The Daily Mirror
| Тип |
ежедневная газета |
|---|---|
| Формат | |
|
| |
| Владелец |
Trinity Mirror |
| Редактор |
Ричард Уоллес |
| Основана |
2 ноября 1903 |
| Политическая принадлежность | |
| Язык |
английский |
| Главный офис |
One Canada Square, Лондон |
| Тираж |
1 170 541 (ежедневно)[1] |
|
| |
| Сайт: [mirror.co.uk co.uk] | |
The Daily Mirror — британский таблоид, основанный в 1903 году. Тираж газеты по состоянию на июнь 2011 года составляет 1 170 541 экземпляров.
Содержание
История
1903—1999
Основана в 1903 году Альфредом Хармсворсом. Изначально газета задумывалась как периодическое издание специально для женской аудитории. Особенности этого проекта заключались в том, что впервые речь шла о ежедневной газете, и работать в ней должны были только женщины. Первый номер The Daily Mirror увидел свет 21 ноября 1903 года в Лондоне. В редакционной статье Хармсворс сообщал, что газета «действительно будет зеркалом женской жизни, а женщины-журналистки станут писать обо всём на свете: от политики до вышивания и моды». Задача издания, по словам Хармсворса, заключалась в том, чтобы быть интересным, не будучи фривольным, и серьёзным, не будучи унылым. Газета стоила 1 пенни (равноценно 40 пенни в 2016 году).
Необычное начинание заинтересовало читателей: 265 тысяч экземпляров тиража первого номера быстро разошлись по стране. Цена в один пенни также способствовала успеху. Но уже со второго номера тираж газеты сократился почти вдвое. К концу января 1904 года он упал до 24 тысяч экземпляров. Видя провал своего проекта Хармсворс решает превратить издание в иллюстрированную газету с более широким фокусом. Хармсворс назначает редактором Гамильтона Файфа, а все женщины-журналисты были уволены. Освободившиеся места заняли опытные журналисты-мужчины, стараниями которых тираж Daily Mirror достиг ко второй половине 1904 года 300 тысяч экземпляров. Название газеты 26 января 1904 года было изменено на The Daily Illustrated Mirror («Дейли илюстрейтид миррор« — «Ежедневное иллюстрированное зеркало»), впрочем уже 27 апреля было возвращено название The Daily Mirror.
Провал первой женской газеты можно объяснить не только недостаточным профессионализмом женщин. Британское общество ещё не было готово принять массовую женскую журналистику. Да и дальнейший опыт развития средств массовой информации показал, что ставка исключительно на гендерный аспект в становлении периодического издания не может быть оправданной.[2]
В 1913 году Альфред Хармсвортс продал газету своему брату Гарольду Хармсвортсу (с 1914 лорд Ротемир). В 1917 году цена выросла до одного пенни. Тиражи продолжали расти: в 1919 году в отдельные дни продавалось более 1 млн экземпляров, газета становилась самым большим ежедневным иллюстрированным изданием в стране.
В начале 1930-х годов газета поддерживала политика Освальда Мосли, основателя Британского союза фашистов, помимо него лорд Ротемир так же восхищался Бенито Муссолини и Адольфом Гитлером, поэтому редакционная политика Mirror была направлена на их поддержку.[3] Но к середине 1930-х годов тиражи газеты начинают падать, Ротемир отказывается поддерживать О. Мосли и продаёт свои акции издания.
С Сесилом Кингом (племянник лорда Ротемира), отвечающим за финансы газеты, и Гайем Бартоломью в качестве редактора, в конце 1930-х годов Daily Mirror превратилась из консервативного издания для среднего класса в левую газету для рабочего класса.[4]. Это была первая газета, которая заимствовала вид жёлтой прессы Нью Йорка. К 1939 году издание продавалось тиражом до 1,4 млн. копий в день.
Во время Второй Мировой Войны «Mirror» позиционирует себя как газета для обычных солдат и штатских, критиковала политических лидеров. На одном из этапов газета находилась под угрозой закрытия после публикации политической карикатуры Филипа Зека, на которой были неверно истолкованы Уинстон Черчиль и Герберт Моррисон. На всеобщих выборах 1945 года газета решительно поддерживает Лейбористкую партию. При этом, Daily Mirror поддерживает Герберта Моррисона, который координировал кампанию лейбористов и привлёк к участию в ней своего бывшего антагониста Филипа Зека, что бы воспроизвести на первой полосе популярную карикатуру «День победы в Европе» в утро выборов. В ней внушалось, что только лейбористы смогут сохранить мир в послевоенной Британии.[5]. К концу 1940-х годов ежедневный тираж составлял 4,5 млн экземпляров. В течении примерно следующих 30 лет издание подавляет газетный рынок, продавая более 5 млн. копий в день, достигнув пика к 1960-м годам.
В 1955 году Mirror и аффилированная с ней Sunday Pictorial (позже станет Sunday Mirror) начинают печатать северный выпуск в Манчестере. В 1957 году северный выпуск газеты опубликовал комикс «Энди Капп», созданный Регом Смитом из Хатлпула (портовый город на северо-востоке Англии). Массы рабочего класса читающие Mirror сделали газету лучшим продаваемым таблоидом Британии. В 1960 году она поглотила Daily Herald (популярный ежедневник лейбористского движения), затем покупает Odhams. Постепенно серия поглощений првиела к созданию Международной издательской корпорации (англ. International Publishing Corporation или Time Inc. UK). Руководство Mirror не хотело, что бы Herald боролся с основным изданием за читателей и в 1964 году возобновило его как газету среднего класса, которая сейчас называется The Sun. Когда они не смогли выиграть читателей, The Sun была продана Руперту Мёрдоку, который превратил газету в популярный таблоид и главного соперника Mirror.
В попытке удовлетворить различные вкусы читателей Mirror 30 января 1968 года запускает Mirrorscope, своего рода выдвижную секцию. По мнению Press Gazette The Daily Mirror начала свою революцию на четырёх страницах дополнения Mirrorscope. Амбициозное короткое дополнение, которое выходило по средам и пятницам, было посвящено международным делам, политике, индустрии, науке, искусству и бизнесу. The British Journalism Review писал в 2002 году, что Mirrorscope был игровым опытом предоставления серьёзных анализов в жёлтой прессе. Он провалился, не сумев привлечь значительного числа новых читателей,последний номер вышел 27 января 1974 года.
В 1978 году The Sun обогнала Mirror по тиражу и в 1984 году газету продают Роберту Максвеллу. После смерти Максвелла в 1991 году, генеральным директором Mirror Group становится Дэвид Монгомери, который начинает период сокращения расходов и производственных изменений. Для издания наступил затяжной период кризиса, завершившийся в 1999 году слиянием с региональной газетной группой Trinity и созданием нового газетного холдинга Trinity Mirror. Печать ежедневных и воскресных номеров была переведена на объекты Trinity Mirror в Уотфорде и Олдхэме.
Факты
- Изначально The Daily Mirror задумывалась как газета для женщин, издаваемая женщинами, и должна была стать «отражением женской жизни».[6]
- Первый выпуск газеты стоил 1 пенни.
- В 1904 из-за низкого уровня продаж профиль газеты был изменён, и все женщины-журналистки были уволены.[7]
- К 1919 году тираж отдельных выпусков газеты составлял более миллиона экземпляров.[8]
- Во время Второй мировой войны Уинстон Черчилль пригрозил закрыть газету за публикацию политических карикатур.[9]
- С 1968 по 1974 The Daily Mirror выходила с малоформатным аналитическим дополнением Mirrorscope объёмом 4 страницы. Дополнение печаталось в среду и четверг.[10] Однако Проект не оправдал вложений и был закрыт.[11]
- Дважды за свою историю (с 1985 по 1987 и с 1997 по 2002) газета носила название The Mirror. Именно под этим названием The Daily Mirror известна в кругу своих читателей.
- Первоначальный вариант газеты стал прототипом для американского таблоида New York Daily News.
- Интернет-издание The Daily Mirror носит название MIRROR.CO.UK[12].
- The Daily Mirror участвовала в ряде скандалов, связанных с публикацией заведомо ложной информации[13][14].
Sunday Mirror
The Sunday Mirror — воскресный выпуск The Daily Mirror. Первый номер увидел свет в 1915 как Sunday Pictorial, получив своё настоящее имя в 1963. Тираж выпуска на февраль 2010 года составляет 1 155 975 экземпляров.
Должность редактора воскресного выпуска занимает Тина Уивер.
Напишите отзыв о статье "The Daily Mirror"
Примечания
- ↑ [www.guardian.co.uk/media/table/2011/jul/15/abcs-national-newspapers ABCs: National daily newspaper circulation June 2011] (англ.). guardian.co.uk (15.07.2011). Проверено 11 июля 2011. [www.webcitation.org/65EAMTiNu Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
- ↑ Тендит К. Н. «История журналистики». Часть 1. 3.4 [ «Развитие английской журналистики в XIX веке»]
- ↑ Greenslade Roy. [www.theguardian.com/media/greenslade/2011/dec/06/dailymail-oswald-mosley/ Don't damn the Daily Mail for its fascist flirtation 80 years ago]
- ↑ Bingham A., and Conboy M. The Daily Mirror and the Creation of a Commercial Popular Language, 2009. - P. 639-654
- ↑ Horrie C. Tabloid Nation: From the Birth of the Mirror to the Death of the Tabloid Newspaper, 2003. - P. 248
- ↑ Daily Mirror No. 1 (Nov. 2 1903) page 3
- ↑ Albion (1973) Vol 5, 2 page 150
- ↑ Daily Mirror issue 4856, May 19, 1919
- ↑ Connor, Robert, Cassandra: Reflections in a Mirror.Orion Publishing Group, 1969
- ↑ [www.pressgazette.co.uk/story.asp?sectioncode=1&storycode=27950 Подробнее о Mirrorscope]
- ↑ [www.bjr.org.uk/data/2002/no4_evans.htm История прессы на British Journalism Review]
- ↑ [www.mirror.co.uk/about-us/ About Us] (англ.). // The Daily Mirror. Проверено 8 сентября 2014.
- ↑ [web.archive.org/web/20041012123314/www.cnn.com/2004/WORLD/meast/05/14/iraq.abuse.uk/ Поддельные фотографии. Увольнение редактора в связи со скандалом.]
- ↑ [www.mirror.co.uk/sport/football/2008/09/18/new-look-manchester-city-side-begin-their-uefa-cup-campaign-in-earnest-115875-20741334/ Скандальная статья (только заголовок: содержание удалено редактором сайта)]
Ссылки
- [www.mirror.co.uk/ Daily Mirror Online]
Отрывок, характеризующий The Daily Mirror
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
