины на его базе. — С. 35. — ISBN 5-90126-601-3.
  90. М. В. Коломиец, М. Н. Свирин. Т-26: машины на его базе. — С. 79. — ISBN 5-90126-601-3.
  91. М. В. Коломиец, М. Н. Свирин. Т-26: машины на его базе. — С. 39—41. — ISBN 5-90126-601-3.
  92. Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — С. 274. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  93. М. В. Коломиец, М. Н. Свирин. Т-26: машины на его базе. — С. 42—43. — ISBN 5-90126-601-3.
  94. А. Кириндас, М. Павлов Первые химические (рус.) // Техника и вооружение. — М., 2013. — № 4. — С. 45, 46.
  95. Максим Коломиец. Т-26. Тяжелая судьба легкого танка. — Litres, 2014. — С. 121. — ISBN 9785457358669.
  96. [yuripasholok.livejournal.com/2926179.html yuripasholok: Поставки Т-26 в Турцию]
  97. М. Коломиец. Битва за Москву 30 сентября — 5 декабря 1941 года // Фронтовая иллюстрация № 1 / 2002.
  98. wikimapia.org/#lang=ru&lat=60.699789&lon=28.755544&z=18
  99. Модели советских танков из дневников разработчиков WoT, Игровой журнал «PC игры», ноябрь 2009 года, стр. 128—129.

Литература

  • М. В. Коломиец. Т-26. Тяжёлая судьба лёгкого танка. — М.: Яуза, Стратегия КМ, Эксмо, 2007. — 128 с. — (Арсенал коллекция). — 4000 экз. — ISBN 978-5-69921-871-4.
  • М. В. Коломиец, М. Н. Свирин. Лёгкий танк Т-26 1931—1941. — М.: Стратегия КМ, 2003. — 78 с. — (Фронтовая иллюстрация № 1 / 2003). — 4000 экз. — ISBN 5-90126-601-3.
  • М. В. Коломиец, М. Н. Свирин. Т-26: машины на его базе. — М.: Стратегия КМ, 2003. — 79 с. — (Фронтовая иллюстрация № 4 / 2003). — 3000 экз. — ISBN 5-90126-601-3.
  • М. Б. Барятинский. Лёгкий танк Т-26. — М.: Моделист-конструктор, 2003. — 64 с. — (Бронеколлекция спецвыпуск № 1 (2) / 2003). — 2500 экз.
  • Автобронетанковое управление РККА. Танк Т-26. Руководство службы. — М.: Государственное военное издательство Министерства обороны СССР, 1940. — 228 с.
  • Свирин М. Н. Броня крепка. История советского танка. 1919—1937. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 384 с., ил. — 5000 экз. — ISBN 5-699-13809-9.
  • Свирин М. Н. Броневой щит Сталина. История советского танка 1937—1943. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — 448 с. — (Советские танки). — 4000 экз. — ISBN 5-699-16243-7.
  • Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
  • А. Г. Солянкин, М. В. Павлов, И. В. Павлов, И. Г. Желтов. Отечественные бронированные машины. XX век. 1941—1945. — Москва: Экспринт, 2005. — Т. 2. — 448 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-074-3.
  • М. Н. Свирин, А. А. Бескурников. Первые советские танки. — М.: М-Хобби, 1995. — 62 с. — (Армада № 1). — 5000 экз. — ISBN 5-85729-045-7.
  • В. Чобиток. Ходовая часть танков. Подвеска // Техника и вооружение: вчера, сегодня, завтра. — М.: Техинформ, 2005. — № 11. — С. 35.
  • Широкорад А. Б. Энциклопедия отечественной артиллерии / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — Мн.: Харвест, 2000. — С. 599. — (Библиотека военной истории). — ISBN 9-85433-703-0.
  • P. Chamberlain, C. Ellis. Tanks of the World. 1915—1945. — 2002 edition. — Arms and Armour Press / Cassell & Co, 1972. — P. 83. — 256 p. — ISBN 0-30436-141-0.

Ссылки

  • [www.battlefield.ru/t26.html Т-26: история создания и боевое применение]
  • [www.battlefield.ru/photoalbums/category/33-t26.html Т-26: исторические фотографии и цветные профили]
  • [scalemodels.ru/modules/photo/viewcat_cid_274.html Фотографии Т-26]
  • [www.v4145.org/index.php/component/content/article/42-weapon/58-t26tank Легкий танк Т-26]
  • [www.prikol.ru/2010/01/23/podem-so-dna-zaliva-tanka-t-26-15-foto/ Подъём со дна Финского залива танка Т-26 (15 фото)]

Видео

  • [www.youtube.com/watch?v=XS8RUNTT8pw Finnish T-26 tank]
  • [www.youtube.com/watch?v=lsK-ZfXYbpY&feature=related T-26 display (The Parola Tank Museum)]

Отрывок, характеризующий Т-26

– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.