T54
| T54 | |
|---|---|
| Классификация | |
| Боевая масса, т |
до 54 т |
| Экипаж, чел. |
4 |
| История | |
| Количество выпущенных, шт. |
1 |
| Вооружение | |
| Калибр и марка пушки |
105-мм Т140 |
| Тип пушки |
нарезная |
T54 — серия прототипов американских средних танков 1950-х годов.
После начала работ по T69, была начата разработка ещё одного тяжелого танка с качающейся башней схожей схемы, на этот раз на шасси танка M48 и вооружённого 105-мм пушкой, получившего обозначение T54. Всего было заказано два прототипа T54E1, из которых как минимум один был завершён и подвергнут испытаниям.[1][2] Существовало три различных варианта машины с разными башнями и 105 мм пушкой. Оригинальный T54 имел обычную башню и магазин заряжания, в то время как T54E1 имел качающуюся башню и магазин заряжания, а башня T54E2 была обычной с ручным заряжанием. Башня T54E1 была похожа на башню танка T69, она была трёхместной и имела 9-снарядный барабан заряжания под орудием. В 1956 году проект был приостановлен, а в 1957 году закрыт в пользу тяжелого танка T95[1][2].
Разработка ещё одного проекта танка с качающейся башней, схожего с T54E1, но вооружённого 120-мм пушкой, была начата в 1952—1953 годах под обозначением T77. Как и с T54E1, были заказаны два прототипа T77, однако работы по этому проекту были прекращены к 1957 году, ещё до начала испытаний опытных образцов.[3]Также был создан проект танка T57 Heavy, который был вооружен 120 мм пушкой, с автоматом заряжания, и внешне был очень похож на T54E1. Он имел качающуюся башню, в которой размещались 3 члена экипажа.
Напишите отзыв о статье "T54"
Примечания
- ↑ 1 2 Hunnicutt, 1984, с. 127.
- ↑ 1 2 R. M. Ogorkiewicz. Technology of Tanks. — Кулсдон: Jane's Information Group, 1991. — С. 391. — 500 с. — ISBN 0-71060-595-1.
- ↑ Hunnicutt, 1984, с. 145.
Литература
- R. M. Ogorkiewicz. Technology of Tanks. — Кулсдон: Jane's Information Group, 1991. — С. 390. — 500 с. — ISBN 0-71060-595-1.
- R. P. Hunnicutt. Patton: A History of American Main Battle Tank Volume I. — Новато, Калифорния: Presidio Press, 1984. — 464 с. — ISBN 0-89141-230-1.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий T54
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
