Tales of Monkey Island

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Tales of Monkey Island
Разработчик	Telltale Games
Издатель	Telltale Games WiiWare Steam
Создатели Геймдизайнер Дэйв Гроссман
Часть серии	Monkey Island
Дата выпуска	ПК: 7 июля 2009 Wii: 2009 PS3: Июнь 2010
Жанр	квест
Возрастные рейтинги	ESRB: E10+ — Everyone 10+ PEGI: 12+
Носители	DVD загрузка через Steam, PSN, WiiWare
Платформы	Microsoft Windows OS X Wii PlayStation 3 iPad iPhone
Игровой движок	Telltale Tool
Системные требования	Процессор 2.0 ГГц, 512 Мб ОЗУ, 64 Мб видеокарта
Управление	Клавиатура и мышь Wii Remote с нунчаками

«Tales of Monkey Island» (с англ. — «Истории острова Обезьян») — компьютерный квест от компании Telltale Games, разработавшей игру в содействии с LucasArts. Игра является пятой частью серии «Monkey Island». Как и прежде, игрок принимает роль пирата Гайбраша Трипвуда, которому опять предстоит вызволить свою любовь из лап злодея ЛеЧака, одновременно спасая Вест-Индию от колдовской оспы. Как и другие игры от Telltale Games, игра состоит из пяти ежемесячных эпизодов. Выпуск первого состоялся 7 июля 2009 для Windows. В отличие от предыдущих эпизодических игр компании, все эпизоды «Tales of Monkey Island» представляют собой единую историю.

Сюжет

Запуск «Ревущего Нарвала» (Launch of the Screaming Narwhal)

Действие разворачивается через несколько лет после окончания «Escape from Monkey Island». Гайбраш провёл эти годы, путешествуя по морям и океанам в поисках артефактов, необходимых для создания вуду-меча, чтобы раз и навсегда покончить с пиратом-зомби ЛеЧаком. Обнаружив последний из артефактов (гроб с бутылкой корневого вуду-пива), Гайбраш узнаёт, что его враг похитил его жену — губернатора Элейн Марлей.

Следуя совету своей старой знакомой вуду-леди, Гайбраш преследует ЛеЧака с рецептом для создания Проклятой Сабли Кафлу, способной поразить неживого пирата. Он плывёт на корабле к скале Гелато, где ЛеЧак пытается принести в жертву тринадцать обезьян, чтобы проклясть всю Вест-Индию. При подготовке к созданию проклятой сабли Гайбраш ненароком теряет последний ингредиент, и ему приходится импровизировать. В конце концов, он пронзает злодея саблей, но неправильно сделанный артефакт вместо того, чтобы убить ЛеЧака, превращает его обратно в человека и заражает руку Гайбраша «Заразой ЛеЧака», заставляя её действовать вне желания Гайбраша. Случается взрыв, и Гайбраша выбрасывает в море, после чего он оказывается на острове Флотсэм.

На острове Гайбраш узнаёт, что никто не может его покинуть, так как все ветры постоянно дуют к острову. Предоставляя местному репортёру интересные пиратские новости, Гайбраша направляют к «Глубокому Брюху», которым оказывается та самая вуду-леди. Она предупреждает Гайбраша об опасности Оспы ЛеЧака и советует ему найти Большую Губку, которая всосёт Заразу. Она направляет его к своему бойфренду, живущему на соседнем острове, но Гайбрашу сперва необходимо раздобыть корабль и исправить ветры острова. Он узнаёт, что сумасшедший доктор по имени маркиз де Синж нашёл загадочную статую, с помощью которой можно управлять ветрами, и использовал её, чтобы заманивать к себе на остров пиратов, чтобы проводить над ними опыты. Гайбрашу удаётся разгадать принцип управления статуей, победить маркиза и исправить ветры. Но это вызывает распространение Оспы за пределы острова. Отплыв с острова на «Ревущем нарвале», Гайбраш возвращается к скале Гелато и обнаруживает там свой старый корабль. Он также видит, как Элейн соблазняет ЛеЧак. Прежде чем он может что-либо сделать, его перехватывает неизвестная женщина.

Осада Рыбацкого Рифа (The Siege of Spinner Cay)

Женщина оказывается охотницей за пиратами Морган ЛеФлэй, которую нанял маркиз, чтобы вернуть Гайбраша. Во время битвы на саблях, ЛеФлэй удаётся отрубить заражённую руку Гайбраша, но ему удаётся сбросить её с корабля. Во время битвы также была повреждена мачта «Нарвала», и им приходится причалить в городе русалок под названием Рыбацкий Риф на островах Приманки для ремонта. Там Гайбраш обнаруживает Элейн, которая пытается вести переговоры между вождём русалок и заражённым Заразой капитаном МакГилликатти. Оба хотят собрать три артефакта русалок, чтобы найти Большую Губку, но не доверяют друг другу. Гайбраш исследует другие острова архипелага и обнаруживает ЛеЧака, который, видимо, честно желает помочь Гайбрашу в его поисках. И ЛеЧак, и Элейн утверждают, что взрыв Проклятой Сабли Кафлу превратил ЛеЧака в человека не только физически, но и морально.

Гайбрашу, с помощью ЛеЧака, удаётся добыть все три артефакта, но по возвращении в Риф Прядильщика он обнаруживает, что МакГилликатти похитил вождя русалок и устроил блокаду островов. С помощью Элейн и ЛеЧака Гайбрашу удаётся прокрасться через блокаду и обманом заставить МакГилликатти потопить свой собственный корабль. Вождь русалок объясняет Гайбрашу, как воззвать к морским существам, которые помогут ему найти Большую Губку. Элейн отказывается отплывать с мужем, утверждая, что ей необходимо помочь ЛеЧаку (и следить за ним). Гайбраш на «Нарвале» следует за существами, но его опять перехватывает ЛеФлэй, которую маркиз нанял привести ему Гайбраша живым. Пока Гайбраш пытается убедить ЛеФлэй отказаться от задания, корабль целиком заглатывает гигантский ламантин.

Логово левиафана (Lair of the Leviathan)

Внутри ламантина Гайбраш встречается с испанцем по имени Коронадо де Кава, любовником вуду-леди, который всё ещё ищет Губку. Когда слегка выживший из ума де Кава узнаёт о том, что Гайбраш знаком с его возлюбленной, то он начинает подозревать, что она ему изменяет. Гайбрашу и Морган приходится притворяться супружеской четой, к радости Морган, для которой Гайбраш — кумир. Они узнают, что ламантин должен привезти их к Губке, но не может, так как потерял своё врождённое чувство направления из-за пропавшей ушной улитки. Гайбраш и Морган обнаруживают, что улитка находится в руках членов экипажа де Кавы, которые прячутся в желудке ламантина от капитана, ведь он уже давно считает их мёртвыми. Несмотря на протесты Морган, которая желает перерезать всех и забрать улитку, Гайбрашу удаётся втереться в доверие к членам экипажа с помощью своего старого знакомого — говорящего черепа Мюррея. Заполучив улитку, Гайбраш возвращает её на место, и ламантин берёт верный курс.

Ламантин прибывает к брачной территории ламантинов. Губку охраняет злобная самка ламантинов (по размерам троекратно превосходит самцов), которая постоянно убивает своих кавалеров (её ситуация похожа на романтический опыт Морган). Гайбраш обучается языку ламантинов и помогает «своему» ламантину соблазнить одинокую самку. Он заполучает Большую Губку (которая оказывается крошечной) и уничтожает Оспу в себе. Вернувшись на корабль, Гайбраш обнаруживает, что де Кава и его экипаж устроили мятеж, так как де Кава опять убедил себя, что Гайбраш украл его любимую. Он запирает Гайбраша и Морган в клетках и отплывает на своём корабле, «Воющей обезьяне». Героям удаётся освободиться, и они устраивают морской бой между «Нарвалом» и «Обезьяной». Гайбрашу удаётся заставить одного из ламантинов вновь проглотить корабль де Кавы. Гайбраш празднует победу, но Морган, видя, что Гайбраш любит Элейн, а не её, оглушает его ударом и направляет корабль на остров Обломок, чтобы сдать Гайбраша маркизу.

Суд и казнь Гайбраша Трипвуда (The Trial and Execution of Guybrush Threepwood)

Морган нехотя доставляет Гайбраша де Синжу, но горожане силой вручают Гайбрашу проклятую повестку в суд, где его обвиняют в нескольких гражданских нарушениях. Несмотря на то, что прокурором является его старый знакомый Стэн, Гайбрашу удаётся убедить судью в его непричастности. Но затем его обвиняют в преступном распространении Оспы на острова, за что ему грозит виселица. Гайбраш пытается привести Элейн в роли свидетеля, чтобы очистить своё имя, но она полностью попадает под влияние Оспы, нападая на всех подряд, особенно на Морган, когда она узнаёт, что девушке нравится её муж. Гайбрашу удаётся разнять дерущихся женщин, но Элейн и не думает оправдывать мужа. Гайбраша спасает ЛеЧак, который прилюдно раскрывает, что во всех злоключениях Гайбраша, Элейн и ЛеЧака виновна вуду-леди. Гайбраша отпускают, а ЛеЧака и вуду-леди сажают в тюрьму. Вуду-леди объясняет, что для активизации Губки ей нужно устроить «пиршество чувств».

Гайбраш пытается удовлетворить Губку, но обнаруживает, что кто-то пронзил Морган её же мечом в лаборатории де Синжа. Он клянётся отомстить маркизу, но, вернувшись, обнаруживает, что её тело исчезло. Наконец-то удовлетворив Губку, кроме последней огромной отрыжки, Гайбраш направляется к ветряной машине русалок в центре острова. Там он и Элейн попадают в ловушку маркиза, которому к тому времени уже удалось воспользоваться заражённой рукой Гайбраша, чтобы создать небольшое количество эликсира жизни. Он планирует сбросить заражённую Элейн в машинус целью дезинтегрировать её тело на молекулы, чтобы получить достаточно эликсира для обретения бессмертия. Гайбрашу удаётся обманом заманить де Синжа в ветряную машину, которая разбивает его самого на молекулы. Гайбраш бросает Губку в машину, что заставляет Губку действительно стать Большой и всосать в себя всю Оспу, возвращая всех пиратов, включая Элейн, в нормальное состояние. Вскоре появляется ЛеЧак и освобождает Гайбраша и Элейн. Но, когда Гайбраш приближается, чтобы отблагодарить ЛеЧака, тот его предаёт и пронзает мечом, раскрывая, что всё это время притворялся. Пока Элейн плачет над умирающим мужем, ЛеЧак вбирает всю Оспу из Губки в себя, опять превращаясь в нежить. Перед смертью Гайбраш видит, как Элейн готовится сражаться с ЛеЧаком. Хотя результат сражения неизвестен, смех ЛеЧака за кадром, скорее всего, означает, что победителем выйдет он.

Явление пиратского бога (Rise of the Pirate God)

Гайбраш обнаруживает, что попал в загробный мир и путешествует на лодке к Перекрестью, где перекрещиваются миры живых и мёртвых. Узнав от одного из местных, что ЛеЧаку удалось когда-то сбежать оттуда с помощью заклинания, Гайбраш пускается на поиски заклинания и его компонентов. По пути он встречается с Морган, которая впала в депрессию из-за прошедших событий. После того как Гайбрашу удаётся развеселить её, она помогает ему завершить заклинание и посылает его в мир живых в призрачной форме. За время его отсутствия ЛеЧаку удаётся поймать Элейн. Как раз в тот момент он пытается открыть портал к Перекрестью. Именно в этом и состоял его план с самого начала.

Когда Гайбраш пробивает барьер между мирами, ЛеЧак использует Большую губку, чтобы впитать огромное количество энергии потустороннего мира и стать Пиратским демонобогом. Гайбрашу не удаётся схватить Проклятую Саблю Кафлу, которую ЛеЧак заклял, чтобы ничто живое не смогло им воспользоваться. Элейн, по-видимому, предаёт мужа и становится демонобогиней и невестой ЛеЧака, посылая Гайбраша в загробный мир. С помощью Вуду Леди Гайбрашу удаётся вновь вселиться в своё мёртвое тело в виде зомби и уменьшить Губку до её первоначального размера. После пропажи Губки Элейн приходит в себя и нападает на экипаж ЛеЧака.

Гайбраш возвращается, чтобы сразиться с ЛеЧаком, но он слишком слаб, чтобы меряться силой с озлобленным демонобогом, который гоняется за героем по кораблю, жестоко его избивая. Гайбраш, с помощью Элейн, использует корабельную пушку, чтобы забросить себя через портал к Перекрестью. Когда за ним бросается ЛеЧак, Гайбраш жертвует своей последней Нитью жизни, чтобы закрыть портал. ЛеЧак застревает между мирами, позволяя демонобогине Элейн и призраку Морган пронзить злодея мечами одновременно, уничтожая его тело и дух. Очнувшись в одиночестве на Перекрестье, Гайбраш поначалу считает, что навеки застрял в царстве мёртвых, но затем осознаёт, что у него остался ещё один предмет, подходящий к заклинанию ЛеЧака, — обручальное кольцо Элейн. Он использует его, чтобы вернуться к жене в восстановленном теле. После титров Морган доставляет банку с сущностью ЛеЧака Вуду Леди, выявляя желание вернуться в мир живых.

Эпизоды

1. «Launch of the Screaming Narwhal»
2. «The Siege of Spinner Cay»
3. «Lair of the Leviathan»
4. «The Trial and Execution of Guybrush Threepwood»
5. «Rise of the Pirate God»

Интересные факты

• Гайбраша озвучивает актёр Доминик Армато, озвучивавший его в предыдущих частях.
• В джунглях острова Флотсэм Гайбраш может набрести на «колодец желаний». Если на него кликнуть, то Гайбраш пожелает стать могущественнейшим пиратом в мире, после чего он на время превращается в ЛеЧака. Если в четвёртой части два раза кликнуть на колодец, то Гайбраш попросит показать самого красивого пирата и на время превратится в Элейн.
• Во время игры Гайбраш постоянно упоминает события, случившиеся с ним в предыдущих частях, включая погребение заживо в «The Curse of Monkey Island», которые будут понятны только тем, кто играл в те игры.
• Когда Гайбраш узнаёт, как общаться с левиафанами, он испытывает облегчение, что ему не пришлось ничего глотать. Это отсылка на «Бесконечное путешествие», где Эйприл пришлось делать зелье из слизи для общения с маэрумами.
• Пиджак Стэна, как и в предыдущих играх, имеет постоянно изменяющуюся окраску, как будто на него наложена неподвижная сетка (по отношению к экрану). В отличие от первых частей, где реализовать это было просто, здесь создателям пришлось изрядно поработать, чтобы создать аналогичный эффект в 3D-игре.
• ЛеЧака в первой серии озвучил Адам Харрингтон. «Очеловеченного» ЛеЧака в сериях 2-4 озвучил Кевин Блэктон. В конце четвёртой части на роль Демонического ЛеЧака вернулся Эрл Боэн, актёр, озвучивавший ЛеЧака в «The Curse of Monkey Island», «Escape from Monkey Island» и «The Secret of Monkey Island». Кроме того, Боэн также переозвучил диалоги из первой серии для версии игры, вышедшей на DVD.
• В финальной части игры ЛеЧак открыто пытается физически уничтожить Гайбраша. На вопрос Гайбраша, зачем он это делает с такой жестокостью, ЛеЧак отвечает, что до этого ни разу не пытался именно убить героя, совершая типичную ошибку кинозлодеев.
• По-видимому, сюжет игры происходит после очередного приключения Гайбраша, то есть несуществующей игры. Неизвестно, будет ли этот пробел когда-нибудь заполнен.

Отзывы

Игра заняла второе место в номинации «Квест года» (2009) журнала Игромания.

Ссылки

• [www.telltalegames.com/monkeyisland Официальный сайт игры]

Отрывок, характеризующий Tales of Monkey Island

– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.