Type 38 (винтовка)
Поделись знанием:
Type 38 (винтовка)Type 38 (винтовка)
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.
| Arisaka Type 38 | |
|---|---|
 | |
| Тип: | магазинная винтовка |
| Страна: |  Япония
|
| История службы | |
| Годы эксплуатации: | 1905-1945 годы |
| Войны и конфликты: | Первая мировая война, Вторая мировая война, Гражданская война в Китае, Корейская война |
| История производства | |
| Разработан: | 1905 год |
| Всего выпущено: | свыше 3 млн[1] |
| Варианты: | Type 44 (карабин) Type 97 (снайперская винтовка) |
| Характеристики | |
| Масса, кг: | 4,12 (Тип 38) |
| Длина, мм: | 1275 (Тип 38) |
| Длина ствола, мм: | 800 (Тип 38) |
| Патрон: | 6,5×50 мм Арисака (Тип 38) |
| Калибр, мм: | 6,5 |
| Принципы работы: | продольно-скользящий затвор |
| Скорострельность, выстрелов/мин: |
20 |
| Начальная скорость пули, м/с: | 760—770 |
| Вид боепитания: | неотъемный магазин на 5 патронов |
| Изображения на Викискладе?: | Arisaka Type 38 |
Arisaka Type 38 (三八式歩兵銃) или Арисака обр. 1905 г. (в русском обозначении) — японская магазинная винтовка времён Первой и Второй мировых войн.
Содержание
Описание
Винтовка является модификацией винтовки «Тип 30»[en] образца 1897 года, осуществлённой с учётом опыта русско-японской войны и конструктивных изменений винтовок в других странах. Затворная система основана на базе немецкой винтовки Mauser 98, однако японская винтовка является более технологичной в производстве в сравнении с немецкой винтовкой и примерно соответствует американской Springfield M1903[2]. От старой винтовки отличалась в первую очередь увеличившийся надёжностью.
Винтовка достаточно мощная, с хорошим пробивным и убойным действием пули. Используемые патроны имеют меньший вес, чем боеприпасы других систем, что позволяет несколько увеличить носимый боезапас. Кроме того, патрон 6,5×50 мм Арисака имеет меньший импульс отдачи, что повышает меткость стрельбы.
Расположение рукоятки на задней части затвора позволяет перезаряжать винтовку, не отпуская её от плеча и не теряя из виду цель. Скрытый внутри ложи магазин защищён от ударов и деформации.
Полковник Российской Империи В. Г. Фёдоров в 1914 году провел полный цикл испытаний винтовки «Арисака» и убедился в безопасности, рациональности и продуманности конструкции этого оружия. Им были проведены прочностные испытания оружия и определено развиваемое патроном в момент выстрела давление (менее 3500 атм.) Фёдоров отмечал, что, невзирая на избыточные показатели точности, винтовка стоит дешевле, чем винтовка Мосина[3].
Патрон допускает фиксацию патрона в патроннике не по профилю дульца, как у Маузера, а по закраине ранта гильзы, что упрощает обработку ствола.
После войны в Маньчжурии останавливающее действие 6,5-мм патрона было признано недостаточным, на его замену был разработан и принят на вооружение патрон 7,7×58 мм Арисака обр.1932 года, под который в 1939 году была разработана винтовка «Тип 99».
Варианты и модификации
- 6,5-мм пехотная винтовка «тип 38» обр. 1905 года
- 6,5-мм карабин «тип 38» обр. 1905 года[4]
- 6,5-мм карабин «тип 44»
- 6,5-мм снайперская винтовка «тип 97» обр. 1937 года, отличалась от штатного образца наличием 2,5-кратного оптического прицела, закрепленными на цевье лёгкими проволочными сошками для стабилизации оружия при стрельбе и загнутой вниз рукояткой затвора
- 7,7-мм винтовка «тип 99» обр. 1939 года[2] — с измененными прицельными приспособлениями, пробивное действие пули увеличено и соответствует 7,71-мм английской винтовке Lee-Enfield[5]
Принадлежности
- Винтовка комплектовалась клинковым штыком «Тип 30»[2] и ремнём, пристреливалась без штыка.
- Отличительной особенностью винтовок Арисака была подвижная крышка затвора, гнутая из листовой стали, которая двигалась вперёд — назад вместе с затвором. Назначением этой крышки была защита затвора от попадания пыли, грязи и влаги в тяжёлом климате Южной и Юго-Восточной Азии[5], однако она создавала лишние звуки при перезарядке, и солдаты её часто снимали.
Страны-эксплуатанты
-
Японская империя — на вооружении до капитуляции Японии в сентябре 1945 года[1] -
Российская империя — трофейные винтовки использовались в ходе русско-японской войны 1904—1905 гг. (в частности, в ходе обороны Порт-Артура); в ходе первой мировой войны винтовки Арисака обр.1897 и 1905 гг. широко использовались в русской армии[6] в связи с нехваткой отечественных винтовок и патронов к ним[7]: 24 августа 1914 года в Японию выехала военно-техническая комиссия во главе с генерал-майором Э. К. Гермониусом, первоначальной задачей которого было приобретение в Японии запаса трофейных трехлинейных винтовок, захваченных японской армией в ходе русско-японской войны. В сентябре 1914 года японские власти сообщили, что запасы трёхлинейных винтовок уже утилизированы, но предложили закупить 35 тысяч винтовок и карабинов «арисака», изготовленных по заказу правительства Мексики и 23 млн патронов к ним (не подходивших ни к немецким, ни к русским, ни к японским винтовкам, но находившийся на вооружении Сербии). 13 октября 1914 года 20 350 винтовок, 15050 карабинов и патроны были куплены за 200 тыс. фунтов стерлингов (около 2 млн золотых рублей по курсу 1914 года). Вслед за этим, Гермониус получил приказ закупить ещё «до миллиона винтовок японской армии с запасом 1000 патронов на каждую винтовку». Японская армия восприняла предложение без энтузиазма, но после переговоров согласилась продать 200 тыс. снятых с вооружения винтовок обр.1897 года и 25 млн патронов к ним (125 шт. на винтовку), причём предупредили, что патроны будут старые, с истёкшим сроком годности, со складов в Корее. 21 октября 1914 года был подписан контракт на поставку 200 тыс. винтовок и 25 млн патронов за 4,5 млн золотых рублей[8]. В январе 1915 года на официальный запрос о продаже ещё 300 тыс. винтовок японское правительство (не желавшее сокращать мобилизационный резерв) согласилось продать лишь 100 тыс. самых изношенных винтовок старого образца. 28 января 1915 года был подписан контракт на поставку 85 тыс. винтовок, 15 тыс. карабинов и 22,6 млн патронов (на общую сумму 2612 тыс. иен или около 2,5 млн рублей), а 3 февраля 1915 года — ещё 10 млн патронов к ним. 25 мая 1915 года в обмен на политическую поддержку Россией японского ультиматума к правительству Китая, Япония согласилась продать ещё 100 тыс. винтовок и 20 млн патронов, в начале сентября 1915 года — продала ещё 150 тыс. винтовок нового образца «тип 38» и 84 млн патронов. Оба контракта были оплачены золотом. Ещё 128 тыс. шт. было получено в 1916 году из Великобритании[9], некоторое количество винтовок было из китайского и мексиканского заказов («мексиканские карабины», например, использовались пограничниками и Заамурским округом)[10]. В сентябре 1915 года японскими винтовками начали перевооружать части Северного фронта, однако в первые месяцы применение винтовок было осложнено, поскольку в переведённом в спешке наставлении для стрельбы были допущены ошибки (в результате, при стрельбе на дальние дистанции солдаты неверно устанавливали прицел и огонь из винтовок был неэффективен)[11]. -
Мексика — в 1910 году в Японии было заказано 40 тыс. винтовок «арисака» под патрон 7×57 мм, однако фактически было получено не более 5 тыс. винтовок, поскольку в 1911 году заказ был отменён[1] -
Великобритания — после начала первой мировой войны, в 1914 году 150 тыс. винтовок было закуплено в Японии, они были официально приняты на вооружение 24 февраля 1915 года под наименованием «Rifle, Magazine, .256-inch, Pattern 1900». В основном, винтовки поступили на вооружение военно-морского флота и наземных подразделений военно-воздушных сил, некоторое количество было передано в учебные батальоны и тыловые части. В 1921 году сняты с вооружения[1]. -
Австро-Венгрия — в ходе первой мировой войны (в основном, в 1915 году) некоторое количество винтовок было захвачено австро-венгерскими войсками, они поступили на вооружение частей «второй линии» под наименованием 6.5mm M.97 Japanisches RepetierGewehr[12] -
СССР — японские винтовки и карабины «арисака» (в основном, винтовки обр. 1905 года) поступали на вооружение отдельных подразделений РККА в период гражданской войны (в основном, в тыловые подразделения и части внутренних войск)[13] В годы Великой Отечественной войны использовались ополчением. -
Таиланд — в 1925—1928 гг. несколько тысяч винтовок было продано Японией для армии Таиланда[1] -
КНР — некоторое количество трофейных японских винтовок использовалось бойцами китайской Красной Армии[14]; после капитуляции Японии в сентябре 1945 года СССР передал НОАК трофейное вооружение Квантунской армии — в том числе, стрелковое оружие и боеприпасы[15]. -
Маньчжоу-го — некоторое количество винтовок было передано японцами на вооружение армии Маньчжоу-го -
Вторая Испанская Республика — некоторое количество винтовок «арисака» использовалось республиканскими войсками в ходе войны в Испании[16][17] -
Вьетнам — некоторое количество трофейных винтовок, захваченных у военнослужащих японских оккупационных войск в Индокитае, использовались бойцами Вьетминя в ходе войны в Индокитае[18] (по французским данным, в 1945 году в распоряжении сил Вьетминя было до 30 тысяч японских винтовок)[19] -
Индонезия — использовались индонезийскими партизанами в ходе боевых действий против японских войск, а также в дальнейшем, после капитуляции японских войск в Индонезии в августе 1945 года — вплоть до окончания войны за независимость Индонезии в 1949 году[1] -
Республика Корея — в 1951—1952 годы на военном арсенале в Токио по заказу США была начата переделка винтовок «арисака» со складов японской армии под американский штатный винтовочный патрон 7,62×63 мм. Переделанные винтовки были переданы южнокорейской армии[1]
Напишите отзыв о статье "Type 38 (винтовка)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Я. Хогг. Огнестрельное оружие: справочник. М., «Астрель» — АСТ. 2004. стр.260
- ↑ 1 2 3 Service Rifle // Intelligence Bulletin. vol.I No.5, January 1943. Military Intelligence Service, War Department. Washington, D.C. pages 53-54
- ↑ В. Г. Фёдоров «В поисках оружия»[уточнить]
- ↑ Сергей Монетчиков. [www.bratishka.ru/archiv/2005/9/2005_9_13.php «Хино», «Намбу», «Арисака» — детища эры Сёва. Японское стрелковое оружие периода второй мировой войны] // журнал «Братишка», сентябрь 2005
- ↑ 1 2 Details of new rifle used by Japanese // Intelligence Bulletin. vol.I No.7, March 1943. Military Intelligence Service, War Department. Washington, D.C. pages 5-12
- ↑ «в октябре 1915 года… из 122 пехотных дивизий те, которые имеют номера свыше сотого, вооружены японскими винтовками. Солдаты называют их японскими дивизиями.»
H.H. Головин. [militera.lib.ru/research/golovnin_nn/07.html Россия в Первой мировой войне]. Париж, 1939. - ↑ «Во время первой мировой войны царская Россия испытывала недостаток в стрелковом вооружении, поэтому в армии кроме винтовок русского образца были также и иностранные — японские Арисака обр.1897 и 1905 гг., австро-венгерские Манлихера 1889 и 1895 гг., германские „88“ и „98“. Кроме этих винтовок использовались также и устаревшие образцы, стрелявшие патронами, снаряженными дымным порохом — Бердана № 2 образца 1870 г., Гра 1874 г., Гра-Кропачека 1874/85 г., Веттерли 1870/87 г.»
А. Б. Жук. Энциклопедия стрелкового оружия: револьверы, пистолеты, винтовки, пистолеты-пулеметы, автоматы. М., АСТ — Воениздат, 2002. стр.587 - ↑ Орлов А. В. Винтовки: Первая катастрофа Русской армии в мировой войне. Военно-исторический журнал. 2014. № 9. С. 20
- ↑ д.ист. н. Д. Б. Павлов. Япония и Россия в 1914—1918 гг. Сотрудничество на фоне «большой» политики // «Вопросы истории», № 11, 2012. стр.3-27
- ↑ А. А. Маниковский. [www.grwar.ru/library/Manikovsky/MS_006.html Русская армия в Великой войне: Боевое снабжение русской армии в мировую войну.] М., 1937
- ↑ А. А. Керсновский. История русской армии (в 4-х тт.). том 4. 1915—1917 г.г. М., «Голос», 1994. стр.14
- ↑ [www.hungariae.com/Arisaka.htm Japanese Arisaka Rifles Captured by Austro-Hungary from Russia]
- ↑ Винтовка // Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия / редколл., гл. ред. С. С. Хромов. — 2-е изд. — М., «Советская энциклопедия», 1987. стр.94
- ↑ Мировые войны XX века: в 4-х кн. книга 3. Вторая мировая война. / Институт всеобщей истории РАН. М., «Наука», 2005. стр.351
- ↑ Военно-политическое сотрудничество социалистических стран. М., «Наука», 1988. стр.123
- ↑ [www.sbhac.net/Republica/Fuerzas/Armas/Infanteria/Fusiles/Fusiles.htm Fusiles y mosquetones de la Infanteria Republicana]
- ↑ Ken Bradley, Mike Chappell. International brigades in Spain, 1936-39. London, Osprey Publishing, Reed International Books, 1994. page 17
- ↑ Гюнтер Галле. «Иностранный легион». М., 1954
- ↑ Martin Windrow, Mike Chappel. The French Indochina War 1946 — 54. London, Osprey Publishing Ltd., 1998. page 24
Литература и источники
- Арисака обр. 1897/1905 г. // Благовестов А. И. То, из чего стреляют в СНГ: Справочник стрелкового оружия. / под общ. ред. А. Е. Тараса. Мн.: «Харвест», 2000. стр.300-302
- Сергей Монетчиков. От Явы до Курил. Японское стрелковое оружие Второй мировой войны. // журнал «Оружие», № 1, 2001. стр.6-19
- Жук А. Б. Энциклопедия стрелкового оружия: револьверы, пистолеты, винтовки, пистолеты-пулемёты, автоматы. М., АСТ, «Воениздат», 2002. стр.580
- Юрий Каск. «Маузер» из страны восходящего солнца. Винтовка «Арисака» тип 38 // журнал «Мастер-ружьё», № 10 (79), октябрь 2003. стр.38-41
- 6,5-мм винтовка системы Арисака образца 30 и 38 гг. // В. Н. Шунков, А. Г. Мерников, А. А. Спектор. Русская армия в Первой мировой войне 1914—1918. М., АСТ, 2014. стр.65-66
Ссылки
- М. Р. Попенкер. [world.guns.ru/rifle/rfl22-r.htm Винтовка Arisaka Тип 38 / Тип 99 (Япония)] / сайт «Современное стрелковое оружие мира»
- Leo J. Daugherty III. Fighting Techniques of a Japanese Infantryman 1941—1945: Training, Techniques and Weapons. Staplehurst: Spellmount, 2002. ISBN 1-86227-162-3
- Волынец А. [rusplt.ru/ww1/history/arisaka-russkogo-soldata-15275.html «Арисака» русского солдата]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Type 38 (винтовка)
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.
