The Gathering
The Gathering | |
The Gathering в 2010 году | |
Основная информация | |
---|---|
Жанры |
Раннее творчество: |
Годы |
1989 — 2014 (перерыв)[1] |
Страна | |
Откуда | |
Язык песен | |
Лейблы |
Century Media |
Состав |
Рене Рюттен |
Бывшие участники |
Нилс Дюффхюэс |
[www.gathering.nl hering.nl] |
The Gathering — музыкальный коллектив из Нидерландов, основанный в 1989 году братьями Рене и Хансом Рюттенами.
В музыкальном плане `The Gathering` никогда не стояли на месте. В период с 1989 по 1993 они играли дум-метал. В 1995 году с приходом Аннеке ван Гирсберген меняется и звучание группы, которое теперь больше тяготеет к прогрессив-металу. Следующим этапом творчества становится выпуск в 1998 году альбома How To Measure A Planet?, на котором группа начинает экспериментировать с электроникой. В результате получилась музыка, которую сами музыканты отнесли к жанру трип-рок. Но уже с выпуском в 2009 году альбома The West Pole музыкальный стиль группы становится ближе к прогрессив-року.
За двадцать лет существования The Gathering выпустили девять полноформатных студийных альбомов.
История
Возникновение и первые демо
The Gathering появились в октябре 1989 года, на волне интереса слушателей к стилю дум-метал. У истоков коллектива стояли братья Ханс и Рене Рюттены (Hans Rutten, Rene Rutten), а также вокалист Барт Смитс (Bart Smits), решившие после одной из совместных посиделок в местном баре сколотить группу. Было это в октябре 1989 года. Все они жили в небольшом нидерландском городе Осс. Об этом вспоминает барабанщик Ханс Рюттен:
Скука! Скука была началом всего. Идея была моя, и мы долго обсуждали её с другом Мартином. Я предложил основать группу вместе – в то время мы оба учились в Девентере и жили в одной комнате в общежитии. В конце концов, Мартин обосновался в Девентере навсегда, ему не хотелось каждые выходные приезжать в Осс на репетиции. Рене в то время уже играл на гитаре в Cromlech вместе с Бартом и некими ударником и гитаристом. Они исполняли что-то вроде панк-рока, немного в духе The Ramones. Я переговорил с Рене и Бартом о своём желании, и они были не прочь сколотить команду. Как оказалось, мы все хотели играть что-нибудь типа Celtic Frost – нам нравился их альбом «Into The Pandemonium». Подумывали записать демо, но это были только планы и проекты – в самом начале просто хотелось повеселиться. Вот так всё и начиналось.[2] |
Состав постепенно стабилизировался. К Хансу, Рене и Барту присоединились гитарист Йелмер Вирсма (Jelmer Wiersma), бас-гитарист Хуго Принсен Герлигс (Hugo Prinsen Geerligs) и клавишник Франк Буйен (Frank Boeijen). В это же время у группы появилось название, которое возникло после совместного просмотра художественного фильма «Горец» и было принято всеми без возражений.
По словам самих музыкантов, на репетициях они пели песни Celtic Frost и заканчивали всегда исполнением «Dethroned Emperor». Также делали попытки сыграть композицию «Subdivisons» из репертуара Rush.
Выглядело это довольно смешно – типа начинающая группа пытается играть музыку одной из самых техничных команд планеты. Барт и на самом деле не звучал как Гедди Ли (Geddy Lee). Ещё мы делали «Dog Fight» группы Possessed и «Retaliation» от Carnivore. С точки зрения лирики, Carnivore не из тех групп, которые можно выбрать для кавера, но музыка группы была хорошей. На репетициях мы играли её больше для удовольствия.[2] |
Репетировали группа один раз в неделю, каждое воскресное утро. В результате, уже к началу 1990 года, на свет появилось дебютное демо «Imaginary Symphony», которое было записано вживую, во время репетиций и представляло собой первый авторский материал. Во многом песни, подобные «Downfall» и «Anthology in Black» были тяжёлыми, с явным уклоном в дэт/дум. Тексты песен уже тогда очень необычны, например, лирика «Another Day» повествовала о гибели астронавта в космосе. За это демо, группа даже получила позитивную рецензию от журнала Aardschok. 25 января 1991 года команда дала первый концерт в клубе De Meule города Хес. Они отработали в связке с уже достаточно известными группами Deadhead и Invocator. Ханс отлично помнит это выступление:
Нас просто пригласили. На самом деле, тогда было очень легко играть в качестве поддержки у более крупных команд. Нам даже заплатили около 100 Dfl за тот концерт, хотя мы посчитали за честь сыграть вместе с Deadhead – по тем временам довольно крупной группой. Я помню, как мы нервничали, потому что это был наш первый концерт, в зале сидели наши друзья и знакомые… правда, потом все как-то успокоились. Мы отработали перед Deadhead, а после концерта пили пиво все вместе – группа и наши друзья. Было весело.[2] |
Через полгода была записана и первая настоящая демозапись, «Moonlight Archer». Эта пленка попала в руки к Робу Троммелену, у которого было тогда небольшое агентство по организации гастролей. Благодаря этому, квинтет удостоился чести открывать концерты Samael и Morbid Angel в совместном туре по Нидерландам, что принесло The Gathering контракт с инди-лейблом Foundation 2000.
Always…
Для дебютного альбома к имеющимся демо добавили несколько песен. Музыканты провели ряд сессий звукозаписи в Caveman Studio, и в июне 1992 года диск «Always…» появился на прилавках музыкальных магазинов. Это был классический дум-метал с соответствующей стилю гнетущей атмосферой, вязким саундом. Кроме Барта была приглашена ещё и вокалистка Марике Грот (Marike Groot), знакомство с которой произошло случайно.
«Когда мы записывали те три трека, о которых мы говорили ранее, в студии Beaufort, там повсюду лежали демозаписи. Нам понравился женский вокал на альбоме «Gothic», и мы тоже хотели сделать что-то вроде этого. Нас очень впечатлила вокалистка, певшая там, и это была Марике».[2] |
Лирика полностью оставалась во власти Барта, и он переплёл в ней вечную любовь, быстротечность жизни, мечты и попытки воплотить их в реальность, глобальные проблемы человечества. Пластинка не прошла незамеченной. Местные СМИ дали ей неплохие оценки, и команда была выбрана в качестве саппорт-группы для тура знаменитых Paradise Lost по родным Нидерландам и соседней Бельгии. О популярности в Европе говорить было ещё рано, но музыканты решили добиться её любой ценой, причём путь для этого выбрали не самый простой — экспериментировать. И прежде всего со звучанием клавишных и вокальными партиями, в «In Sickness And Health» были использовали специальные клавишные, так называемые «космические спецэффекты», на которых играл Хенк ван Куверден, школьный друг Ханса.
Довольно забавной получилась история с обложкой «Always…» по словам Ханса:
«У нас не было обложки для альбома, а крайний срок приближался. Однажды я зашел в гости к моему другу, Мартину. У него висел календарь, подаренный его родителями. Легко заметить, что фотографии делались в Греции, и когда я увидел их, в моем мозгу уже высветилась обложка: логотип в верхнем левом углу, заголовок в правом, это было великолепно, и поэтому мы так и сделали».[2] |
С логотипом вышла не менее интересная история, он был нарисован на обложке альбома «Always…» жидкостью для исправления текста. Тогда ещё не было компьютерных программ, чтобы сделать что-то подобное, и шрифт был вручную скопирован с афиши фильма Стивена Спилберга с одноименным названием. В сентябре 1992 года голландский канал VPRO записал The Gathering для программы Nomaden. Они сделали что-то вроде видеоклипа на песню «King For A Day». Качество материала, конечно, получилось не очень, но, тем не менее, группа обзавелась первой видеоработой.
Отыграв в июле 1993 на фестивале Waldrock, The Gathering попрощались со своим вокалистом
«У нас с Бартом были разные интересы, в определенный момент мы больше не могли работать вместе. Я думаю, у Барта были небольшие проблемы с новыми песнями, которые звучали более жизнерадостно, — песня «The Sky People», например. Он пытался петь эти песни, но его голос не подходил для того, чтобы петь их правильно. Он хотел делать более мрачную музыку, и в определенный момент мы решили пойти каждый своим путём».[2] |
Almost A Dance
Этот период можно назвать самым тяжелым для группы. После ухода Барта Смита и Марике Грот были приглашены новые вокалисты Нилс Дюффхюэс и Мартине ван Лон. Но все же, несмотря на большие трудности, новый альбом был записан и получил название «Almost A Dance». На его запись ушло 8 дней, и ещё 4 было потрачено на микширование. Новая работа была прохладно встречена в прессе, и получила несколько отрицательных отзывов, особенно от журнала Watt. В нём напечатали подробную рецензию, а журналист, писавший её, поставил нам двойку по пятибалльной шкале. «…Almost a Dance??? Почти демо? Нет. Почти фиаско…» писал он.
Причиной такого провала послужило, с одной стороны, облегчение саунда группы, а с другой — взаимоотношения и профессионализм вокалистов. По словам Ханса Руттена, именно работа с новыми вокалистами привела группу к небольшой катастрофе.
Мы до сих пор считаем «Almost a Dance» очень сильным альбомом. Хорошие гармонии, аранжировки, эксперименты, даже хорошая продюсерская работа Тома Холкенборга (Nerve, Junkie XL). Проблема заключалась в том, что Нильс не мог петь вместе с нашей музыкой. Его голос (особенно в тяжелых частях) превращался в нечто похожее на Майка Паттона (Faith No More), и не подходил к нашей музыке. Мартине не умела петь вообще. Её вокал звучал ужасно, особенно на концертах. Ещё хуже было то, что Нилс и Мартине терпеть не могли друг друга. Они вообще не могли общаться, а если это происходило, то всё оканчивалось дракой. Они совсем не могли работать вместе.[2] |
Не лучшим было отношение к альбому и обычных слушателей, большинство из них вообще не восприняли в составе группы Нилса и Мартине. А во время концерта в зале Paradiso в Амстердаме The Gathering были освистаны и закиданы пивными банками. Такая ситуация не устраивала всех остальных участников, и через некоторое время группу покинул Нильс. А потом за неявку на концерт была уволена и Мартине.
Приход Аннеке и запись Mandylion
Несмотря на явные неудачи, участники The Gathering сдаваться не собирались. Некоторое время группа приходила в себя после провала, а в начале 1994-го музыканты решили возобновить репетиции, хотя Ханса и Рене призвали в армию. Репетировать они могли только по выходным и праздникам, чем активно и занимались, причём не менее активно искали хороших вокалистов.
У нас была мысль продолжать играть впятером, без вокалиста, но немного позже мы пришли к выводу, что идея была слишком уж экспериментальной.[3] |
Было прослушано немало кандидатур. В результате в группе появилась 21-летняя Аннеке ван Гирсберген (Anneke van Giersbergen), проживавшая неподалёку в деревне Синт-Михилсгестел. Ей удалось легко и совершенно органично вписаться в группу. С её участием было записано несколько песен, две из которых — «In Motion part 1» и «Paradise Of The Underground» — попали в руки к нужным людям из крупной независимой компании Century Media. Они увидели в молодой группе потенциал и предложили контракт. Музыканты понимали, что другого такого шанса может и не быть, и со всей присущей случаю ответственностью принялись за сочинение нового материала. Постарались на славу, ибо вышедший вскоре альбом «Mandylion» совершенно неожиданно для всех катапультировал группу в высшую лигу европейской рок-музыки. В результате кропотливой работы в Woodhouse Studio с участником Grip Inc Вальдемаром Сорыхтой (Waldemar Sorychta) в качестве сопродюсера, имеющего немалый опыт продюсирования, приобретённый в работе над альбомами групп Moonspell, Tiamat, Lacuna Coil и Sentenced, на свет родился настоящий шедевр.
«Мы стали задумываться о том, чтобы найти собственное, непохожее ни на кого звучание, — говорил об этой работе Ханс Рюттен. — Но в то же время нам хотелось включить в новый альбом всё лучшее, что было на тот момент у таких разноплановых групп, как Dead Can Dance, Slow Dive и Pink Floyd, а самое главное, чтобы вокал просто нокаутировал слушателя».[3] Им это удалось в полной мере. Мрачный и задумчивый, вдохновляющий и страстный «Mandylion» был по достоинству оценен слушателями. Великолепные вокальные партии, гениальные аранжировки, необычные семплы (включая фрагмент речи знаменитого писателя Толкина (J.R.R. Tolkien) на радио BBC)[3], тяжёлые риффы — вот что представляла собой возрождённая группа The Gathering. Совершенство текстов и мелодий шло от желания соответствовать высочайшему уровню классического романа Герберта Уэллса «Машина Времени», по мотивам которого был создан альбом, а выворачивающая душу эмоциональность возникла от потери Харольда, долгое время бывшего лучшим другом группы. Ему и посвятили эту работу.[3]
Результат не заставил себя долго ждать. Сингл «Strange Machines» забрался в Dutch top 50 на 37 позицию, альбом тоже попал в национальные чарты и продержался там долгих 38 недель. Наконец-то к группе пришёл коммерческий успех. В Нидерландах «Mandylion» очень хорошо продавался, а после европейских туров с новым материалом поклонники из других стран Старого Света тоже начали проникаться творчеством The Gathering. Этому также способствовали ротируемые на телеканалах клипы на «Strange Machines» и «Leaves» и выступления по радио в программах известного радиодиджея Хэнка Вестбрука. За 1995 и 1996 годы в одной только Европе были даны сотни живых концертов — как в рамках небольших недельных туров с Savatage и Lacrimosa, так и в более значительных многомесячных гастролях с Moonspell и Crematory. Группа отыграла на всех крупных голландских фестах, а также была приглашена в 1996-м году на крупнейшие рок-фестивали, такие как Dynamo Open Air и PinkPop.
Nighttime Birds
Летом 1996 года группа начинает работу над новым альбомом. Из-за непрерывных выступлений The Gathering не успели написать достаточно много новых песен. По словам самих музыкантов, им пришлось потратить много сил и нервов, чтобы сделать хороший альбом. В 1997 году появился «Nighttime Birds» — своеобразное путешествие в мир прошлых жизней, несбывшихся фантазий, полёт мечты и всплеск эмоций. Укрепилась тенденция удаления коллектива от «металлических» корней. Новый альбом записывался в той же студии, что и предыдущий, и с тем же продюсером Сигги Беммом. Диск снова коммерчески успешен. Пресса и фанаты удовлетворены, повсюду хорошие рецензии — так что жаловаться было не на что. Хотя имелись и разочарованные, по мнению которых альбом звучал слишком мягко, и поэтому кое-кому показался довольно вялым. Свой новый концертный тур команда начала с выступления на фестивале PinkPop, продолжила в странах восточной Европы, много концертов сыграли в Польше. Кроме того, состоялся большой европейский тур вместе с Seigmen и Lacuna Coil — очень успешный тур. На концертах почти всегда были аншлаги. Правда, после окончания тура 97-го, коллектив понёс серьёзные потери. Его оставил гитарист Йелмер Вирсма: ему надоело ездить в туры и играть на гитаре. Его больше интересовала работа в сфере звукозаписывающих технологий.
How To Measure a Planet?
Пресытившись «металлическим» звучанием, группа была готова для экспериментов. Для воплощения уникального звука был приглашён Атти Бау (Attie Bauw), довольно известный нидерландский продюсер, у которого в распоряжении была суперсовременная студия Bauwhaus, буквально нашпигованная всеми последними достижениями звукозаписи. Несмотря на то, что предыдущие клиенты Атти, такие как Scorpions, не нуждались в каком-то совсем уж экспериментальном звуковом трюкачестве, он знал об этом процессе всё. Работа над альбомом началась в студии Атти и велась ещё в некоторых продвинутых студиях Амстердама. Для придания альбому финального глянца мастеринг сделал в небезызвестной Abbey Road Studio сам Крис Блэйр (Chris Blair), работающий с Radiohead. Результатом этой длительной кропотливой работы стал вышедший в 1999 году пятый диск The Gathering «How To Measure a Planet?»
Новый всплеск в творчестве группы был настолько сильным, что песен хватило на двойной альбом, хотя изначально Century Media настаивала на выпуске двух отдельных независимых дисков. Общее звучание пластинки 100 минут, 28 из которых — заглавная композиция. Такого уровня драматизма группа ранее ещё не достигала, впрочем, как и подобной концентрации безысходности и мрачности. Сами музыканты говорят об этом альбоме чуть ли не как о вершине своего творчества, о том, к чему они стремились долгие годы.
Мы все считаем, что «How To Measure a Planet?» самый прекрасный и лучший релиз. |
Большое количество времени и широкое использование компьютерных технологий позволили коллективу создать по-настоящему профессиональный материал, и эта работа была по заслугам оценена — альбом месяца в «Metal Hammer» и «Zillo», 10 баллов из 10 в журнале «Rockhard magazine», 4 из 5 в журнале «Kerrang!». Появился сингл «Liberty Bell» и одноимённое видео, получившее ротацию на крупных музыкальных каналах. Журнал «Metal Hammer» признал Аннеке лучшей вокалисткой истекшего года. А уж количество восторженных рецензий просто не поддавалось счёту!
Диск значительно отличается от предшественников — многие фанаты The Gathering так до сих пор и не поняли его. Здесь куда больше элементов, присущих группам вроде Radiohead, Massive Attack или Portishead. Им всё же удалось создать свой собственный уникальный стиль, с тех пор характеризуемый как трип-рок.
Ну, сначала был хип-хоп, а потом появился трип-хоп, что означает хип-хоповый ритм, но с нормальным вокалом. Нам нравится такая музыка, а так как мы всё-таки рок-группа, то я придумал этот термин. Может быть в ближайшем будущем появится какой-нибудь трип-металл, кто знает. А на самом деле, это просто игра слов. |
С точки зрения творчества это очень успешный альбом, с точки зрения коммерции — не очень, особенно в Нидерландах. Была проблема в плане промоушна. Сингл «Liberty Bell» не совершил никаких подвигов в нидерландских чартах. С другой стороны, в некоторых странах альбом продавался очень хорошо, например, во Франции, Испании (чему способствовал успешный испанский тур) и в США. Летом 1999-го состоялся трёхнедельный промотур по территории США, в рамках которого группа успешно выступала с местными коллективами King’s X и Switchblade Symphony, а также появилась на сцене крупнейшего Milwaukee Metalfest. Европейские гастроли прошли с неизменно отличным приёмом публики. Особенно удачными были совместные концерты с финской группой Cry Havoc, шоу на фестивалях Dynamo и Le Printemps De Bourges, а также выступление в зале Paradiso в Амстердаме, которое стало основой концертного альбома «Superheat», вышедшего в 2000 году.
Тем временем альбом «How To Measure a Planet?» попал в нидерландский Top 100 на 88 место. И на второе — в одном из нидерландских независимых чартов, что повлекло за собой номинацию на получение национальной музыкальной премии Wilma. Интересно, кстати, что к концу 90-х у себя на родине The Gathering уже почти перестали приглашать на металические концерты и фестивали, не без оснований причисляя группу скорее к мейнстрим-музыке. Зато в «тяжёлой» прессе большинства остальных стран Европы продолжали считать их за «своих».
If_Then_Else и основание собственного лейбла
По окончании последнего европейского тура, в котором группа делила сцену с My Dying Bride, музыканты отправились в студию и снова сделали неожиданный ход, ибо новый альбом коллектива «If Then Else» был практически свободен от электронной психоделии предшественника. Он получился куда более жёстким и роковым, с преобладанием тяжёлых гитар в саунде.
Немецкие фэны быстрее других европейцев оценили новинку, которая сразу же после появления на свет в июле 2000-го заняла 76-е место в германских чартах. Тем временем контракт группы с Century Media закончился. Продлевать его музыканты не стали, а приняли решение создать для издания своих новых пластинок (и, разумеется, переиздания старых) собственный рекорд-лейбл, который назвали Psychonaut Records.
Уже в 2000 году на новоиспечённом лейбле был переиздан в ремастированном виде «Always…», в следующем — «Almost A Dance». Ханс Руттен с воодушевлением говорит о переиздании материала группы:
Сейчас я слушаю наши старые записи с совершенно иной позиции, нежели раньше. Я очень гордился тогда и чувствовал, что мы делаем что-то по-настоящему особое и значительное. И смотрю на это как на очень хорошие воспоминания о красивом рождении группы. Я вспоминаю, какими молодыми и «голодными» мы были, я слышу много хороших вещей. Мы были очень популярны тогда, пока не выпустили альбом «Almost A Dance», после которого всем разонравились. Но всё-таки то, что случилось тогда — это хорошо, так как случается только то, что и должно быть. Прошлое сделало нас более мудрыми, и это очень хороший опыт для нас. |
Результатом сотрудничества с рекорд-компанией Hammerheart Records стал выпуск в апреле 2001-го диска «Downfall – The Early Years», представляющего собой архивный материал, датируемый 1990—1991 годами, и включает такие песни как «In Sickness And Health», «Gaya’s Dream» и «Always…» и два первых демо «An Imaginary Symphony» и «Moonlight Archer», включающих по пять композиций. Кстати, первая написанная участниками команды песня «Anthology In Black» на пластинке присутствует, а кавер-версия вещи Celtic Frost «Dethroned Emperor» — нет, несмотря на огромное желание музыкантов The Gathering включить её в данную антологию. Эта любимая всеми и постоянно играемая в то время на концертах композиция не вошла в пластинку по причине отсутствия в архивах её нормально записанного варианта. Компания Hammerheart издала и лимитированное подарочное издание «Downfall» на двух CD, добавив к основному бонусный диск с записью концерта 1991 года. В последний раз группа доверила выпуск своего материала стороннему лейблу.
Souvenirs
В сентябре 2002 года рекорд-компания Psychonaut Records вновь дала о себе знать. Она издала свой первый оригинальный релиз — EP «Black Light District», на котором в качестве гостевой вокалистки засветилась Сара Джезебель Дева. Альбом содержал три новые композиции. Эта публикация предваряла выход очередного студийного альбома. Вскоре появилась и новая пластинка «Souvenirs». 24 февраля 2003 года — дата европейского релиза, 12 марта 2003 — начало продаж в музыкальных магазинах США, Канады и Мексики. Благодаря стараниям лейбла Psychonaut Records альбом вышел в 30 странах мира, в том числе и в России.
«На предыдущем альбоме все песни были очень разными, а на новом они представляют собой единое целое, — говорит в промоинтервью Аннеке. — У нас было не очень много времени на запись «If_Then_Else», поэтому он получился не совсем таким, как мы хотели. Не поймите меня неправильно, – я считаю «If Then Else» отличным альбомом, но наша новая работа сделана совершенно иначе. На этот раз у нас хватало времени, денег и новых идей, чтобы отшлифовать каждую из песен. Группа трудилась над созданием «Souvenirs» почти 2,5 года. Конечно, мы вполне удовлетворены результатом. У нас было сильное желание сделать печальный и мрачный альбом, и мы сделали это». |
С продюсером Злаей Хаджичем (Zlaya Hadzich, Motorpsycho, Sonic Youth, Low, Agression) группа записала свыше 50 минут музыки при участии Трикстера Джи (Trickster G, Ulver), который вместе с Аннеке спел часть вокальных партий композиции «A Life All Mine». Для записи были привлечены и другие сессионные музыканты.
Альбом «Souvenirs» можно считать вершиной трип-рокового периода группы. Необыкновенный мистический настрой и кристально прозрачный звук, эмоциональный вокал Аннеке и естественность мелодий сделали своё дело, альбом получил положительные отзывы. Грандиозный тур стартовал в марте 2003 года в Барселоне и прошёл по Испании, Нидерландам, Швейцарии, Франции, Италии, Германии, Австрии, Бельгии, Англии и Турции. Посетила группа и Россию, дав 29 мая 2004 года концерт в ДК Горбунова. В том же 2004 году группа осуществила свою давнюю мечту — записала и издала полуакустический концерт «Sleepy Buildings», состоящий из лучших вещей, аранжированных в камерной unplugged-манере. После выпуска этого альбома группу покидает бас-гитарист Хуго Принсен Герлигс, а на его место приходит Марьолейн Койман. В середине следующего 2005-го года в природе появился двухдисковый сборник би-сайдов и раритетов «Accessories», интересный ещё и тем, что он содержит концертные версии известных песен, записанные с симфоническим оркестром. И наконец-то осуществилась мечта многочисленных фэнов команды, услышавших в исполнении своих кумиров кавер-версию хита Dead Can Dance «In Power We Trust The Love Advocated».
Home и уход Аннеке
После удачного «Souvenirs» группа выпускает свой первый ДВД (In Motion выпустили без согласия The Gathering) — «A Sound Relief» (2005). Двух-дисковый набор включает концерт группы, записанный 23 мая 2005 года в Paradiso, в Амстердаме, плюс бонусы в виде собственных впечатлений группы от турне, заснятых на видео, видеоинтервью и бонусный диск, демонстрирующий коллекцию великолепных трехмерных анимационных клипов.
Для записи нового альбома группа построила профессиональную самодельную студию внутри старой церкви в маленьком городке Маурик (Maurik), расположенном на юге Нидерландов. Также был привлечён продюсер Атти Бау, с которым группа работала во время записи альбома «How to Measure a Planet?» в 1998 году. Аннеке ван Гирсберген о созданной студии и возобновлении работы с Бау:
Новый альбом, получивший название «Home» вышел в апреле 2006 года.
В июне 2007 года Аннеке ван Гирсберген приняла решение покинуть группу.
Группа после ухода Аннеке (2007 - настоящее время)
Уход Аннеке привел к небольшой паузе в деятельности группы. Каждый занимался своими делами. Рене открыл свой магазин по продаже гитар и поиграл на басу в Drive-by-wire, Франк работал курьером и выступал под псевдонимом Grim Limbo, Марьолейн занималась музыкой, а Ханс работал в детском госпитале.
Нам был нужен отдых, чтобы «зарядить батарейки», собрать идей для дальнейшей деятельности. |
Спустя несколько месяцев The Gathering начали прослушивание на место вокалистки. Всего было прослушано около 250 демозаписей. Возникали даже варианты участия гостевых вокалистов, как это было у Massive Attack, или привлечь в группу мужской вокал. Но через несколько месяцев, всё-таки была объявлена новая вокалистка, ею стала Силье Вергеланд. Найденная новая вокалистка имеет голос, схожий с голосом Аннеке
Весной 2009 года, вышел новый альбом под названием «The West Pole»
К работе над следующим альбомом The Gathering приступили летом 2010 года.[4]
Сейчас мы в очень креативной стадии, и идеи появляются сами собой! |
Группа отметила свой 25-летний юбилей двумя аншлаговыми реюнион-концертами, которые состоялись в Наймегене (Нидерланды) 9 ноября 2014. Здесь впервые на одной сцене выступили четыре вокалиста, певшие в коллективе в разные годы (Барт Смитс, Марике Грот, Аннеке ван Giersbergen и Силье Вергеланд), и это было первое выступление Аннеке с группой после её ухода в 2007 году.
Состав
Текущий состав
- Рене Рюттен (René Rutten) — гитара/флейта
- Ханс Рюттен (Hans Rutten) — ударные
- Фрэнк Буйен (Frank Boeijen) — клавишные
- Силье Вергеланд (Silje Wergeland) — вокал
Бывшие участники
- Нилс Дюффхюэс (Niels Duffhuës) — вокал/гитара
- Йелмер Вирсма (Jelmer Wiersma) — гитара
- Хюго Принсен Герлигс (Hugo Prinsen Geerligs) — бас-гитара
- Марьолейн Койман (Marjolein Kooijman) — бас-гитара
- Мартине ван Лон (Martine van Loon) — вокал/бэк-вокал
- Барт Смитс (Bart Smits) — вокал
- Марике Грот (Marike Groot) — вокал/бэк-вокал
- Аннеке ван Гирсберген (Anneke van Giersbergen) — вокал/гитара
Дискография
Студийные альбомы
- Always... (1992) Foundation 2000
- Almost a Dance (1993) Foundation 2000
- Mandylion (1995) Century Media
- Nighttime Birds (1997) Century Media
- How to Measure a Planet? (1998) Century Media
- if then else (2000) Century Media
- Souvenirs (2003) Psychonaut Records
- Home (2006) Noise/The End
- The West Pole (2009) Psychonaut Records
- Disclosure (2012) Psychonaut Records
- Afterwords (2013) Psychonaut Records
Концертные альбомы
- Superheat (2000) Century Media
- Sleepy Buildings - A Semi Acoustic Evening (2004) Century Media
- A Noise Severe (2007) Psychonaut Records[5]
Мини-альбомы
- Adrenaline / Leaves (1996) Century Media
- Illuminating (1999)
- Amity (2001) Century Media
- Black Light District (2002) Psychonaut Records
- City From Above (2009) Psychonaut Records
Синглы
- Strange Machines (1995) Century Media
- Kevin’s Telescope (1997) Century Media
- The May Song (1997) Century Media
- Liberty Bell (1998) Century Media
- Rollercoaster (2000) Century Media
- Monsters (2003) Psychonaut Records
- You Learn About It (2003) Psychonaut Records
- Alone (2006) Scream Records — Сплит-сингл вместе с Green Lizard (ограниченный тираж 5000 экземпляров)
- Heroes For Ghosts (2011) Psychonaut Records
Сборники
- Downfall — The Early Years (2001) Hammerheart Records
- Accessories — Rarities And B-Sides (2005) Century Media
- Downfall (2008) Restored, remastered plus 7 never released songs, double CD Vic Records
Демо
- An Imaginary Symphony (1990)
- Moonlight Archer (1991)
Каверы
- «Life’s What You Make It» (by Talk Talk)
- «In Power We Entrust The Love Advocated» (при участии Dead Can Dance)
- «When The Sun Hits» (by Slowdive)
Видеография
Клипы
- «King for a Day»
- «Strange Machines» (Не выпущен)
- «Leaves»
- «Liberty Bell»
- «My Electricity»
- «Monsters»
- «Life’s What You Make It»
- «You Learn About It»
- «Alone»
- «Forgotten»
- «All You Are»
- «No Bird Call»
- «Heroes for Ghosts»
- «Saturnine»
DVD
- In Motion (2002)
Содержит материал с двух концертов: Выступление группы в 1996 году на Dynamo Open Air, и концерт группы в Кракове, Польша в 1997 году. Выпущен Century Media Records без согласования с группой.
- A Sound Relief (2005)
Содержит запись концерта группы 23 мая 2005 года в Амстердаме. Согласно замыслу содержит облегченные, акустические версии песен группы.
- A Noise Severe (2007)
DVD был записан в Сантьяго (Чили) 24 марта 2007 года. «A Noise Severe» по замыслу группы содержит более тяжёлые версии композиции группы. [www.theendrecords.com/label/index.php?option=com_content&task=view&id=770&Itemid=49 ].
См. также
Напишите отзыв о статье "The Gathering"
Примечания
- ↑ www.facebook.com/thegatheringofficial/posts/10152214957394813:0?stream_ref=9
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.rockhell.spb.ru/musicians/thegathering/a8.shtml THE GATHERING: Интервью с ударником группы, Гансом Руттеном]
- ↑ 1 2 3 4 [www.rockhell.spb.ru/musicians/thegathering/a3.shtml THE GATHERING: 1994 — 1995: Mandylion]
- ↑ [headbanger.ru/news/7172 THE GATHERING сочиняют новый материал]
- ↑ Рецензия в журнале Dark City №48, 2009 год
Ссылки
Официальные веб-сайты
- [www.gathering.nl/ Official site] (англ.)
- [www.cyclingcolours.nl/forum/ Official Forum] (англ.)
Неофициальные веб-сайты
- [search.launch.yahoo.com/launch/search/?m=all&p=gathering/ The Gathering on Yahoo! LAUNCH (Music Videos)] (англ.)
- [www.fanpop.com/spots/the-gathering-%2528band%2529 The Gathering Spot] (англ.) on Fanpop
- [www.gathering.cl/ The Gathering chilean fan site] (англ.)
- [www.nighttimebirds.com.ar/ Nighttime Birds The Gathering Argentinian fan site] (англ.)
- [www.teatrodelasmusas.foro.st/ Teatro de las Musas, Argentinian forum] (англ.)
The Gathering в онлайновых базах данных
- [highwiredaze.com/thegathering.htm Anneke van Giersbergen interviewed] (англ.) by Highwire Daze (2006)
|
Отрывок, характеризующий The Gathering
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.
– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.