The Suffering
Поделись знанием:
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
| The Suffering: Prison is Hell | |
|---|---|
|
| |
| Разработчик | |
| Издатель | |
| Локализатор | |
| Дата выпуска | |
| Версия |
1.0/1.1
|
| Жанр | |
| Платформа | |
| Игровой движок | |
| Режимы игры | |
| Носитель | |
| Системные требования |
Процессор Pentium III 1 ГГц, 128 МБ ОЗУ, видеокарта Direct 3D-совместимая с памятью 32 МБ, аудиокарта
|
| Управление | |
| Сайт |
[www.thesuffering.midway.com/ suffering.midway.com]
|
The Suffering: Prison is Hell (рус. Страдание) — компьютерная игра в жанре Survival Horror/TPS 2004 года, разработанная Surreal Software и Midway Games и изданная Encore Software. В России издавалась фирмой Новый Диск в двух версиях — оригинальная и русская (озвучка, перевод дневников, текстуры). Русскую версию озвучил Леонид Володарский. Спустя год было выпущено продолжение — «The Suffering: Ties That Bind».
Содержание
Сюжет
Главный герой по имени Торк (Torque) обвинён в жестоком убийстве своей семьи — жены Кармен и двоих детей. При этом он совершенно не помнит, как совершал убийство и совершал ли его вообще. Несмотря на то, что он от пережитого шока совсем перестал говорить, суд признаёт его вменяемым и отправляет в тюрьму Эббот (англ. Abbot State Penitentiary) на острове Карнати, штат Мэриленд, который печально известен своей очень мрачной и кровавой историей.
Действие начинается в первый же вечер по прибытии Торка в Эббот. Как только Торк оказывается в своей камере, заключённые начинают его обсуждать, но через какое-то время наступает землетрясение и всех, за исключением Торка, убивают какие-то существа. Освободившись из своей камеры благодаря какому-то монстру и прихватив с собой заточку с трупа одного из заключённых, по дороге Торк видит разруху и резню, устроенную этими же существами. Но это далеко не самое худшее, что ожидает его впереди.
Персонажи
Главные
- Торк — главный герой игры, отбывает наказание за убийство семьи, приговорён к смертной казни. При приступах ярости способен превращаться в монстра, но, судя по репликам и диагнозу доктора Киллджоя, а также согласно записям Клема, превращение происходит лишь в сознании Торка, а в реальности он просто становится очень сильным и рвёт чудовищ голыми руками из-за сильного всплеска адреналина. Может немного регенерировать при критическом уровне здоровья. В зависимости от морального пути, выбранного игроком, может быть как виновен в смерти своей семьи (либо умышленно, либо неумышленно), так и невиновен. Имеет серьёзные нарушения психики. Помимо подсознательного превращения, у него случаются галлюцинации и видения.
- Кармен — жена Торка, появляется в его видениях на протяжении всей игры. Также осуждает или одобряет поступки Торка.
- Доктор Киллджой (рус. Killjoy — брюзга. В русской версии его почему-то назвали Киллером) — управлял клиникой для душевнобольных на острове в начале XX века, отличался особой жестокостью в лечении душевнобольных. Никто не знает, что с ним случилось и почему он стал призраком, в один день он просто исчез без единого следа. На протяжении всей игры появляется как проецируемая установленными в разных местах кинопроекторами голограмма, периодически издевается над Торком, смеётся и рассказывает истории, при этом пытаясь вылечить Торка. Поставил Торку диагноз. Имеет особые способности, такие, как воскрешение Убийц, также, возможно, имеет какое-то отношение к их происхождению. Скорее всего, он отображает нейтральность, так как, несмотря на высокий цинизм и радикальность его методов лечения, скорее всего, он не преследует именно злых умыслов, хотя и судя по всему он совершил немало поступков, которые сделали только хуже, и возможно даже не без влияния острова.
- Гермес Хайт — палач второй половины двадцатого века, проводивший казни заключённых при помощи газовой камеры. Постоянно увеличивал эффективность казней и однажды, за неимением объекта для эксперимента, испытал камеру на себе. Очень жестокий, отличается садистскими наклонностями. Периодически появляется в виде газообразного гуманоида, и с большим удовольствием убивает заключённых (хотя одной из его жертв является охранник в газовой камере, если Торк её сам не активирует). Ведёт темную сторону души Торка, несколько раз помогает Торку. Примечательно так же то, что именно он казнил Хораса.
- Хорас Гейдж — заключённый, убивший свою жену во время свидания с ней в тюрьме под влиянием острова из-за разросшейся паранойи, думая, что без него она находится в постоянной опасности. Был казнён на электрическом стуле. Раскаялся и мечтает, чтобы остров его освободил. Помогает Торку, чтобы тот избежал его участи навсегда быть привязанным к острову. Появляется из электрических разрядов в виде человека c обожжёнными руками, правой ногой и верхней частью головы. Ведёт светлую сторону души Торка и иногда помогает Торку.
Второстепенные
- Кори — старший сын Торка, вечно проклинает его за совершённый им поступок. Однако может изменить своё мнение в зависимости от морального пути.
- Малкольм — младший сын Торка.
- Даллас — заключённый, помог дойти Торку до западного блока тюрьмы.
- Сергей — русский охранник. Сидит на диване в психушке и курит марихуану, просит запустить генератор, чтобы послушать музыку. В следующем уровне можно найти его секретную плантацию с домиком, где есть припасы.
- Чико — заключённый, который нелегально распространял наркотики в тюрьме Эббот. Он и Даллас являются давними врагами. Чико и его люди буду нападать на Торка вне зависимости от того, с Далласом он или нет.
- Клем — заключённый, вел дневник с описанием монстров и просто интересных для него личностей (Торк, его семья, Киллджой, Гермес и Хорас). Бежал с острова на плоту. Если ему помочь, то он даст карту с указанием своих тайников. Судя по записям в его дневнике, он довольно хорошо знает историю острова, также его возраст и знания могут намекать на то, что он пребывал в заключении много лет.
- Эрнесто — охранник, который вывел Торка к причалу. Он также появляется в прологе (глава 0, доступная после прохождения игры) и в начальной заставке, где он с другим охранником сопровождает Торка в его камеру и обсуждает убийство Торком всей его семьи. Он открыто ненавидит заключённых и считает, что они все заслуживают смерти, однако он не настолько ненавистный по отношению к ним в отличие от Харгрейва, его подопечных и некоторых других охранников, поэтому решает дать Торку шанс и объединиться с ним. Муж Консуэллы — одной из главных героинь сиквела, чьи записи об интересных местах на острове можно прочитать, если наткнуться на них.
- Харгрейв — жестокий начальник тюрьмы очень сильно ненавидящий заключённых. После вторжения чудовищ стал убивать заключённых. Однако неизвестно, начал ли он их убивать под влиянием острова или из собственных соображений.
Игровой процесс
Игра представляет собой шутер от третьего лица, но есть возможность переключаться на вид от первого. Сохранение производится посредством контрольных точек. Быстрого сохранения нет, все сохранения производятся через меню.
Отличительной особенностью игры является превращение Торка в чудовище, но только когда жёлтая шкала бешенства будет заполнена. Её наполнения можно достичь путём уничтожения некоторого количества чудовищ. В этом режиме Торк намного сильней, но следует следить за шкалой, иначе когда она закончится, он начнёт умирать.
По горячим клавишам доступны документы (фотография семьи Торка, различные записки, диагноз Киллджоя, описания его экспериментов, инструкция по изготовлению огнемета и т. д.) и архивы:
- Дневник Клема — содержит описания сверхъестественных созданий острова и интересных для Клема личностей включая самого Торка.
- Журнал Консуэлы — содержит описания различных мест на острове. Некоторые из них можно найти, только если внимательно изучать уровень, другие же являются либо ключевыми локациями в игре, либо попадаются по пути.
Стили прохождения
В течение игры игроку множество раз надо будет выбирать из нескольких возможных действий: Заключённых и тюремную охрану можно как и убивать, так и оставлять в живых. Также иногда встаёт выбор — спасать ли людей от монстров или бросить их на растерзания чудовищам.
Внутренний голос велит Торку убивать всех встречных, а Кармен просит помогать встречным персонажем. Она же комментирует поступки Торка, осуждая или одобряя их.
В зависимости от поведения игрока в игре доступны три концовки:
- Отрицательная — происходит при условии, что игрок будет убивать всех подряд. В таком случае Торк превратится в чудовище, убьёт спасателя, разломает катер и убежит обратно на остров. В заставке выяснится, что семью убил сам Торк. Также игроку будет показана нарезка видео с разработчиками игры, в которой они всячески ругают и оскорбляют Торка.
- Нейтральная — Торк никого не убивает, но и не помогает, или же убивает и спасает поровну. Тогда спасатель сообщит Торку, что его переводят в другую тюрьму. Торк вырубит спасателя и сам встанет за штурвал. Оказывается, что Торк в ссоре случайно убил Кармен, из-за чего Кори убил Малкольма и покончил с собой.
- Положительная — происходит при условии, что игрок будет помогать другим персонажам и защищать их. Спасатель сообщит Торку, что его дело будет пересмотрено. В заставке покажут, что семью Торка убили бандиты.
Различные способы прохождения открывают разные страницы в дневнике Клема и разные внутриигровые видеоролики. А кроме того, если стремиться к отрицательной концовке, то Торк будет меняться в худшую сторону: вздуются вены, на коже появятся сначала пятна, а потом откроются язвы, одежда покроется грязью.
Стоит отметить, что убийство враждебно настроенных NPC (Чико и его люди, Харгрейв и верные ему охранники, а также некоторые другие охранники встречающиеся на протяжении игры) в целях самозащиты никак не влияет на карму. Однако, если убить двух Убийц в клетках в одной из глав, то это будет считаться отрицательным поступком.
Концовки также влияют на начальную заставку The Suffering: Ties That Bind. Для этого игра должна обнаружить на компьютере файлы сохранения от первой части.
Разработка
Разработкой дизайна монстров и уровней в игре занималась студия «Stan Winston», руководитель которой — создатель графики для «Терминатора», «Чужого» и «Хищника».
Рецензии и обзоры
В целом игра получила положительные отзывы, но при этом и немало смешанных как от критиков, так и от игрового сообщества. Многие хвалили историю, персонажей, атмосферу, дизайн и геймплей, однако у немалого количества людей было и противоположное мнение. Так к примеру некоторые назвали игру довольно скучной, сочтя геймплей однообразным, левел-дизайн не выдающимся, а историю вялой, при этом отмечали ещё и довольно дешёвые способы запугивания игрока (вроде периодически вылезающих на экран картинок-«скримеров»), так же некоторые критиковали то, что в игре очень много моментов с большим количеством противников и сильным упором на экшеновую составляющую, делая игру больше похожей на мясорубку вроде Painkiller, нежели на экшн в стиле хоррор. Тем не менее, многие восприняли игру довольно тепло, считая её сильно недооцененной.
| Рецензии | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
См. также
Напишите отзыв о статье "The Suffering"
Примечания
- ↑ [www.gamerankings.com/pc/920504-the-suffering/index.html The Suffering (PC)] (англ.). GameRankings. [www.webcitation.org/6D7J0HBo2 Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
- ↑ [www.gamerankings.com/ps2/914619-the-suffering/index.html The Suffering (PS2)] (англ.). GameRankings. [www.webcitation.org/6D7J0rBHh Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
- ↑ [www.gamerankings.com/xbox/914620-the-suffering/index.html The Suffering (Xbox)] (англ.). GameRankings. [www.webcitation.org/6D7J1kvJJ Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
- ↑ [www.gamestats.com/objects/680/680229/ The Suffering (PC)] (англ.). GameStats. [www.webcitation.org/6D7J2htGX Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
- ↑ [www.gamestats.com/objects/545/545748/ The Suffering (PS2)] (англ.). GameStats. [www.webcitation.org/6D7J4jA9b Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
- ↑ [www.gamestats.com/objects/545/545746/ The Suffering (Xbox)] (англ.). GameStats. [www.webcitation.org/6D7J5uA26 Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
- ↑ [www.metacritic.com/game/pc/the-suffering The Suffering (PC)] (англ.). Metacritic. [www.webcitation.org/6D7J6yHGh Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
- ↑ [www.metacritic.com/game/playstation-2/the-suffering The Suffering (PS2)] (англ.). Metacritic. [www.webcitation.org/6D7J7nWKB Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
- ↑ [www.metacritic.com/game/xbox/the-suffering The Suffering (Xbox)] (англ.). Metacritic. [www.webcitation.org/6D7J8Vd8p Архивировано из первоисточника 23 декабря 2012].
Отрывок, характеризующий The Suffering
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
