The Velvet Underground & Nico
| The Velvet Underground & Nico | ||||
 | ||||
| Студийный альбом The Velvet Underground и Нико | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска |
1967 | |||
| Записан |
апрель, май и ноябрь 1966 года | |||
| Жанр | ||||
| Длительность |
48:51 | |||
| Продюсер | ||||
| Страна | ||||
| Лейбл | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология The Velvet Underground и Нико | ||||
| ||||
| RS | [www.rollingstone.com/music/lists/500-greatest-albums-of-all-time-20120531/the-velvet-underground-and-nico-the-velvet-underground-20120524 Позиция № 13] в списке 500 величайших альбомов всех времён по версии журнала Rolling Stone |
The Velvet Underground & Nico — дебютный альбом американской группы The Velvet Underground при участии певицы Нико; один из самых значимых альбомов в истории рок-музыки, оказавший колоссальное влияние на её последующее развитие[4] (особенно на альтернативный рок). Записывался в США в трёх различных студиях на протяжении 1966 года в течение мультимедиашоу Энди Уорхола Exploding Plastic Inevitable; большая часть сессий прошла на Scepter Studios в Нью-Йорке в апреле. Альбом выпустил в 1967 году лейбл Verve Records. Альбом получил известность благодаря новаторским музыкальным ходам группы, а также благодаря акценту на темной лирике нетипичной для 1960-х с темами такими как наркомания, проституция, садизм, мазохизм и сексуальные девиации.
Несмотря на коммерческий провал, с того времени альбом успел стать культовым и был признан одним из влиятельных рок-альбомов в истории музыки, заняв 13-е место в списке «500 величайших альбомов всех времён по версии журнала Rolling Stone»[5]. В 2006 году альбом был внесён в регистр «National Recording Registry» США, для которого выбираются самые значимые записи для этой страны.[6]
Содержание
Музыка
Музыка строилась на сочетании вокала Рида, «скрипичного» звука электроальта Кейла (он звучит на многих песнях при отсутствии на них бас-партии), ритм-энд-блюзовой гитары Моррисона и простого, но эффектного бита Такер, который часто характеризуют как «прото-моторик»[7]. Вокал Нико (немки по происхождению), в котором был отчётливо заметен европейский акцент, внёс в некоторые песни дополнительные краски. Нико исполнила главную вокальную партию на трёх песнях («Femme Fatale», «All Tomorrow’s Parties» и «I’ll Be Your Mirror»), а также бэк-вокал в песне «Sunday Morning».
Последняя песня альбома, «European Son», была по сути импровизацией, в которой группа экспериментировала с нойзом, фидбэком, использовала атональные фри-джазовые гитарные пассажи. Джон Кейл нашёл для многих песен неожиданные музыкальные решения: так, в «All Tomorrow’s Parties» звучит подготовленное фортепиано, а в «Heroin» скрипка на протяжении всей песни издаёт одну ноту. Идеи Кейла, находившегося под влиянием авангардных композиторов Ла Монте Янга и Джона Кейджа, с которыми он сотрудничал в 60-x, сыграли значительную роль в формировании звучания альбома с его подчеркнутой экспериментальной направленностью. Кейл всячески поощрял нестандартные музыкальные ходы и оригинальные способы извлечения звука из музыкальных инструментов — одной из таких находок была изобретённая Лу Ридом настройка гитары, при которой все струны настраивались на одну ноту (она получила название ostrich guitar от заглавия песни Лу Рида «Ostrich», в которой он впервые использовал этот приём). Этот метод был задействован в песнях «Venus in Furs» и «All Tomorrow’s Parties».
Тексты
Критики отмечали также мрачный, провокационный характер текстов Лу Рида, нетипичный для музыки 1960-x. «I’m Waiting for the Man» повествует о человеке, ждущим очередную дозу героина, в то время как «Venus in Furs» является практически буквальной интерпретацией одноименного романа XIX века, автор которого впервые в истории описал БДСМ отношения как таковые. Одна из самых известных песен на альбоме, «Heroin», подробно описывает последствия приема и чувства, вызванные наркотиком. Тем не менее, изначально Рид не имел желания намеренно провоцировать публику своими текстами. Поклонник таких писателей и поэтов, как Рэймонд Чандлер, Уильям Сьюард Берроуз, Аллен Гинзберг, Хьюберт Селби и Нельсон Олгрен, он не видел весомых причин, по которым тематика вышеназванных авторов не могла бы быть перенесена в контекст музыки рок-н-ролла. Некоторые его песни, однако, сосредоточены на темах, более типичных для поп-музыки: так, «I'll Be Your Mirror» — это классическая любовная песня. «Femme Fatale», спетая Нико, является одой Эди Седжвик, актрисе андеграундных фильмов и музе Уорхола. Энди Уорхол называл «All Tomorrow’s Parties» своей любимой песней.[8]
Обложка
Обложка альбома была нарисована Энди Уорхолом и является, возможно, одной из наиболее характерных и узнаваемых обложек альбомов всех времён. На ней изображён ярко-жёлтый банан, стоит подпись Уорхола и некрупная надпись «Peel slowly and see» (медленно снимай шкурку и смотри). На ранних изданиях пластинки, банан был просто наклеен сверху на конверт, и, если его отлепить, под ним обнаруживался очищенный розовый (!) банан, нарисованный на самой обложке. Позже изображение банана было использовано на множестве различных изданий материала Velvet Underground, в том числе на известном бокс-сете «Peel Slowly and See» 1995 года.
Сдержанный успех после выпуска
Несмотря на важную роль в будущей истории рока, когда альбом был выпущен, он достиг лишь 171-го места в чарте Billboard. Помимо сложности, экспериментальности самой музыки, были и посторонние причины столь слабого успеха — так, на обратной стороне обложки был размещен сделанный во время шоу «Exploding Plastic Inevitable» снимок с играющими «Вельветами», на заднем плане которого виднелось фото Эрика Эмерсона, спроецированное на стену позади музыкантов (на самом деле, это был кадр из фильма Энди Уорхола «Chelsea Girls»). Проблема заключалась в том, что на тот момент Эмерсон находился под арестом в связи с проблемами с наркотиками и не давал разрешения на использование своего образа в оформлении пластинки; обеспокоенная этим, фирма MGM распорядилась временно прекратить распространение альбома, копии, ещё не поступившие в оборот — изъять, а конверты уже продававшихся пластинок было велено заклеить сзади чёрным «цензурным» стикером. На CD-переиздании альбома 1996 года обложка была восстановлена в первоначальном варианте.
Дополнительные факты
Список композиций
Тексты всех песен написаны Лу Ридом.
| Первая сторона | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| № | Название | Вокал | Длительность | ||||||
| 1. | «Sunday Morning» | Лу Рид | 2:54 | ||||||
| 2. | «I’m Waiting for the Man» | Лу Рид | 4:39 | ||||||
| 3. | «Femme Fatale» | Нико | 2:38 | ||||||
| 4. | «Venus in Furs» | Лу Рид | 5:12 | ||||||
| 5. | «Run Run Run» | Лу Рид | 4:22 | ||||||
| 6. | «All Tomorrow's Parties» | Нико | 6:00 | ||||||
| Вторая сторона | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| № | Название | Вокал | Длительность | ||||||
| 1. | «Heroin» | Лу Рид | 7:12 | ||||||
| 2. | «There She Goes Again» | Лу Рид | 2:41 | ||||||
| 3. | «I’ll Be Your Mirror» | Нико | 2:14 | ||||||
| 4. | «The Black Angel’s Death Song» | Лу Рид | 3:11 | ||||||
| 5. | «European Son» | Лу Рид | 7:46 | ||||||
Состав
- Нико — вокал («Femme Fatale», «All Tomorrow’s Parties» и «I’ll Be Your Mirror»), бэк-вокал (в «Sunday Morning»)
- Лу Рид — вокал, лид-гитара
- Джон Кейл — электрический альт, пианино, челеста (в «Sunday Morning»), бас-гитара, бэк-вокал
- Стерлинг Моррисон — лид- и ритм-гитара, бас-гитара, бэк-вокал
- Морин Такер — перкуссия, ударные
Напишите отзыв о статье "The Velvet Underground & Nico"
Примечания
- ↑ DeRogatis Jim. [books.google.com/books?id=U7cQmRsLgN8C&pg=PA79#v=onepage&q&f=false Turn on Your Mind: Four Decades of Great Psychedelic Rock]. — Hal Leonard Corporation, 2003. — P. 79. — ISBN 1617802158.
- ↑ DeRogatis, Jim. [nl.newsbank.com/nl-search/we/Archives?p_product=CSTB&p_theme=cstb&p_action=search&p_maxdocs=200&p_topdoc=1&p_text_direct-0=0F947E0EE045091C&p_field_direct-0=document_id&p_perpage=10&p_sort=YMD_date:D&s_trackval=GooglePM Gettin' Your Groove On] (February 14, 2003), стр. 26. Проверено 1 августа 2013. «...this enduring art-rock masterpiece...».
- ↑ Goodman, William. [www.spin.com/articles/listen-feist-friends-cover-velvet-underground/ Listen: Feist & Friends Cover Velvet Underground]. Spin (August 16, 2011). Проверено 6 октября 2013.
- ↑ [www.trouserpress.com/entry.php?a=velvet_underground Velvet Underground], TrouserPress.com
- ↑ [www.rollingstone.com/500albums 500 величайших альбомов всех времён по версии журнала Rolling Stone]
- ↑ [www.loc.gov/today/pr/2007/07-039.html Recordings by Historical Figures and Musical Legends Added To the 2006 National Recording Registry] (англ.)
- ↑ Chris Jones (21 June 2007). [archive.is/20120530071513/www.bbc.co.uk/music/release/fq4h/ Review of «The Velvet Underground & Nico»] for the BBC. Retrieved 20 October 2007.
- ↑ Harvard Joe. The Velvet Underground & Nico. — New York, NY: Continuum International Publishing Group, 2007. — P. 107 / 109–110. — ISBN 0-8264-1550-4.
- ↑ Harvard, Joe [2004] (2007). The Velvet Underground and Nico, 33⅓. New York, NY: Continuum International Publishing Group, 107 / 109—110.
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий The Velvet Underground & Nico
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
