USS Akron (ZRS-4)

ZRS-4 Акрон</center>
Хронология
Заказан	6 октября 1928
Заложен	31 октября 1929
Окрещён	8 августа 1931
Первый полёт	23 сентября 1931
Принят на вооружение	27 октября 1931
Завершение службы	4 апреля 1933 потерпел крушение во время шторма
Лётно-технические характеристики
Номинальный объём (95 % от максимального)	184 000 м³
Длина	239,3 м
Максимальный диаметр	40,5 м
Максимальная высота	44,6 м
Количество газовых отсеков	12
Масса пустого	106 т (?)
Полезная нагрузка	около 75 т (?)
Двигатели	8 бензиновых двигателей Maybach VL‑2 по 560 л. с. каждый, установленные внутри каркаса
Скорость	максимальная — 128 км/ч (?), крейсерская — 90 км/ч
Дальность полёта	17 000 км (на скорости 90 км/ч)
Экипаж	89 человек (?)
Вооружение	до 5 самолётов, 8 крупнокалиберных пулемётов (12,7 мм)

А́крон (Э́крон) (ZRS-4) (англ. USS Akron (ZRS-4)) — жёсткий дирижабль-авианосец Военно-морских сил США первой трети 1930-х годов, один из крупнейших дирижаблей в мире (по объёму уступал цеппелину «Гинденбург» приблизительно на 3 %). Разрабатывался для ведения дальней морской разведки. Номинально мог нести до 5 небольших самолётов, служивших для выполнения разведывательных полётов и защиты дирижабля (фактически брал на борт не более 3 самолётов). В 1933 году потерпел крушение в Атлантическом океане, в результате которого погибли 73 из находившихся на борту 76 человек. По числу жертв эта катастрофа стала самым тяжёлым происшествием за всю историю воздухоплавания. «Акрон» и однотипный «Ме́йкон» (англ. USS Macon (ZRS-5)) являлись самыми большими в мире наполненными гелием дирижаблями.

Конструкция и испытания

Постройка дирижабля началась 31 октября 1929 года, в городе Акрон, штат Огайо, корпорацией «Гудьир-Цеппелин Корпорэйшн». 7 ноября 1931 года, контр-адмирал Уильям А. Моффетт, директор Бюро аэронавтики, забил «золотую заклёпку» в главное кольцо дирижабля. Строительство секций корпуса началось в марте 1930 года. 10 мая 1930 года, министр военно-морских сил Чарлз Фрэнсис Адамс, назвал дирижабль «Акрон» — в честь города его постройки, и заместитель министра Эрнест Ли Янкэ официально объявил это имя четыре дня спустя, 14 мая 1930 года.

8 августа 1931 года, «Акрон» был запущен (поднят с пола ангара) и благословлен миссис Лу Генри Гувер, женой президента Соединённых Штатов Америки, Герберта Гувера. «Акрон» вышел в полёт, первый раз, вечером 23 сентября 1931 года, пролетев вокруг города Кливленда, Огайо, с министром ВМС Адамсом и контр-адмиралом Моффетт на борту. Дирижабль провёл ещё восемь вылетов — в основном вокруг озера Эри, но и также на такие большие расстояния как Детройт штат Мичиган, Милуоки штат Висконсин, Форт Уэйн штат Индиана, и Колумбус штат Огайо — перед перелётом на станцию назначения, военно-воздушную базу ВМС в городе Лэйкхерст, штат Нью-Джерси, где он был принят на вооружение в день ВМС США, 27 октября 1931 года, под командой лейтенант-командора Чарльза Е. Розендала.

Первый полёт

2 ноября 1931 года, «Акрон» вышел в свой первый полёт как боевой дирижабль ВМС Соединённых Штатов, он прошёл по восточному побережью США до Вашингтона. В течение нескольких последующих недель дирижабль набрал 300 часов в воздухе в серии полётов. Одним из вылетов был 46-часовой полёт на выносливость, прошедший до города Мобил штат Алабама, и обратно. Обратный полёт прошёл по долинам рек Миссисипи и Огайо.

Учения разведки, январь 1932 года

Утром 9 января 1932 года, «Акрон» вылетел из Лэйкхёрста для проведения совместных учений с Разведывательным Флотом по обнаружению противника. Задачей дирижабля было обнаружить группу эсминцев, продвигающихся по курсу залив Гуантанамо. После обнаружения «противника» «Акрону» предстояло следовать за ним и передавать данные по его передвижению. 10 января в 07:21 дирижабль покинул берег в районе Северной Каролины и полетел в южном направлении. Из-за плохой погоды он не смог обнаружить эсминцы (он пролетел над ними в 12:40 и был замечен с моря), но продолжил полёт, к вечеру повернув на Багамские Острова. Пролетев на северо-запад весь вечер, перед полночью «Акрон» поменял курс и отправился на юго-восток. В конце концов, 11 января в 09:08, «Акрону» удалось обнаружить лёгкий крейсер «Рэлей» (англ. USS Raleigh (CL-7)) и дюжину эсминцев на восточном горизонте, и положительно их опознать две минуты спустя. Некоторое время спустя дирижабль обнаружил вторую группу эсминцев и был выведен из учения около 10:00, успешно выполнив задачу, поставленную Разведывательным Флотом.

В своём исследовании «Дирижабли „Акрон“ и „Мейкон“», историк Ричард К. Смит сказал:</cite> «…принимая во внимание погоду, продолжительность полёта, дистанцию в более чем 3000 миль, недостаток материалов, и зачаточное состояние воздушной навигации в то время, „Акрон“ показал просто замечательные результаты. В 1932 году во всём мире не было военного самолёта, который мог бы провести эту самую операцию из этой самой базы.»

Авария, февраль 1932 года

«Акрон» должен был принять участие в учебной операции Оперативного соединения XIII, но он не смог этого сделать из-за аварии, которая случилась в Лэйкхёрсте 22 февраля 1932 года. Когда дирижабль выводили из ангара, его хвост отделился от крепления, и, подхваченный ветром, упал на землю. Нижнее оперение хвоста было повреждено и нуждалось в ремонте перед следующим поднятием в воздух. Кроме того, крепления наземного управления были оторваны от главного фюзеляжа, и также нуждались в ремонте. «Акрон» вышел из ангара лишь позже этой весной, и 28 апреля дирижабль произвёл вылет с контр-адмиралом Моффеттом и министром ВМС Адамсом на борту. Этот полёт длился девять часов.

Испытания «корзины наблюдателя»

После возвращения в Лэйкхёрст и высадки важных пассажиров, «Акрон» снова поднялся в воздух для проведения испытаний «корзины наблюдателя» — это было что-то похожее на фюзеляж малого самолёта, подвешенного под дирижаблем. Эта «корзина» позволяла наблюдателю исполнять роль глаз дирижабля, когда последний находится над облаками, а наблюдатель опущен под облака. К счастью, в роли испытателя был мешок с песком, поскольку этот аппарат оказался «ужасающе нестабильным», плавно качаясь под дирижаблем перед перепуганными взглядами экипажа «Акрона». Испытания этого устройства больше не предпринимались.

Испытания в роли «летающего авианосца»

«Акрон» и его брат-близнец «Мейкон» (всё ещё в постройке) рассматривались как возможные «летающие авианосцы», держащие на борту истребители-паразиты для разведывательных целей. 3 мая 1932 года «Акрон» прошёл по побережью Нью-Джерси с контр-адмиралом Джорж С. Дэй (англ. George C. Day), президентом Комиссии Учёта и Контроля, на борту, и первый раз испытал установку «Трапеция» для крепления и содержания самолётов в воздухе. Пилоты, которые провели эти исторические «приземления», сначала на спарке «N2Y Учебном» (англ. N2Y trainer), а потом на истребителе «F9C Спэрроу-хок» (англ. F9C Sparrowhawk), были: лейтенанты Дэниел У. Харриган (англ. Daniel W. Harrigan) и Ховард Л. Янг (англ. Howard L. Young). На следующий день, «Акрон» провёл ещё один показательный вылет, на этот раз с членами Комитета по делам ВМС палаты представителей США на борту. В этой операции те же самые лётчики показали политикам возможности «Акрона» переносить самолёты.

Перелёт из Лэйкхёрст до западного побережья США, май 1932 года

После завершения испытательных полётов, «Акрон» вылетел из Лэйкхёрст 8 мая 1932 года, и отправился на западное побережье Соединённых Штатов. Дирижабль взял курс на юг, по восточному побережью до штата Джорджия, а оттуда повернул по долине залива и продолжил путешествие через штаты Техас и Аризона. На пути к базе в Саннивэйл, штат Калифорния, дирижабль достиг Кэмп Кёрни (англ. Camp Kearny) штат Калифорния, утром 11 мая, и попытался приземлиться. Из-за того, что эта база не имела ни опытного посадочного персонала, ни специального снаряжения, нужного для дирижабля такого размера, посадка была очень опасной. Во время снижения солнце нагрело газ в дирижабле, двигатели также облегчили его на 40 тонн, за счёт топлива использованного во время перелёта через континент. В результате «Акрон» стал неуправляемым.

Чтобы предотвратить крушение, посадочный кабель был обрезан и «Акрон» устремился вверх. Члены посадочной команды были «зелёные» моряки из Учебной Базы ВМС в Сан-Диего, почти все отпустили посадочные верёвки. Один моряк был поднят на высоту в пять метров и затем упал вниз, сломав руку. Ещё трое были подняты выше, двое из них — авиаплотник 3-го ранга Роберт Х. Едсол (англ. Robert H. Edsall) и моряк Найжэл М. Хентон (англ. Nigel M. Henton) — отпустили верёвки и разбились насмерть. Третий моряк С. М. «Бад» Коуарт (англ. C. M. «Bud» Cowart), уцепился за верёвку и сумел привязать себя к ней, его подняли на борт «Акрона» час спустя. Несмотря на всё, «Акрон» сумел совершить посадку в Кэмп Кёрни позже этим же днём, и затем продолжил путь в Саннивэйл.

Полёты на западном побережье

В течение последующих недель «Акрон» «красовался» на западном побережье США, пролетел до границы с Канадой на севере, а затем вернулся на юг для ещё одной учебной операции с Разведывательным Флотом. «Акрон» был частью сил «Зелёных», его задачей было обнаружить силы «Белых». С гидропланами «O2U Корсар» действующих против «Акрона» с кораблей «противника», дирижаблю удалось успешно выполнить задачу и обнаружить противника в течение 22 часов. Этот факт оказал влияние на оценки участников этих учений.

«Акрон» нуждался в ремонте. 11 июля дирижабль вылетел из Саннивэйл и взял курс на Лэйкхёрст. Обратный путь был тяжёл, в основном из-за неблагоприятной погоды. После «тяжёлого и изматывающего» пути, он достиг цели 15 июля. «Семьдесят девять уставших мужчин спустились по трапу с кормы кабины управления, они были более чем рады возвращению назад.»

«Акрон» провёл некоторое время в ремонте после возвращения с западного побережья и в июле принял участие в поиске яхты «Кёрлью», которая не пришла в порт во время регаты в Бермуде. После этого, дирижабль продолжил работу с «трапецией» и самолётами. 20 июля адмирал Моффетт ещё раз забрался на борт «Акрона», на следующий день он покинул дирижабль на одном из самолётов N2Y-1, который доставил его обратно в Лэйкхёрст, так как сильный шторм не позволил дирижаблю вернуться на базу самому.

Дополнительные испытания как «летающий авианосец»

Тем летом «Акрон» вступил в новую фазу его карьеры — углублённые эксперименты с «трапецией» и полным комплектом истребителей «F9C Спэрроу-хок». Ключевым элементом этой новой фазы был новый командующий дирижаблем, командор Алджер Дресел (англ. Alger Dresel).

Ещё одна авария

К несчастью, ещё одна авария вмешалась в испытания. 22 августа, одно из оперений дирижабля застряло в перекладине ангара, после слишком раннего приказа вывести дирижабль из посадочного круга. Но несмотря на это, быстрый ремонт позволил «Акрону» провести восемь полётов над Атлантикой в последние три месяца 1932 года. Эти операции были нацелены на испытания «трапеции» и самолётов F9C-2, а также боевые учения наблюдателей и пулемётных расчётов.

Одной из задач испытаний было обслуживание двух самолётов для патрулирования и разведки флангов «Акрона». 18 ноября 1932 года в течение семи часов дирижабль и тройка самолётов обыскивали сектор шириной в 100 миль.

Возвращение во флот

После местных операций в Лэйкхёрст, которые продлились до конца 1932 года, «Акрон» был готов вернуться для службы во флот. 3 января 1933 года, командор Фрэнк С. МакКорд (англ. Frank C. McCord) принял командование дирижаблем от командора Дресел, последний был переведён на дирижабль «Макон», в должности его первого командующего. Буквально в течение нескольких часов после этого события «Акрон» уже был в воздухе, взяв курс на юг по восточному побережью к Флориде. Дирижабль прошёл дозаправку в Резервной Базе Авиации ВМС Опа-Лока штат Флорида, около Майами, и 4 января направился в залив Гуантанамо, Куба, для инспекции мест базирования. Для этой цели, дирижабль использовал самолёты N2Y-1, как воздушное такси, для перевозки членов инспекционной комиссии.

После этого «Акрон» возвратился в Лэйкхёрст для местных операций, которые были прерваны двухнедельным капитальным ремонтом и плохой погодой. На протяжении мая дирижабль провёл учебные операции с самолётами F9C-2, оттачивая навыки зацепления самолётов за дирижабль. Во время этих операций «Акрон» перелетел до Вашингтона и пролетел над столицей 4 марта 1933 года, в день когда Франклин Д. Рузвельт принял присягу как Президент Соединённых Штатов.

11 марта «Акрон» покинул Лэйкхёрст и полетел в Панаму. Он сделал короткую остановку в Опа-Лока и продолжил путь в Балбоа. По прибытии инспекционная комиссия провела обследование возможного места для авиационной базы. По возвращении на север дирижабль остановился для учений в Опа-Лока, где пулемётные расчёты провели учения, используя самолёты N2Y-1 как мишени. 22 марта «Акрон» начал обратный путь в Лэйкхёрст.

Крушение «Акрона»

Крушение «Акрона»
Общие сведения
Дата	4 апреля 1933 года
Характер	Крушение дирижабля
Место	Атлантический океан, недалеко от маяка Барнегат, Нью-Джерси, США
Погибшие	73
Воздушное судно
Акрон
Модель	жёсткий дирижабль-авианосец
Имя самолёта	Акрон
Авиакомпания	ВМС США
Бортовой номер	ZRS-4
Дата выпуска	1931 год
Экипаж	76
Погибшие	73
Выживших	3

Вечером 3 апреля 1933 года, «Акрон» поднялся в воздух для проведения операции вдоль берега Новой Англии, помогая с регулировкой станций определения радионаправления. На борту присутствовали: контр-адмирал Моффетт, командор Гарри Б. Сесил (англ. Harry B. Cecil), адъютант адмирала; командор Фред Т. Берри (англ. Fred T. Berry), командующий Воздушной Станцией ВМС Лэйкхёрст, подполковник резерва армии Алфред Ф. Мазури (англ. Alfred F. Masury), гость адмирала и вице-президент компании Мэк Трак Ко. (англ. Mack Truck Co.) — большой сторонник гражданского использования жёстких дирижаблей.

По пути «Акрон» попал в очень неблагоприятные погодные условия, которые не улучшились во время перелёта над маяком Барнегат, Нью-Джерси 3 апреля в 22:00. Ветер огромной силы беспощадно стегал дирижабль. Курс «Акрона» пролегал через территорию барометрического давления, которое было ниже, чем во время взлёта; этот фактор повлиял на показания приборов, которые определили высоту полёта выше, чем она была на самом деле. Вскоре после полуночи 4 апреля дирижабль был подхвачен восходящим потоком воздуха, а затем нисходящим потоком. Командор Франк МакКорд дал приказ «полный вперёд и сбросить балласт». Лейтенант-командор Герберт Уайли (англ. Herbert Wiley) управлял балластом и сбросил неприкосновенный балласт носовой части. Оператор высоты держал нос кверху и это действие заставило нос дирижабля быстро задраться вверх, а корма накренилась вниз. Снижение «Акрона» было остановлено лишь временно — нисходящие потоки продолжили снижение дирижабля. Уайли включил 18 сирен телефонной системы — сигнал экипажу занять посадочные позиции. В этот момент у корабля длиной почти в 800 футов нос был под углом между 12 и 25 градусами. Бортовой офицер объявил снижение до 800 футов, после чего очень сильный порыв ветра ударил по дирижаблю. Рулевой объявил, что он не может больше контролировать дирижабль — нижние кабели управления оказались порванными. В то время как гондола управления была на высоте нескольких сот футов, нижнее оперение «Акрона» достигло воды и оторвалось. Один из самолётов ZRS-4 также оторвался и ушёл на дно океана. «Акрон» был разрушен из-за ошибки экипажа — он направился в открытое море во время сильного шторма. Немецкий корабль «Фёбус» заметил огни, снижающиеся к океану, около 00:23 и поменял курс к месту крушения, полагая, что это был самолёт. В 00:55 4 апреля «Фёбус» подобрал лейтенант-командора Герберта В. Уайли, помощника капитана «Акрона» — он был без сознания. Судно подобрало ещё троих членов экипажа: главного радиста Роберта У. Коплэнда, помощника боцмана второго класса Ричарда Е. Диала и авиационного механика второго класса Муди Е. Ервина. Несмотря на попытки искусственного дыхания, Коплэнд умер, не приходя в сознание.

Немецкие моряки заметили ещё нескольких человек в море, но они не подозревали, что это было за крушение, до тех пор пока лейтенант-командор Уайли не пришёл в сознание полчаса спустя после его спасения. Шлюпки с «Фёбуса» провели пять часов в океане, пытаясь отыскать экипаж, переживший самую большую трагедию авиации на тот день. Дирижабль J-3 ВМС США подключился к поискам, но сам потерпел крушение, потеряв двух членов экипажа.

Катер «Таккер» Береговой охраны США был первым американским судном, прибывшим на месте крушения в 06:00, приняв на борт выживших с «Акрона» и тело Коплэнда, отпустив немецкий корабль. Несколько других кораблей подключились к поискам: тяжёлый крейсер «Портлэнд», эсминец «Коль», катер Береговой охраны «Мохаве», и эсминцы Береговой охраны «МакДугал» и «Хант», а также два самолёта Береговой охраны. Большинство, если не все жертвы крушения, утонули или погибли от гипотермии — экипаж не имел спасательных жилетов и у него не было времени сбросить спасательные плоты. 73 человека погибли, лишь трое спаслись.

После крушения

Крушение «Акрона» было началом конца эры жёстких дирижаблей на службе флота, особенно потому что их главный сторонник, контр-адмирал Уильям А. Моффетт, погиб вместе с 72 остальными членами экипажа. Президент Рузвельт сказал: «Потеря „Акрона“ с его экипажем, состоящим из храбрых бойцов и офицеров — это национальное бедствие. Я скорблю вместе с нацией, и особенно с жёнами и семьями потерянных мужчин. Можно построить новые дирижабли, но нация не может себе позволить потерять таких людей, как контр-адмирал Уильям А. Моффетт и его товарищей, которые погибли вместе с ним, поддерживая лучшие традиции Военно-морского Флота Соединённых Штатов».

Литература

• Smith R. The Airships Akron and Macon, Flying Aircraft Carriers of the United States Navy. — Annapolis, 1965.
• Robinson D., Keller Ch. Up Ship! U.S. Navy Rigid Airships, 1919—1935. — Annapolis, 1982.
• [militera.lib.ru/tw/obuhovich_kulbaha/20.html ZRS-4 «Акрон»]— глава из книги «Дирижабли на войне».

Ссылки

• [www.nlhs.com/ussakron.htm Navy Lakehurst Historical Society]  (англ.)
• [www.history.navy.mil/photos/ac-usn22/z-types/zrs4.htm Naval Historical Center]  (англ.) (полсотни хороших фотографий)
• [www.history.navy.mil/danfs/a4/akron.htm Naval Historical Center]  (англ.) (оригинал статьи)

Видео
Кинохроника «British Pathé», 1929—1933 гг.:  (англ.)

• [www.britishpathe.com/record.php?id=23704 «To be twice as big as R-101»] (начало постройки)
• [www.britishpathe.com/record.php?id=6504 «Twice as big as the “Graf Zeppelin”»] (церемония освящения)
• [www.britishpathe.com/record.php?id=52275 «(Akron of first flight)»] (первый полёт и другие кадры)
• [www.britishpathe.com/record.php?id=2799 «A mooring mast at sea»] (причаливание к судовой мачте)
• [www.britishpathe.com/record.php?id=2857 «America's “pride of the sky”»] (повреждение нижнего стабилизатора)
• [www.britishpathe.com/record.php?id=3007 «First plane-carrying airship»] (работа с самолётами)
• [www.britishpathe.com/record.php?id=3569 «Plucked out of the clouds and dashed against the sea»] (катастрофа дирижабля, интервью спасшегося офицера)

Отрывок, характеризующий USS Akron (ZRS-4)

Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.