Treehouse of Horror IV

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th width="33%">Сцена на диване</th><td>Симпсоны, в образе зомби, через пол пробираются в гостиную и садятся на диван</td></tr><tr><th width="33%">Приглашённая звезда</th><td>Фил Хартман в роли Лайнела Хатца, Фрэнк Уэлкер</td></tr>
«Treehouse of Horror IV»
«Маленький домик ужасов на дереве 4»
Эпизод «Симпсонов»

<tr><th style="font-size: 100%;" align="center" colspan="2"></th></tr>

<tr><th align="center" colspan="2">Постер к эпизоду</th></tr>

Номер эпизода 86
Код эпизода 1F04
Первый эфир 28 октября 1993 года
Исполнительный продюсер Дэвид Миркин
Сценарист Конан О'Брайен, Билл Оукли, Джош Вайнштейн, Грэг Дэниэлс, Дэн МакГрат, Билл Кентерберри
Режиссёр Дэвид Сильверман
[www.snpp.com/episodes/1F04 SNPP capsule]

«Treehouse of Horror IV» (рус. Маленький домик ужасов на дереве 4) — пятый эпизод пятого сезона «Симпсонов». Премьерный показ 28 октября 1993 года.





Сюжет

Очередные три леденящих душу рассказа от Барта Симпсона.

Дьявол и Гомер Симпсон

Опоздав на работу и обнаружив, что Карл и Ленни съели все пончики, Гомер готов за один-единственный пончик продать душу. Дьявол в образе Неда Фландерса тут как тут. Обманув Дьявола и не съев последний кусочек, Гомер радуется, но после того как он случайно его съел, Симпсоны, чтобы не отдавать душу Гомера дьяволу, начинают судиться с ним, но пока Гомер должен провести один день в аду. На суде признают, что душа Гомера принадлежит Мардж. Но, Дьявол превращает голову Гомера в гигантский пончик, и все полицейские города хотят его съесть.

Полуметровый кошмар

Во время поездки в школу на автобус нападает гремлин, и Барт, чтобы спасти себя и одноклассников, пытается доказать, что гремлин ломает автобус. Благодаря Барту гремлин отцепляется от автобуса и попадает к Неду Фландерсу. После того, как автобус доехал до школы, все понимают, что Барт был прав, но за плохое поведение его отправляют в психушку. В машине Барта настигает гремлин с оторванной головой Неда Фландерса. Пародия на самый популярный эпизод мистического телесериала «Сумеречная зона» — «Кошмар на высоте 20 тысяч футов».

Барт Симпсон — Дракула

В Спрингфилде обнаружено несколько обескровленных трупов. Бёрнс покупает Спрингфилдский банк крови, а затем приглашает Симпсонов в свой загородный дом, где где Барт и Лиза нашли тайную комнату с гробами.Так же они нашли дневник Мистера Бернса и когда Лиза читала дневник вампиры начали нападать на детей.Лизе удалось сбежать, а Барта поймали.В этот момент пришел Мистер Бернс и он был не прочь полакомится свежей кровью.Так Барта заразили вампирзмом.Вся семья дома,но Лиза не может спать и в окно к ней стучиться Барт с другими детьми.Он ворвался в окно и хотел укусить Лизу ,но его застал Гомер и Мардж с Дедушкой. В итоге Барт превращается в летучую мышь и улетает . Лиза подбивает отца убить главного вампира — начальника Гомера, чтобы Барт стал снова нормальным, тот с радостью соглашается, однако со смертью Бёрнса кошмар не заканчивается.

В конце эпизода выяснятся, что главным вампиром был не мистер Бёрнс, а Мардж Симпсон, что шокирует Лизу. Мардж опрадывается тем, что у неё тоже есть личная жизнь. Члены семьи Симпсонов пытаются напасть на Лизу, но внезапно сцена заканчивается музыкальным номером в духе сериала Peanuts.

Культурные отсылки

  • Пытка пончиками, которой подвергается Гомер, демонстрируется в очередной раз в 25 хэллуинском выпуске симпсонов когда Барт и Лиза идут по адской школе.
  • В начале когда Барт говорит о «леденящей душу истории» Мардж просит предупредить зрителей, что фильм очень страшный и предлагает им послушать радио-спектакль «Война Миров».
  • Сам эпизод тоже представляет собой пародию на проект создателя «Сумеречной зоны» Рода Серлинга «Ночная галерея», выходивший в 1969—1973 гг. Барт прямо копирует манеру речи и характерный жест сложенных рук Рода Стерлинга, рассказывая зрителям в общих чертах о сюжете последующей истории.
  • Первый сюжет является вольным пересказом классического рассказа Дьявол и Дэниел Уэбстер Стивена Винсента Бене.
  • Третий сюжет пародирует повесть Стивена Кинга «Салимов удел». Эпизод с тенью мистра Бернса — пародия на фильм «Дракула» Брэма Стокера
  • Это первый выпуск, где после окончания сериала была показана полная хеллоуинская версия логотипа Gracie Films, где слышен крик женщины.
  • Финальная сцена пародирует мультсериал Peanuts

Напишите отзыв о статье "Treehouse of Horror IV"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Treehouse of Horror IV

«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.