U-1 (1935)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<th colspan="3" align="center" style="color: white; height: 20px; background: navy;font-size: 110%;">История корабля</th> <th colspan="3" align="center" style="color: white; height: 20px; background: navy;font-size: 110%;">Силовая установка</th> </tr><tr> <td colspan="3"> 6 цилиндровый 4-х тактный «MWM» RS127S 2x350 электродвигатель «Siemens»2x180</td>
U-1
Государство флага Третий рейх Третий рейх
Порт приписки Киль
Спуск на воду 15 июня 1935 года
Выведен из состава флота март 1940 года
Современный статус предположительно погибла на минах
Основные характеристики
Тип корабля малая ДПЛ
Обозначение проекта IIA
Скорость (надводная) 13 узлов
Скорость (подводная) 6,9 узла
Предельная глубина погружения 120 метров
Экипаж 22-24 человека
Размеры
Водоизмещение надводное 254 т
Водоизмещение подводное 303 т
Длина наибольшая (по КВЛ) 40,9 м
Ширина корпуса наиб. 4,08 м
Высота 8,6 м
Средняя осадка (по КВЛ) 3,83 м
Вооружение
Артиллерия 1 x 2 cm/65 C/30 (1000 снарядов)
Торпедно-
минное вооружение
3 носовых TA, 5 торпед или 18 мин
(по другим данным 12 мин ТМА)
U-1 (1935)U-1 (1935)

U-1 — малая U-boat типа IIA, времён Второй мировой войны. Заказ на постройку был отдан 2 февраля 1935 года. Лодка была заложена на верфи судостроительной компании Deutsche Werke (англ.), Киль 11 февраля 1935 года под заводским номером 236. Спущена на воду 15 июня 1935 года. 29 июня 1935 года принята на вооружение и 1 июля под командованием капитан-лейтенанта Клауса Эверта вошла в состав Unterseebootsschulflottille.[1]





История службы

Совершила два боевых похода, успехов не достигла. Погибла, предположительно 6 апреля 1940 года подорвавшись в Северном море на минах.

Предвоенная служба U-1 была совершенно непримечательна, однако она успела заслужить репутацию плохого судна. Быстрое строительство и неадекватность технологий, использованных на ней, сделали её совершенно некомфортной, протекающей и медленной. На начало войны уже существовали планы полностью перевести её и её сестер типа II в список исключительно учебных лодок.

Первый поход

Благодаря недостатку достроенных единиц и несмотря на планы её перевода, 15 марта 1940 года U-1 вышла в боевой поход для действий против Британского торгового флота возле Норвегии — практически на пределе её запаса хода. Однако за весь 15-дневный поход она так и не смогла найти ни единой цели, прибыв 29 марта 1940 года в Вильгельмсхафен.[2]

Второй поход и судьба

4 апреля 1940 года U-1 вновь вышла в боевой поход для поддержки сил вторжения в операции «Везерюбунг» (вторжение в Норвегию). Совместно с U-4 она должна была составлять Четвертую Группу, однако в связи с возникшими техническими проблемами вынуждена была вернуться в порт и вновь вышла в море 6 апреля, и, вероятно, в тот же день подорвалась на мине к западу от Гельголанда. Её потеря не была замечена вплоть до 21 апреля. Все 24 члена экипажа погибли.[3]

Версии гибели

Существует несколько предположений относительно гибели U-1:

Командиры

Флотилии

См. также

Напишите отзыв о статье "U-1 (1935)"

Примечания

  1. Helgason, Guðmundur [www.uboat.net/boats/u1.htm U-1]. German U-boats of World War II. Uboat.net. [www.webcitation.org/6Fdb0d18c Архивировано из первоисточника 5 апреля 2013].
  2. Helgason, Guðmundur [www.uboat.net/boats/patrols/patrol_1.html Данные по походам U-1 (First patrol)]. U-boat patrols. Uboat.net. [www.webcitation.org/6Fdb1AelJ Архивировано из первоисточника 5 апреля 2013].
  3. Helgason, Guðmundur [www.uboat.net/boats/patrols/patrol_2.html Данные по походам U-1 (Second patrol)]. U-boat patrols. Uboat.net. [www.webcitation.org/6Fdb1eVLx Архивировано из первоисточника 5 апреля 2013].

Ссылки

  • [www.uboat.net/boats/U1.htm U-1 на Uboat.net]  (англ.)

Отрывок, характеризующий U-1 (1935)

Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.