RIM-8 Talos

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Talos (ЗРК)»)
Перейти к: навигация, поиск
«Талос»
Bendix RIM-8 Talos

Ракета RIM-8 «Талос»
Тип

ЗУР большой дальности

Статус

Снята с вооружения

Разработчик

Лаборатория прикладной физики Университета Джонса Хопкинса[1]

Принятие на вооружение

1957

Производитель

см. производители

Годы эксплуатации

1957—1979

Основные эксплуатанты

ВМС США

Основные технические характеристики
Скорость полёта: 2,5 М
Масса боевой части: 136 кг
Зона поражения:
* по дальности — 120 км
* по высоте — 3-27 км

↓Все технические характеристики

 Изображения на Викискладе

«Талос» (англ. RIM-8 Talos) — американская зенитная управляемая ракета дальнего радиуса действия, входившая в состав зенитного ракетного комплекса морского базирования «Талос». Принята на вооружение ВМС США в 1957 году, выведена из эксплуатации в 1979 году. Является одной из первых зенитных ракет использовавшихся для оснащения кораблей ВМС США.

Первыми кораблями, вооружёнными этой ракетой стали три крейсера типа «Галвестон», переоборудованные в 1958—1961 годах[2].

Ракета RIM-8 «Талос» оснащалась обычной или ядерной боевой частью W30[en] мощностью в 2 килотонны. Тяга обеспечивалась твердотопливным ускорителем на разгонном участке и прямоточным воздушно-реактивным двигателем компании Bendix[en] на участке управляемого полёта до цели. Пусковая установка палубная наводимая, станкового типа с двумя пусковыми балками и нижней подвеской ракеты. Ближайший советский аналог, ЗУР 3М8 для ЗРК «Круг», также имел двухступенчатую компоновку.

Модификация ракеты для использования в целях противоракетной обороны кораблей (для уничтожения ПКР на подлёте) получила словесное название «Супер Талос».

Не израсходованные к 1976 году ракеты «Талос» были переделаны в сверхзвуковые ракеты-мишени MQM-8G «Вандал». Запас этих ракет был израсходован к 2008 году.





История

Первый пуск серийного образца ракеты с борта корабля-носителя, — ракетного крейсера «Галвестон»[en], — состоялся 25 февраля 1959 г.[3]

Задействованные структуры

В разработке и производстве ракет «Талос» и отдельных её деталей были задействованы следующие структуры:[1][4]

Подрядчики первой очереди (частный сектор)
Подрядчики первой очереди (государственный сектор)
Субподрядчики (частный сектор)

Конструкция

Боевая часть

На протяжении периода эксплуатации, различные модификации ракет оснащались разными типами боевых частей. С самого начала разработки, обычные осколочно-фугасные боевые части были сочтены непригодными из-за быстрого снижения плотности поля осколков по мере отдаления от точки детонации и малой поражающей способности отдельных осколков.

Боевая часть ракеты была оснащена двумя типами взрывателей: контактным и дистантным радиолокационным. Четыре антенны радиовзрывателя создавали впереди ракеты четыре перекрывающихся конических сектора, при появлении цели в любом из которых на дистанции менее 30 метров срабатывал взрывчатый заряд. Прямо по курсу ракеты находилось «слепое пятно» радиовзрывателя: считалось, что если цель находится прямо по курсу, то ракета с высокой степенью вероятности поразит её прямым попаданием. По отзывам экипажей оперировавших «Талосом» кораблей вероятность прямого поражения мишени на учениях была достаточно высока[12].

Стержневая боевая часть

Устанавливалась на первой модификации RIM-8A. Располагалась вокруг канала воздухозаборника ракеты в головной части. Состояла из множества плотно упакованных стержней, под которыми находился заряд взрывчатки, разбрасывающий стержни в стороны от ракеты при детонации. Хотя масса (и следовательно, поражающая способность) каждого отдельного стержня была значительно выше чем у обычного осколка, тем не менее, проблема с быстрым снижением плотности поля поражающих элементов сохранялась.

Неразрывно-стержневая боевая часть (ранняя)

Модификация ракеты RIM-8C была оснащена неразрывно-стержневой боевой частью, поражающий элемент в которой состоял не из отдельных стержней, но из сложенного «гармошкой» стального прута толщиной 8 миллиметров. При детонации заряда взрывчатки, прут стремительно распрямлялся, образуя в воздухе сплошное кольцо, ориентированное перпендикулярно центральной оси ракеты и расширяющееся до двадцати метров в диаметре[13].

Эта модификация существенно повысила эффективность боевой части ракеты. Сплошное кольцо в качестве поражающего элемента гарантировало, что неприятельский летательный аппарат в радиусе двадцати метров будет поражён почти со 100 % вероятностью, при этом удар о полосу прута гарантировал намного более тяжёлые повреждения чем отдельные осколки или стержни.

Первые неразрывно-стержневые боевые части также размещались в виде полого цилиндра, вокруг канала воздухозаборника ракеты.

Неразрывно-стержневая боевая часть Mk-46

Эта боевая часть устанавливалась на RIM-8E «Универсальный Талос»[14]. Главным её отличием было расположение — боевую часть перенесли в центральное тело воздухозаборника (на это место также могла устанавливаться ядерная боевая часть), что позволило улучшить конструкцию ракеты и усовершенствовать конструкцию боевой части.

Боевая часть Mk-46 состояла из слоя сложенного гармошкой стального прута вокруг заряда. При детонации, прут образовывал кольцо диаметром 30 метров.

Ядерная боевая часть W-30

Ядерная боевая часть W-30 мощностью от 0,5 до 4,7 килотонн была разработана для эффективного поражения групповых целей (плотные ракетные залпы или самолёты в плотном построении). Боеголовка использовала сферическую имплозию на урановом сплаве (94 % U235, 5 % U238 и 1 % U234) с двумя дополнительными внешними источниками нейтронов, необходимыми ввиду небольшого количества распадающегося материала в боеголовке. Для увеличения мощности заряда, непосредственно перед детонацией дейтериевая газовая смесь впрыскивалась из баллона внутрь боеголовки.

При детонации, боеголовка обеспечивала эффективное поражение нейтронным потоком, световой и тепловой волной летательных аппаратов в радиусе 900—1800 метров от эпицентра. Ударная волна имела меньшее значение, так как детонация обычно проводилась на большой высоте, где атмосфера была существенно разрежённой. Считалось, что само наличие атомных боевых частей вынудит самолёты противника рассредотачивать построение, становясь лёгкой мишенью для ракет с обычным снаряжением.

Первоначально, атомными боеголовками была оснащена модификация RIM-8B и модификация увеличенного радиуса действия RIM-8D. Атомные боевые части устанавливались в центральном теле впускной воронки воздухозаборника. В дальнейшем, была разработана универсальная ракета RIM-8E, которая, в зависимости от необходимости, могла быть быстро оснащена ядерной или обычной боевой частью.

ТТХ

Ракета обладала следующими характеристиками[2]:

  • Зона поражения:
    • по дальности — 105 км
    • по высоте — 28 км
  • Скорость полета — 2,5 М
  • Масса ракеты:
    • без ускорителя — 1540 кг
    • с ускорителем — 3540 кг
  • Длина ракеты:
    • без ускорителя — 6,15 м
    • с ускорителем — 9,50 м
  • Диаметр ракеты — 0,76 м
  • Размах крыла — 2,85 м
  • Число ступеней — 2
  • Тип двигателя:
    • стартовый — твердотопливный ракетный
    • маршевый — прямоточный воздушно-реактивный
  • Управление:
    • маршевый участок — по радиолучу
    • оконечный участок — полуактивное радиолокационное самонаведение
  • Боевая часть:
    • ядерная — W30
    • Стержневая
    • Неразрывно-стержневая — 136 кг

Корабли-носители

Напишите отзыв о статье "RIM-8 Talos"

Примечания

  1. 1 2 Howard, William E. [archive.org/stream/missilesrockets5195unse#page/18/mode/2up The Capital’s Top Private Industry.  (англ.)] // Missiles and Rockets : Magazine of World Astronautics. — Washington, D.C.: American Aviation Publications, Inc., August 31, 1959. — Vol.5 — No.36 — P.19.
  2. 1 2 Белавин Н.И. Корабли-ракетоносцы. — М.: Военное издательство, 1967, 272 с.
  3. 1 2 [archive.org/stream/missilesrockets5195unse#page/160/mode/2up U.S. Navy Talos.  (англ.)] // Third Annual Guided Missile Encyclopedia 1959 : An Exclusive Weapon System Roundup for Industry. — Washington, D.C.: American Aviation Publications, Inc., July 20, 1959. — P.160.
  4. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=uc1.$b655549;view=1up;seq=792 Statement of Rear. Adm. William I. Martin, Acting Deputy Chief of Naval Operations (Air).  (англ.)] / Hearings on Military Posture, and H.R. 4016 : Hearings before the Committee on Armed Services, 89th Congress, 1st Session. — Washington, D.C. : U.S. Government Printing Office, 1965. — P.910-911 — 1556 p.
  5. 1 2 Howard, William E.[archive.org/stream/missilesrockets5195unse#page/n1365/mode/2up Expansion in Pennsylvania, N.J.  (англ.)] // Missiles and Rockets : Magazine of World Astronautics. — Washington, D.C.: American Aviation Publications, Inc., August 24, 1959. — Vol.5 — No.35 — P.30-31.
  6. Howard, William E. [archive.org/stream/missilesrockets5195unse#page/n1141/mode/2up/search/talos Missiles Fill Gap in Connecticut.  (англ.)] // Missiles and Rockets : The Weekly of Space Systems Engineering. — Washington, D.C.: American Aviation Publications, Inc., July 27, 1959. — Vol.5 — No.31 — P.15.
  7. [archive.org/stream/missilesrockets5195unse#page/n877/mode/2up Contract awards.  (англ.)] // Missiles and Rockets : Magazine of World Astronautics. — Washington, D.C.: American Aviation Publications, Inc., July 6, 1959. — Vol.5 — No.28 — P.45.
  8. [www.lib.rochester.edu:84/Mergent_AR_Collection/Archive/15473.pdf Bulova Annual Report to the stockholders 1958/59.  (англ.)] — N.Y.: Bulova Watch Company, 1959. — P.12 — 18 p.
  9. [archive.org/stream/missilesrockets5195unse#page/n847/mode/2up Growth reported in six states.  (англ.)] // Missiles and Rockets : Magazine of World Astronautics. — Washington, D.C.: American Aviation Publications, Inc., July 6, 1959. — Vol.5 — No.28 — P.14.
  10. [archive.org/stream/missilesrockets5195unse#page/n123/mode/2up Industry countdown.  (англ.)] // Missiles and Rockets : Magazine of World Astronautics. — Washington, D.C.: American Aviation Publications, Inc., May 18, 1959. — Vol.5 — No.20 — P.14.
  11. [archive.org/stream/missilesrockets5195unse#page/n1355/mode/2up Talos Gets Coating.  (англ.)] // Missiles and Rockets : Magazine of World Astronautics. — Washington, D.C.: American Aviation Publications, Inc., August 24, 1959. — Vol.5 — No.35 — P.20.
  12. [www.okieboat.com/Talos%20missile.html USS Oklahoma City Talos Missile]
  13. Далее кольцо разрывалось и рассыпалось на два и более сегментов.
  14. Ракеты, на которых конвенционные и ядерные боевые части были полностью взаимозаменяемы.

См. также

Ссылки

  • rbase.new-factoria.ru/missile/wobb/talos/talos.shtml

Отрывок, характеризующий RIM-8 Talos

Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.