The Platters

The Platters
Тони Уильямс, Дэвид Линч, Пол Роб, Херб Рид, Зола Тэйлор
Основная информация
Жанр	Ритм-энд-блюз, ду-вуп, госпел
Годы	1953 — 1970 (оригинальный состав) 1970-е — настоящее время (в разных вариациях)
Страна	США США
Лейбл	«Mercury Records»
Состав	Оригинальный состав: Херб Рид, Джо Джефферсон, Корнелл Гантер и Алекс Ходж; на фото — Тони Уильямс, Дэвид Линч, Пол Роб, Херб Рид, Зола Тэйлор
[www.theplattersmp.com/ www.theplattersmp.com/]

The Platters (с англ. — «Граммофонные пластинки») — вокальная группа из Лос-Анджелеса, образованная в 1953 году. Известны как авторы и исполнители лёгкой музыки в период расцвета рок-н-ролла. В состав группы входили музыканты: Тони Уильямс (ведущий тенор), Дэвид Линч, Пол Роб, Херб Рид и Зола Тэйлор.

За все годы своей карьеры музыканты записали порядка четырехсот песен, записи разошлись по всему миру тиражом 89 миллионов экземпляров, посетили с концертами более 90 стран, где собрали около 230 различных наград. The Platters участвовали в съёмках фильмов: «Rock Around The Clock», «Девушка, я не могу помочь», «Европа ночью», «Девушки города», «Рок карнавала» и других. The Platters были включены в Зал славы вокальных групп в 1998 году и в Зал славы рок-н-ролла в 1990 году.

История группы

Первое появление группы на ТВ состоялось в передаче «Ebony Showcase», где была исполнена свинговая версия «Old MacDonald Had a Farm» с ведущим вокалом Корнелла Гантера. Через месяц Корнелла сменил Тони Уильямс, после на месте Джефферсона оказался Дэвид Линч. В такой конфигурации «The Platters» продолжали выступать, пока их не заметил представитель «Federal Records» Ральф Басс. Басс предложил коллективу первый контракт. В конце 1953-го Ходж сообщил коллегам, что с ними хочет познакомиться композитор из Чикаго. Этим человеком был песенник/аранжировщик/менеджер/композитор — Бак Рам, работавший в «Mills music» и руководивший двумя относительно успешными группами, «Three suns» и «Penguins». Переговоры с Баком прошли удачно. Бак Рам стал менеджером группы «The Platters». Первой его идеей стало пригласить в группу женщину. Таким образом, с подачи Рэма состав пополнила Зола Тейлор, певшая до этого с сестрой Гантера Ширли в ансамбле «The queens». В августе 1954-го в коллективе произошла ещё одна замена — вместо Ходжа в «The Platters» пришёл Пол Роби. Тем временем Бак помог ансамблю перебраться на стремительно набирающий обороты лейбл «Mercury Records», уже имевший успех с другими подопечными Рэма, группой «Penguins» с их песней «Earth angel».

После организации коллектива группы, контракт на сотрудничество был подписан с звукозаписывающей компанией «Federal Records». Под руководством Ральфа Басса, The Platters сделали запись семи синглов для «Federal Records» в стиле R&B и госпел. Синглы имели значительный успех на Западном Побережье. Песню Only You (And You Alone) (Только ты (И ты одна), записанную также для «Federal Records» считали непубликованным лейблом.

Несмотря на незначительный успех в музыкальных чартах, The Platters были выгодной туристической группой. Менеджер музыкантов — Бак Рам, также являлся продюсером другой популярной в 50-е годы группы — «Пингвины» (The Penguins). В 1954 году группа «Пингвины» сделала запись песни Earth Angel (Земной Ангел) для лейбла «Mercury Records», которая впоследствии заняла #2 в американских чартах. Позже Рам настаивал на сотрудничестве The Platters с «Mercury Records», чтобы контракт с группой «Пингвины» не распался. Контракт был подписан. The Platters стали работать под лейблом «Mercury Records».

Первый хит группы — Only You (And You Alone), известный публике, как «Только ты» имел потенциал The Platters в течение их первой сессии для «Mercury Records».^[стиль] Первоначально песня была записана для лейбла «Federal Records» под руководством Ральфа Басса. Сингл был выпущен летом 1955 года, достигнув вершин хит-парадов. Значительные успехи принесла песня The Great Pretender (Великий притворщик), которая повысила успех начинающей группы. Сингл стал первым хитом The Platters в масштабах всей страны.

Уникальный стиль вокала The Platters приобрёл широкое внимание в покупающей музыку публике. The Platters достигают успешной формулы обновления устаревших стандартов, в таких композициях как: My Prayer (Моя молитва); Twilight Time (Сумерки), Harbor Lights (Огни гавани); To Each His Own (Каждому своё); If I Didn't Care (Если бы мне было всё равно); Smoke Gets In Your Eyes (Дым попал в глаза). Композиция Smoke Gets In Your Eyes заняла достойные позиции в «Billboard Top 100 1959», также фигурируя в британских чартах в сделанной с оригинальной аранжировкой группы The Platters.The Platters были первой рок-н-рольной группой, имеющие постоянные позиции Top 10 музыкальных альбомов в Америке. В 1957 году The Platters записали версию композиции Sixteen Tons, которая принесла группе известность в СССР.

Группа была официально призвана в Зал славы рок-н-ролла в 1990 году и в Зал славы вокальных групп в 1998. Некоторые композиции группы The Platters стали саундтрэком к фильму 1973 года «Американские граффити»: Smoke Gets In Your Eyes, Only You (And You Alone), The Great Pretender.

В настоящее время The Platters участвуют в телевизионном показе «Потерянный В 50-х». Показ проходит в Театре Звёздного света в Брансоне (Миссури).

Состав

Состав группы The Platters менялся много раз. Оригинальный состав был сформирован в 1953 году: лидером группы которого являлся — Корнелл Гантер, бас — Херб Рид, Алекс Ходдж, Джо Джефферсон, и Дэвид Линч. Этот состав был изменён в 1954 году, когда группа подписала контракт с музыкальным продюсером Домкратом Рамом. В течение года, Ходдж, Джефферсон, и Гантер не работали над записью новых песен. Пол Роби и Зола Тэйлор возглавили новое лидерство группы The Platters, в котором участвовал Тони Уильямс. Состав во главе с тенором — Тони Уильямсом длился до 1960 года. После Уильямс занялся своей сольной карьерой и в группе был заменён Сонни Тернером. С того времени до наших дней существовало более 120 различных версий ансамбля. «Mercury Records» отказались выпускать дальнейшие песни The Platters без участия Уильямса в ведущем вокале, вызывая судебный процесс между менеджером Домкратом и лейблом — «Mercury Records». «Mercury Records» два года занимались выпуском старого материала с участием Тони Уильямса до тех пор пока контракт с группой не истёк.

Распад группы вызвал бесконечные пререкания по прибыльному имени The Platters. Уильямс изъявлял желание самостоятельно вести группу The Platters, как это прежде делали музыканты — Зола Тэйлор (ушедшая из группы в 1964), и Пол Роби (кто покинул группу в 1965). The Platters имели наименьшее количество фактических членов группы (ноль), из-за нехватки музыкантов лейбл выдвинул требования, согласно заключённому договору. Однако, незадолго до того, как Пол Роби уступил бы 1 февраля 1989 года, Роби выиграл бы долговременный судебный процесс против состояния Домкрата. Ему была бы предоставлена компенсация и исключительные права на оригинальное имя The Platters, однако эти права позже были предоставлены от вдовы Роби к Хербу Риду в 1997. Несмотря на сложившуюся ситуацию, полностью изменённый состав The Platters приобрели ренессанс музыкальных чартов в 1966—1967 годах, с незначительным хитом возвращения группы, I Love You 1000 Times (Я люблю тебя 1000 раз) и синглом — With This Ring (С Этим Кольцом).

Херб Рид, последний участник The Platters ушёл из группы в 1969 году. В конечном счёте музыкант вел бы «официальный» состав группы The Platters, согласно лицензии от The Five Platters, с прежним членом группы — Нейтом Нельсоном, который заменил Пола Роби в 1967 году. Последующий тенор после Тони Уильямса — Сонни Тернер ушёл из группы в 1970 и был заменён Монро Пауэллом. (Позже Тернер возглавил группу The Platters начиная с 2001 года). Монро Пауэлл оставался постоянным членом группы с 1970 до 1995. В том году, судебный процесс между Монро Пауэллом и владельцем/менеджером Жаном Беннеттом (купившим Personality Productions (Персональное производство) The Platters от Домкрата Рама в 1966 году) был прекращён. В то же время, состав группы состоял в неопределённости. Единственным оставшимся музыкантом оставался — Кенн Джонсон. Пауэлл и Джонсон продолжали работу под именем группы The Platters, с Беннеттом, планировавшим создать новую группу — «The Platters Бака Рама» с ведущей вокалисткой Тайрон Свит.

В 1997 году федеральный суд Лас-Вегаса признал право на использование вывески «The Platters» за Хербом Ридом, выступавшим в компании новых музыкантов. Херб Рид — последний член 1954—1960, его туры продолжались до самой смерти. Херб Рид умер в возрасте 84 лет 4 июня 2012 года.

Текущий состав (2013): Cavin Carroll, Ronn Howard, Vanessa Falabella, Benjamin T Mitchel (лидер и старейший участник группы, 1944 г.р. (в Platters с 1971 г)

Синглы-хиты

Дата выпуска	Название	Позиции в чартах
		Billboard Hot 100 (Чарты США)	Чарты R&B (США)	Чарты UK	Австралия
7/55	«Only You»	#5	#1	#5
11/55	«The Great Pretender»	#1	#1	#5
2/56	«The Magic Touch»	#4	#4
6/56	«My Prayer»	#1	#1	#4
6/56	«Heaven on Earth»	#39	#13
8/56	«You’ll Never Never Know»	#11	#9	#23
8/56	«It Isn’t Right»	#13	#10	#23
11/56	«On My Word of Honor»	#20	#7
11/56	«One in a Million»	#20	#7
2/57	«I’m Sorry»	#11	#15	#18
2/57	«He’s Mine»	#23	#5
4/57	«My Dream»	#24	#7
4/57	«I Wanna»	#24
8/57	«Only Because»	#65
12/57	«Helpless»	#56
4/58	«Twilight Time»	#1	#1	#3	#1
6/58	«You’re Making a Mistake»	#51
9/58	«I Wish»	#42
9/58	«It’s Raining Outside»	#93
10/58	«Smoke Gets in Your Eyes»	#1	#3	#1	#1
2/59	«Enchanted»	#12	#9
5/59	«Remember When»	#41	#8	#44
9/59	«Wish It Were Me»	#61
1/60	«Harbor Lights»	#8	#15	#11
1/60	«Sleepy Lagoon»	#65
5/60	«Ebb Tide»	#56
8/60	«Red Sails in the Sunset»	#36
10/60	«To Each His Own»	#21
1/61	«If I Didn’t Care»	#30
1961	«Trees»	#62
7/61	«I’ll Never Smile Again»	#25	#17
1/62	«It’s Magic»	#91
4/66	«I Love You 1000 Times»	#31	#6
11/66	«I’ll Be Home»	#97
2/67	«With This Ring»	#14	#12
6/67	«Washed Ashore»	#56	#29
10/67	«Sweet, Sweet Lovin'»	#70	#32

Ссылки

• [www.vocalgroup.org/inductees/the_platters.html The Platters] на веб-сайте Зала славы вокальных групп  (англ.)
• [www.hotshotdigital.com/OldRock/PlattersBio.html Биография The Platters]  (англ.)
• [www.jeffosretromusic.com/platters.html Биография The Platters Фрэнка Хоффмана]  (англ.)
• [www.peoples.ru/art/music/bluz/platters/ The Platters на сайте www.peoples.ru/]

Отрывок, характеризующий The Platters

Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.