The Toy Dolls
| The Toy Dolls | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Жанр | |
| Годы |
с 1979 по сегодня |
| Страна | |
| Откуда | |
| Лейбл |
Volume Records |
| Состав |
Майкл "Olga" Алгар |
| [www.thetoydolls.com/ www.thetoydolls.com] | |
The Toy Dolls — британская панк-группа.
Образовалась в Сандерленде 20 октября 1979 года как часть второй волны панк-рока. Несмотря на то, что единственным массивным коммерческим успехом коллектива стал сингл Nellie the Elephant в 1984 году, и при этом в группе происходили непрерывные смены состава, команда активно гастролирует и выпускает альбомы.
Содержание
Стиль
В музыке The Toy Dolls органично сплелись элементы самых неожиданных стилей: Oi!, поп-панк, рок-н-ролл. Ритмика и структура песен и припевов отдаленно напоминает творения Status Quo и AC/DC, хотя четко прослеживается влияние классических панк-групп Ramones, Buzzcocks, The Dickies и даже The Adicts.
Группа знаменита своим жизнерадостным нравом и удивительно технично сыгранными интерпретациями классических, в том числе симфонических, произведений. Все альбомы группы выдержаны в едином стиле и звучании, наибольшим успехом у слушателей пользуются диски Dig That Groove Baby, Fat Bob’s Feet, Absurd-Ditties и Orcastrated. Особое внимание стоит заострить на двойном сборнике синглов Cheerio and Toodlepip! The Complete Singles, наполовину состоящем из неальбомных произведений коллектива.
Команда три раза приезжала в Россию.
История
Группа образовалась в октябре 1979 года в составе: Пит Зулу (Pete Zulu, настоящее имя Peter Robson — вокал), Olga (настоящее имя — Michael Algar, гитара), Флип (Philip Dugdale, бас-гитара) и Мистер Скотт (Colin Scott, ударные). Свой первый концерт квартет дал в сандерлендском Millview Social Club 20 октября 1979 года. После нескольких местных концертов Пит Зулу ушел, чтобы собрать собственный состав, Zulu & The Heartaches. На его место явился Hud, который прежде никогда не пел: он ушел после одного-единственного концерта. Следующее своё выступление, в сандерлендском клубе Wine Loft, группа решила не отменять, а провести втроем. Олга с гитарой вышел к микрофону — Toy Dolls превратились в трио. Получив несколько восторженных отзывов в местной прессе (Sunderland Echo), группа расширила свою сферу влияния на весь английский северо-восток. Первый сингл Tommy Kowey’s Car (с «She Goes To Finos» на обороте) удалось выпустить при спонсорской поддержке местного бизнесмена. 500 первых экземпляров были распроданы, но группа не нашла больше денег, чтобы продолжить распечатывание тиража[1].
Затем подружка Мистера Скотта вдруг потребовала, чтобы барабанщику платили по 10 фунтов за концерт. Поскольку группа едва сводила концы с концами, это требование оказалось неприемлемым, и за ударные сел Дин Джеймс (наст. имя — Dean Robson), который, как выяснилось, всегда мечтал быть гитаристом, а потому и покинул состав 4 месяца спустя. Флип и Олга (которым было по 19) прослышали от друзей, что есть такой Тревор Брюис (Trevor Brewis): парень, пусть и постарше чем они сами, но относящийся к делу с таким же энтузиазмом. Trevor the Frog, однако, через месяц ушел, причину сформулировав так: «Мне не нравилось, что меня называли Лягушкой», — и собрал собственный состав Danceclass. В группу пришел Teddy (наст. имя Graham Edmundson): возможно, лучший из барабанщиков, что прошли через Toy Dolls, он задержался недолго, поскольку мечтал о совсем другой карьере — в бизнесе по производству визитных карточек. Тедди, однако, можно расслышать на She’s a Worky Ticket (песня вошла в сборник NEI), Deirdre’s a Slag и She goes to Finos (из сборника Strength Thru Oi!)[1].
Сменив еще нескольких ударников и остановив свой выбор на Счастливом Бобе (Happy Bob; настоящее имя — Роберт Кент, Robert Kent), игравшем когда-то с Олгой в Showbiz Kids, группа записала The Toy Dolls EP, выпуск которого сама же профинансировала. К этому времени The Toy Dolls стали известны по всей стране; в числе тех, кто активно поддерживал группу, был известный oi!-энтузиаст Гари Бушелл (писавший в Sounds). Лейбл Zonophone (дочерний по отношению к EMI) подписал с группой контракт, но этот союз оказался бесплодным: его единственным результатом стал выпуск Everybody Jitterbug[1].
Первый шаг к общенациональной известности Toy Dolls помогли сделать Angelic Upstarts, пригласившие их в турне. Тогда-то и появилась первая версия Nellie The Elephant, ставшей впоследствии классикой юмористического поп-панка. За два дня до начала запланированных вторых гастролей с Angelic Upstarts Олгер неожиданно распустил состав, после чего реформировал Toy Dolls уже с басистом Бонни Базом (Bonnie Baz, настоящее имя Barry Warne) и ударником Малкольмом Диком (Malcom Dick). Этот состав записал в 1983-84 годах три сингла: Cheerio & Toodle Pip, Alfie From the Bronx, We’re Mad, а также вторую версию Nellie The Elephant[2], которая в 1984 году разошлась 535-тысячным тиражом и поднялась в Британии до 4-го места. К этому времени у группы уже был контракт с йоркским лейблом Volume Records, который выпустил альбомы Dig That Groove Baby (март 1983 года), Far Out Disc (апрель 1985 года) и Idle Gossip (август 1986 года). Позже группа записывалась на Nit Records (альбомы Barefaced Cheek и Ten Years of Toy Dolls) и Receiver Records.
После 2000 года Олгер дважды гастролировал в качестве бас-гитариста в составе The Dickies, а однажды оказался в составе The Adicts. Вопреки заголовку альбома Our Last Album?, записанному Олгером с барабанщиком Дэйвом Натом (Dave the Nut, настоящее имя Dave Nuttall) и басистом Томом Губером (Tom Goober, он же — Thomas Woodford Blyth), карьера группы не завершена. В 2005 году The Toy Dolls выступили на Летнем рок-фестивале в Биаррице («Les Extravagances» de Biarritz).
Дискография
| Album | Year |
|---|---|
| Dig That Groove Baby | 1983 |
| A Far Out Disc | 1985 |
| Idle Gossip | 1986 |
| Bare Faced Cheek | 1987 |
| Ten Years of Toys | 1989 |
| Wakey Wakey | 1989 |
| 22 Tunes Live from Tokyo | 1990 |
| Fat Bob’s Feet | 1991 |
| Absurd-Ditties | 1993 |
| Orcastrated | 1995 |
| One More Megabyte | 1997 |
| On Stage in Stuttgart | 1999 |
| Anniversary Anthems | 2000 |
| Our Last Album? | 2004 |
| Treasured Toy Dolls Tracks Live | 2006 |
| The Album After The Last One | 2012 |
Напишите отзыв о статье "The Toy Dolls"
Примечания
Ссылки
- [www.thetoydolls.com/ www.thetoydolls.com]
- [headbanger.ru/reports/2747?show_images=1 Фотографии с концерта Москва 10 сентября 2010 года]
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Toy Dolls (англ.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Отрывок, характеризующий The Toy Dolls
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
