TI-99/4A

TI-99/4A
Конфигурация
ОС	TI BASIC
Цена	$525
Тип	домашний компьютер
Разработчик	Texas Instruments
Государство	США
Год выпуска	1981
Выпускался по	1984
Оперативная память	16 Кб
Запоминающее устройство	картридж с ПЗУ, аудио кассета, дискета
Центральный процессор
Разработчик CPU	TI
Модель CPU	TMS9900
Регистры CPU (bit)	16
Тактовая частота CPU	3 МГц
Разрешение в пикселях	256×192
Текстовый режим	40×25
Цвет	16 цветов
Предшественник	TI-99/4

TI-99/4ATI-99/4A

TI-99/4A — домашний компьютер, созданный компанией Texas Instruments (TI) и выпущенный на рынок в 1981 году, первоначально по цене в 525 долларов (продавался без монитора). Модель TI-99/4A — это улучшенный вариант не очень удачной (и довольно редкой) модели TI-99/4, выпущенной в 1979 году по цене в 1150 долларов (продавалась с монитором).

Компьютер представляет собой моноблок, материнская плата с процессором находится в том же корпусе под клавиатурой. Блок питания размещён справа от клавиатуры за слотом картриджа — эта выемка в корпусе была довольно горячей, пользователи называли его «местом для разогрева чашки с кофе». Внешний блок питания, отличающийся в разных странах, был по сути понижающим трансформатором.

Технические характеристики

• Процессор: 16-разрядный TI TMS9900 на частоте 3 МГц
• Графика: 256×192 16 цветов (текстовый режим с произвольным знакогенератором + спрайты)
• Память:
  • 256 байт 16-разрядного статического ОЗУ, доступного процессору напрямую
  • 8 КБ 16-разрядного системного ПЗУ, доступного процессору напрямую
  • 16 КБ ОЗУ видеопроцессора (доступно центральному процессору через порт ввода-вывода и частично заменяет отсутствующее ОЗУ пользователя)
  • 18 КБ GROM, доступного процессору через порт ввода-вывода
  • ОЗУ/ПЗУ расширяемое с помощью картриджей
• Видеопроцессор: TI TMS9918A VDP, 4 основных видеорежима
• Звук: TI TMS9919, 3 канала с прямоугольной волновой формой + канал шума, раздельная 16-уровневая регулировка громкости для каждого канала

Процессор

В 1976 году фирма Texas Instruments (TI), одна из крупнейших фирм выпускающих электронику, выпустила процессор Texas Instruments TMS9900, построенный по архитектуре мини-компьютера TI 990. Особенностью архитектуры было то, что микросхема процессора содержала только три встроенных регистра: счётчик команд, регистр состояния и указатель рабочего пространства; все остальные регистры размещались в оперативной памяти, по адресу, указанному регистром рабочего пространства. Процессор не пользовался большим спросом.

TI использовала TMS9900 в качестве основы персонального компьютера TI-99/4, выпущенного в 1979 году. Это был первый 16-разрядный процессор (с 16-разрядной шиной данных), и его использование могло бы заметно повысить производительность компьютера. Однако к 16-разрядной шине были подключены только 256 байт статической памяти и системное ПЗУ. Остальная память (ОЗУ) и периферийные устройства были 8-разрядными и подключались через мультиплексор, что требовало удвоения числа циклов обращения к ним. Предположительно, такая схема была выбрана из-за проблем с выпуском новой 8-разрядной версии процессора, специально разрабатывавшейся для этого компьютера, в то время как производство TMS9900 было хорошо освоено. Использование 8-разрядного доступа к ОЗУ, внешним устройствам и картриджам, совместное использование ОЗУ видеопроцессором и медленная работа интерпретатора языка Бейсик, самого написанного на промежуточном интерпретируемом языке Graphics Programming Language (что приводило к двойной интерпретации), привело к тому, что увеличения производительности по сравнению с 8-разрядными процессорами не произошло. Из-за отсутствия регистров общего назначения, все команды работали с памятью, что тоже не добавляло скорости.

Шина адреса у этого процессора так же была 16 бит, что позволяло адресовать лишь 64 Килобайта памяти. 16-разрядный процессор Intel 8086, который уже был на рынке, имел шину адреса в 20 бит и соответственно позволял адресовать до 1 Мб памяти.

Компьютер TI-99/4A не выдерживал никакой конкуренции, и фирме Texas Instruments пришлось снизить цену компьютера ниже себестоимости. И в 1984 году из-за колоссальных убытков они отказалась от дальнейшего производства и развития этого компьютера.

Видеопроцессор

В этом компьютере используется видеопроцессор 9918, как в компьютерах MSX. Видеопроцессор умеет отображать только текстовые режимы 32×24 и 40×24 символа. Размер символа 8×8 пикселей для 32×24, и 6×8 пикселей для 40×24. Знакогенератор содержит 256 символов, которые программист может изменять. При этом цвет определяется для символа, а не знакоместа. То есть, символ с кодом 33 в любом месте экрана будет иметь идентичный цвет фона и цвет текста.

Полноценный графический режим тоже поддерживался: 64×48 пикселей 16 цветов.

Видеопроцессор позволял отображать в произвольных местах экрана 32 одноцветных спрайта 8×8 (или 16×16). Видеопроцессор мог отображать не более 4х спрайтов на одной линии. Наложением спрайтов друг на друга можно было получить многоцветные спрайты.

Аппаратной прокрутки не было.

Носители информации

Программы для этого компьютера распространялись на аудио кассетах, картриджах с ПЗУ и дискетах.

Для TI-99/4A было выпущено более 200 игр на картриджах.

Крупные фирмы распространяли свои программы на картриджах с ПЗУ. То есть объём программы мог быть произвольным, и при этом всегда оставалось 16 Кбайт ОЗУ (не считая неиспользуемой видео памяти) для собственных нужд. Некоторые картриджи содержали расширение ОЗУ.

GROM

Как и другие домашние компьютеры того времени, TI-99/4 и TI-99/4A поставлялись с языком программирования Бэйсик — TI BASIC</span>^ru_en, основанный на ANSI-стандарте языка, но плохо совместимый с широко распространённым Microsoft BASIC.

Но ПЗУ компьютера содержало не Бэйсик, а интерпретатор байт кода, который назывался GPL. Программы для этого интерпретатора были записаны в специализированные ПЗУ, которые назывались GROM (Graphics ROM). Чтение данных из GROM осуществлялось через 8-битные порты ввода-вывода. При этом, GROM работала намного медленнее процессора.

Производительность программ записанных в GROM была крайне низкая. Никаких активных игр с использованием GROM написано не было. Почти для всех игр программисты использовали стандартное ПЗУ и машинный код. А GROM использовался лишь там, где производительность была не нужна. Например стартовое меню игр.

Адресное пространство GROM составляет так же 64 Кб, но последние 2 Кб каждых 8 Кб данных не использовались. Таким образом, полезный объём данных составлял 48 Кбайт.

Бэйсик, использовавшийся в этом компьютере, был написан на языке GPL и записан в микросхему GROM, установленную внутри компьютера. То есть, интерпретатор Бэйсика сам написан на интерпретаторе. Это назвали двойной интерпретацией.

Программа написанная на Бэйсике, хранится в видео памяти. Доступ к ней возможен только через медленные порты ввода вывода видеопроцессора.

Из-за сложности и медленности растровой графики, встроенный Бэйсик и «Extended BASIC» на картридже не имели команд рисования точек, линий, кругов, закраски.

Интересной особенностью встроенного Бэйсика был знакогенератор, где 160 символов были пустыми, а строчные буквы выглядели как заглавные.

Ссылки

• [ti99-4a.narod.ru/index.html ti99-4a.narod.ru] сайт о домашнем компьютере TI-99/4A на narod.ru
• [www.old-computers.com/museum/computer.asp?st=1&c=236 TI 99 / 4A] на Old-Computers.com
• [www.youtube.com/watch?v=Tsm98O-1rb0 Краткая история компьютера Texas Instruments TI 99\4A]

Отрывок, характеризующий TI-99/4A

– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.