Transit

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Transit (также известная как NAVSAT Navy Navigation Satellite System) — первая в мире спутниковая система навигации. Главным пользователем системы были ВМФ США для обеспечения информацией о точных координатах своих ПЛАРБ Поларис, также она использовалась как навигационная система надводных судов флота, а также для гидрографических и геодезических исследований. Transit непрерывно предоставляла услуги навигации с 1964 года, вначале для подводных лодок Полярис, а затем и для гражданских нужд.





История

Система начала разрабатываться в США в 1958 году. Разработка спонсировалась ВМФ, а велась совместно агентством DARPA и Лабораторией Прикладной Физики университета Джона Хопкинса, под руководством доктора Ричарда Кершнера (англ. Richard Kirschner). Координаты рассчитывались на основе приёма и выделения доплеровского сдвига частоты передатчика одного из 6-7 навигационных космических аппаратов. При этом последний находился в поле видимости в течение примерно 40 мин. В сентябре 1959 года на орбиту выведен первый навигационный искусственный спутник этой системы Transit 1A[1]. Этот спутник не смог достичь орбиты[2]. Второй спутник Transit 1B был успешно запущен 13 апреля 1960 года, с помощью ракеты-носителя Thor-Ablestar[3]. Первые успешные тесты системы прошли в 1960-м году, а в 1964 году она вступила в эксплуатацию, для обеспечения навигации американских атомных ракетных подводных лодок класса «Джордж Вашингтон» и навигационное обеспечение пуска с этих лодок баллистических ракет «Поларис». Масса НКА — 56 кг. Рабочие частоты 400 и 150 МГц. Недостатком системы был охват не всей территории Земли и ограниченное время доступа к системе.

Определение координат базировалось на эффекте Доплера. Спутники вращались по известной траектории, вещали на известной частоте. До приемника же доходил сигнал несколько другой частоты (в этом и есть суть эффекта). По смещению частот сигналов от нескольких спутников высчитывалось местоположение. Спутники позволяли определять местоположение в каждой точке земного шара каждые полтора часа с точностью до 200 метров. Спутниковая система Transit просуществовала до 1996 года.

Годом рождения Глобальной Системы Позиционирования (Navstar Global Positioning System, более известное как сокращение GPS) можно считать 1973, когда министерство обороны США инициировало процесс унификации навигационных систем (разные ведомства работали над разными системами, которые были несовместимы).

Для коммерческого использования эта система была предоставлена в 1967 году, причем число гражданских потребителей вскоре существенно превысило число военных. Гражданская система обеспечивала достаточно высокую точность определения координат для медленно движущихся и стационарных объектов (единицы метров при геодезических работах). К концу 1975 года на круговых околоземных (высота около 1000 км) орбитах находилось 6 НКА[4].

К настоящему времени система используется лишь для проведения исследований ионосферы.[5][6]

См. также

Напишите отзыв о статье "Transit"

Примечания

  1. [sd-www.jhuapl.edu/Transit/ Navy Navigation Satellite System]. APL. [www.webcitation.org/6J0U667iV Архивировано из первоисточника 20 августа 2013].
  2. [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=TRAN1 Transit 1A - NSSDC ID: TRAN1]. NASA NSSDC.
  3. [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=1960-003B Transit 1B - NSSDC ID: 1960-003B]. NASA NSSDC.
  4. Волосов П. С. и др. Судовые комплексы спутниковой навигации. Ленинград, Судостроение, 1976.
  5. Johannesen R. Interference: Sources and Symptoms, GPS World, Nov. 1997.
  6. Langley R. Columns, GPS World, Nov. 1997, pp. 46,48.

Ссылки

  • [www.astronautix.com/project/transit.htm Энциклопедия астронавтики]  (англ.)  (Проверено 23 марта 2009)
  • [www.irz.ru/uploads/files/glonass.pdf Е. Поваляев, С. Хуторной, Системы спутниковой навигации ГЛОНАСС и GPS]


Отрывок, характеризующий Transit

Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.