USS Enterprise (CV-6)
«Энтерпра́йз» (англ. USS Enterprise (CV-6)) — авианосец США типа «Йорктаун», эксплуатировавшийся в период с 1936 по 1947 годы. Является самым знаменитым кораблем ВМФ США периода войны на Тихом океане. Принимал участие почти во всех крупных морских сражениях на Тихоокеанском фронте, в том числе рейде на Токио 1942 года, битве у атолла Мидуэй, кампании на Соломоновых островах, битве у Марианских островов, Филиппинской операции и захвате Окинавы.
Содержание
- 1 Вооружение
- 2 История
- 2.1 Строительство
- 2.2 Начало войны
- 2.3 Набеговые операции начала 1942 года
- 2.4 Сражение у атолла Мидуэй
- 2.5 Бой у Восточных Соломоновых островов
- 2.6 Бой у островов Санта-Крус
- 2.7 Ноябрьское сражение у Гуадалканала
- 2.8 Наступление на Тихом океане
- 2.9 Битва у Марианских островов
- 2.10 Сражение у Филиппин
- 2.11 Последние бои
- 2.12 Итоги службы
- 2.13 Послевоенная судьба
- 3 Командиры
- 4 Награды
- 5 Источники
- 6 Примечания
Вооружение
Артиллерия
Артиллерия авианосца к началу войны включала 8 универсальных 127-мм орудий Mk.12, с которыми он воевал всю войну, 4 счетверенных 28-мм автомата Mk 1/1 и 24 12,7-мм пулемёта «Браунинг» M2. С началом войны число пулемётов было увеличено. Однако первые же столкновения продемонстрировали низкую эффективность крупнокалиберных пулемётов. С февраля 1942 года они стали заменяться на 20-мм автоматические пушки «Эрликон». К битве у атолла Мидуэй «Энтерпрайз» был вооружён уже 32 такими автоматами, пулемёты при этом снимались с вооружения. В июле пулемёты были окончательно сняты, а число «Эрликонов» было доведено до 40.
В октябре почти все 28-мм автоматы были заменены на счетверенные 40-мм пушки «Бофорс» L60 (4 установки), только 1 установка 28-мм автоматов оставалась на вооружении ещё год. Росло число «Эрликонов» (в октябре 1942 года — 44 ед., в ноябре — 46 ед.). Анализ боев требовал постоянного наращивания зенитной артиллерии и в октябре 1943 авианосец вновь был перевооружен: на вооружении теперь стояло два типа малокалиберных зенитных орудий: 50 20-мм «Эрликонов» и 40 «Бофорсов» (8 спаренных и 8 счетверенных установок). С таким набором вооружения «Энтерпрайз» завершил войну.
Авиация
К началу войны на Тихом океане авиагруппа «Энтерпрайз» включала в себя три эскадрильи общей численностью 72 самолёта (18 истребителей F4F-3 «Wildcat», 36 пикировщиков SBD «Dauntless» и 18 торпедоносцев TBD «Devastator».
Перед налётом на Токио в апреле 1942 истребительная эскадрилья была увеличена до 27 самолётов усовершенствованного типа (F4F-4). Примерно в таком составе авианосец действовал весь 1942 год. Так накануне боя у атолла Мидуэй в июне 1942 года авиагруппа состояла из 79 самолетов (27 истребителей, 38 пикировщиков и 14 торпедоносцев).
Сражение у атолла Мидуэй продемонстрировало необходимость увеличения числа истребителей и к началу боев за Гуадалканал авиагруппа была увеличена до 87 самолётов (по 36 истребителей и 15 торпедоносцев). Вместо устаревших торпедоносцев TBD «Devastator», эскадрилья получила современные TBF «Avenger».
В 1943 году истребительные эскадрильи были перевооружены на новые истребители F6F «Hellcat». В начале 1944 года одна из эскадрилий получила на вооружение истребители F4U «Corsair» использовавшихся для ночного перехвата.
Во время сражения у Марианских островов авиагруппа «Энтерпрайз» включала в себя 78 самолётов: 35 истребителей (в том числе 32 F6F и 3 F4U), 23 пикирующих бомбардировщика SBD и 20 торпедоносцев (7 TBM и 13 TBF). С ростом числа авианосцев у американцев появилась возможность выделить отдельные корабли для решения особых задач. Имевший опытную авиагруппу «Энтепрайз» стал специализироваться по ночному прикрытию и перехвату, получив новые типы самолётов с радарами и более совершенное радиолокационное оборудование. После переоборудования в авианосец для ночных действий авиагруппа включала всего 45 самолётов: (16 ночных истребителя F6F-5N «Hellcat», 2 фоторазведчика 2 F6F-5P «Hellcat» и 27 TBM-3D «Avenger»). Тем не менее, в период активных дневных действий она могла усиливаться большим числом как истребителей, так и ударных самолётов.
| Характеристики самолётов, входивших в состав авиагруппы авианосца «Энтерпрайз» в ходе второй мировой войны | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Тип | Скорость, км/ч | Дальность полёта, км | Вооружение | Экипаж | Примечание | |
| Grumman F4F-4 «Wildcat» | 513 | 1335 | шесть 12,7 мм пулемёта, две 45-кг бомбы | 1 | Истребитель. 1941-43 гг. | |
| Douglas SBD-6 «Dauntless» | 410 | 1244 | два 12,7 мм пулемёта и два 7,62 мм пулемёта, до 1020 кг бомб | 2 | Пикирующий бомбардировщик. 1941-44 гг. | |
| Douglas TBD-1 «Devastator» | 332 | 700 | два 7,62 мм пулемёта, торпеда или до 1362 кг бомб | 3 | Торпедоносец. Бомбардировщик. 1941-42 гг. | |
| Grumman TBF «Avenger» | 442 | 1610 | три 12,7 мм пулемёта и два 7,62 мм пулемёта, торпеда или 907 кг бомб | 3 | Торпедоносец, бомбардировщик. 1942-45 гг. | |
| Grumman F6F-5 «Hellcat» | 610 | 1520 | четыре 12,7 мм пулемёта и две 20 мм пушки или шесть 12,7 мм пулемётов, до 1800 кг бомб и ракет | 1 | Истребитель, истребитель-бомбардировщик, ночной перехватчик, фоторазведчик. 1943-45 гг. | |
| Chance Vought F4U-4 «Corsair» | 717 | 990 | шесть 12,7 мм пулемётов или четыре 20 мм пушки, до 1820 кг бомб и ракет | 1 | Истребитель, ночной перехватчик, штурмовик. 1944-45 гг. | |
История
Строительство
Строительство авианосца «Энтерпрайз» проводилось, согласно кораблестроительной программе, реализуемой с учётом ограничений Вашингтонской конференции. США имели право построить авианосцы общим тоннажем 135 000 тонн. Первоначально планировалось построить в дополнение к двум большим авианосцам типа «Лексингтон» водоизмещением по 33 000 тонн, пять малых авианосцев водоизмещением по 13 800 тонн. Однако опыт строительства авианосца «Рейнджер», показал, что корабли такого размера имеют недостаточную боеспособность для действий в открытом океане и уступал кораблям потенциального противника (японским авианосцами «Хирю» и «Сорю». Поэтому было решено строить следующие авианосцы водоизмещением 20700 тонн. Первым кораблем этой серии стал «Йорктаун», вторым — «Энтерпрайз». Корабль вошёл в состав флота 12 мая 1938 года.
Начало войны
В конце 1941 года война с Японией становилась все более реальной. Командование Тихоокеанского флота решило усилить гарнизон морской пехоты на острове Уэйк эскадрильей истребителей F4F. 28 ноября 1941 года, дополнив свою авиагруппу 11 истребителями морской пехоты, «Энтепрайз» в составе 8 оперативного соединения под командованием адмирала Хэлси. В море был получен приказ действовать в условиях военного времени. 4 декабря 1941 года, доставив самолёты на Уэйк, соединение двинулось в обратный путь. Благодаря этой операции авианосцу удалось не попасть под удар японской авианосной группы во время её атаки на Пёрл-Харбор. Учитывая, что авианосцы были (наряду с линкорами и тяжелыми крейсерами) главной целью японцев, риск гибели корабля при таком налёте был чрезвычайно велик. Тем не менее авиагруппе «Энтерпрайза» не удалось избежать потерь: во время налёта были сбиты 5 пикирующих бомбардировщиков, возвращавхихся в Пёрл-Харбор после проведения воздушной разведки[1]. Несколько истребителей с авианосца были сбиты своей зенитной артиллерией при попытке сесть на аэродроме Форд в Пёрл-Харборе. Соединение вернулось в базу только 8 декабря, после чего, из-за возможности повторной атаки японцев, почти неделю крейсировало в море. 10 декабря 1941 года пикировщики с «Энтепрайза» обнаружили и потопили японскую подводную лодку I-170.
Набеговые операции начала 1942 года
Воспользовавшись уходом японской авианосной эскадры на запад, американский флот активизировал свои действия против японских баз на Тихом океане. Операции проводились в форме внезапных атак оперативных групп, сформированных вокруг авианосцев.
1 февраля 1942 года 8 опергруппа атаковала группу атоллов (Кваджелейн, Вотье, Малоэлап)на Маршалловых островах. В ходе нескольких атак самолёты с «Энтерпрайза» потопили японский корабль-противолодочник и транспорт, сбили и уничтожили на земле несколько десятков самолётов. Собственные потери составили 5 пикировщиков. Во время операции авианосец дважды подвергся атакам японской авиации и получил небольшие повреждения от близкого разрыва бомбы (8 убитых и 11 раненых) и от падения сбитого бомбардировщика Mitsubishi G4M «Бетти». В конце февраля 8 оперативное соединение отправилось в очередной рейд, в ходе 24 февраля которого атаковала остров Уэйк, а 4 марта остров Маркус. В ходе рейда были потеряны 3 пикировщика.
Самой знаменитой операцией этого периода безусловно стал налёт на Токио 18 апреля 1942 года. В этот день 16 базовых двухмоторных бомбардировщиков B-25 «Mitchell» взлетев с авианосца «Хорнет», впервые за время войны атаковали японскую столицу. «Энтерпрайз» сопровождал «Хорнет», осуществляя разведку и прикрытие. Два авианосца вошли в состав 16 оперативного соединения.
Сражение у атолла Мидуэй
Участие в рейде на Токио не дало возможность «Энтерпрайзу» принять участие в бою в Коралловом море. В конце мая авианосец был возвращён в Пёрл-Харбор в связи с ожидавшимся нападением японского флота на атолл Мидуэй. Перехват японских радиограмм позволил американским кораблям занять позиции до подхода японцев и остаться не замеченными. Утром 4 июня были обнаружены японские авианосцы и командующий 16 оперативным соединением адмирал Спрюэнс направил самолёты на авианосное соединение противника.
Первыми противника нашли торпедоносцы: эскадрилья из 14 самолётов с „Энтерпрайза“ атаковали во второй волне, не добившись успеха и потеряв 10 самолётов. Эскадрильи двух других авианосцев были уничтожены полностью. Сразу же после окончания неудачной атаки торпедоносцев японские корабли были атакованы эскадрильей из 33 пикировщиков с „Энтерпрайза“. Внимание японцев было отвлечено на предыдущую атаку и американские самолёты действовали почти без сопротивления. Бомбы поразили два японских авианосца „Акаги“ и „Кага“. В это время самолёты с авианосца „Йорктаун“ атаковали и поразили третий авианосец „Сорю“. В ходе атаки и при возвращении эскадрилья потеряла 14 пикировщиков, но добилась блистательного успеха, нанеся смертельный удар по двум авианосцам.
Преимущество в сражении сразу же перешло к американскому флоту. Днём эскадрильи торпедоносцев с „Энтерпрайза“ и „Йорктауна“ обнаружили и поразили последний японский авианосец из японского соединения — „Хирю“. Потери авиагруппы „Энтерпрайза“ составили 3 самолёта. На следующий день 5 июня самолёты двух авианосцев 16 оперативного соединения атаковали два японских тяжёлых крейсера. Крейсер „Могами“ был тяжело повреждён, а крейсер „Микума“ потоплен. Таким образом, в ходе сражения самолёты с „Энтерпрайза“ потопили 4 японских корабля, внеся решающий вклад в победу американского флота.
Бой у Восточных Соломоновых островов
| Авиагруппа „Энтерпрайз“ во время сражения у Восточных Соломоновых островов | ||||
|---|---|---|---|---|
| Часть/подразделение | Командир | Самолёты | 24 августа | |
| всего | исправны | |||
| 6-я авиагруппа Air Group 6 | лейтенант-коммандер Максвел Лесли | торпедоносец TBF-1 „Эвенджер“ | 1 | 1 |
| эскадрилья VF-6 | лейтенант Льюис Бауэр | истребитель F4F-4 „Уайлдкет“ | 28 | 27 |
| эскадрилья VB-6 | лейтенант Рэй Дэвис | пикировщик SBD-3 „Доунтлесс“ | 17 | 17 |
| эскадрилья VS-5 | лейтенант Тёрнер Колдуэл | пикировщик SBD-3 „Доунтлесс“ | 18 | 16 |
| эскадрилья VT-3 | лейтенант Чарльз Джет | торпедоносец TBF-1 „Эвенджер“ | 15 | 14 |
| фоторазведчик F4F-7 | 1 | 1 | ||
| ИТОГО | 80 | 76 | ||
Успех в сражении резко изменил соотношение сил в войне на Тихом океане. Японский флот теперь не обладал столь явным преимуществом перед своим противником. Более того американцы впервые получили преимущество в тяжёлых авианосцах, имея четыре корабля („Саратога“, „Уосп“, „Энтерпрайз“ и „Хорнет“) против двух японских („Секаку“ и „Дзуйкаку“). Это позволило уверенно начать контрнаступление, целью которого стал остров Гуадалканал из архипелага Соломоновых островов. В начале августа 3 авианосца, включая „Энетерпрайз“ в составе 61 оперативного соединения приняли участие в обеспечении высадки морской пехоты на остров. В течение двух дней 7-8 августа самолёты авианосцев осуществляли прикрытие десантов сбив в общей сложности 33 самолёта. Из-за угрозы атак наземной авиации вечером 8 августа было принято решение покинуть район высадки.
Японский флот принял вызов и стал наращивать свои силы в районе Соломоновых островов. 24 августа состоялся бой у Восточных Соломоновых островов. Японское авианосное соединение (3 авианосца), направленное поддерживать десант на Гуадалканал, было атаковано 61 оперативным соединением, в состав которого входил авианосец „Энтерпрайз“. Утром пикировщики с авианосца несколько раз атаковали японцев, но успеха не добились. Зато авиагруппа с „Саратоги“ потопила авианосец „Рюдзе“. Вечером японская авиация нанесла ответный удар. Несмотря на то, что японские самолёты были обнаружены задолго до атаки и в воздухе их встретило большое число истребителей, японским пикировщикам удалось добиться трёх попаданий в „Энтерпрайз“ (74 убитых). Бомбы повредили полетную палубу и рулевое управление, но корабль смог даже принять самолёты. Часть пикировщиков после боя села на аэродром Гендерсон на Гуадалканале. 25 августа они приняли участие в атаке японских транспортов, причём самолёт с „Энерпрайза“ потопил транспорт водоизмещением 9300 тонн.
Победа в бою у Восточных Соломоновых островов упрочило позиции американцев на Гудалканале. Авианосец „Энтерпрайз“ был направлен на ремонт в Пёрл-Харбор и был заменён авианосцем „Хорнет“. Однако положение американского флота вскоре вновь осложнилось. 31 августа подводной лодкой I-26 была повреждена „Саратога“, а 15 сентября подводная лодка I-19 потопила „Уосп“. В итоге американцы остались с одним тяжёлым авианосцем и временно отвели основные силы из района Соломоновых островов.
Бой у островов Санта-Крус
| Авиагруппа „Энтерпрайз“ во время боя у островов Санта-Крус | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| часть/подразделение | Командир | Самолёты | 25 октября | 26 октября | ||
| всего | исправны | всего | исправны | |||
| 10-я авиагруппа (Air Group 10) | коммандер Ричард Гейнс | торпедоносец TBF-1 „Эвенждер“ | 1 | 1 | 1 | 1 |
| эскадрилья VF-10 | лейтенант-коммандер Джеймс Флэтли | истребитель F4F-4 „Уайлдкет“ | 36 | 33 | 31 | 31 |
| эскадрилья VB-10 | лейтенант-коммандер Джеймс Томас | пикировщик SBD-3 „Доунтлесс“ | 22 | 17 | 18 | 13 |
| эскадрилья VS-10 | лейтенант-коммандер Джеймс Ли | пикировщик SBD-3 „Доунтлесс“ | 22 | 16 | 16 | 10 |
| эскадрилья VT-10 | лейтенант-коммандер Джон Коллетт | торпедоносец TBF-1 „Эвенждер“ | 14 | 14 | 9 | 9 |
| ИТОГО | 95 | 81 | 75 | 64 | ||
Очередной раунд борьбы состоялся в конце октября 1942 года. К этому времени „Энтерпрайз“ был ускоренно отремонтирован и оснащён дополнительным зенитным вооружением из 40-мм автоматических пушек. 23 октября 16 оперативное соединение под командованием контр-адмирала Кинкейда, образованное вокруг авианосца, прибыло к Соломоновым островам. Основные авианосные силы японского флота (4 авианосца) также подошло к островам. К этому времени очередное сухопутное наступление японцев на аэродром Гендерсон провалилось, а японский флот готовился к бою с американскими кораблями.
25 октября прошёл во взаимных поисках противника, причём было „Энтерпрайз“ потерял в этих действиях 7 самолётов у которых закончилось топливо. Утром 26 октября два торпедоносца с „Энтерпрайза“ из числа посланных на разведку, обнаружили и внезапно атаковали авианосец „Дзуйхо“, повредив ему палубу и лишив возможности принимать самолёты на посадку. Основные силы обнаружили друг друга и нанесли первые массированные удары. Атака японцев пришлась на авианосец „Хорнет“, который был поражён тремя бомбами, двумя торпедами, а также в него врезались два подбитых самолёта. Находящийся рядом „Энтерпрайз“ не был замечен, так как был скрыт дождевым шквалом. В свою очередь самолёты „Хорнета“ тяжело повредили японский авианосец „Сёкаку“, но лётчики „Энтерпрайза“ не смогли нанести удар по другим японским авианосцем и ограничились атакой японских тяжёлых крейсеров, повредив крейсер „Тикума“.
Вскоре американское соединение было атаковано второй волной японских самолётов (35 самолётов). На этот раз основной удар был нанесён по „Энтерпрайзу“. Несмотря на сильное истребительное прикрытие и зенитный огонь корабль был поражён тремя бомбами. Умелое маневрирование позволило ему уклониться от 9 выпущенных по нему торпед. Третья волна японских самолётов не смогла попасть в американский корабль. Несмотря на попадания вражеских бомб „Энтерпрайз“ смог сохранить ход и даже принять свою авиагруппу и самолёты с „Хорнета“.
В результате боя американский флот казалось бы лишился преимуществ в боях за Соломоновы острова, так как в районе боевых действий у него оставался только повреждённый „Энтерпрайз“. Однако победа японцам досталась слишком большой ценой. Помимо повреждений двух авианосцев, они потеряли большое число лётчиков — 148 (больше чем в предыдущих трёх боях). Это вынудило отвести в Японию даже боеспособный „Дзуйкаку“. В итоге японский флот не смог использовать плоды своего успеха — американцы в очередной раз удержали позиции на Гуадалканале, а вскоре перешли в наступление. „Энтерпрайз“ был в кратчайшие сроки приведён в боеспособное состояние на архипелаге Нумеа и уже 11 ноября вышел в море, хотя на нём по-прежнему продолжался ремонт и не работал один из самолётоподъёмников.
Ноябрьское сражение у Гуадалканала
В середине ноября обе стороны предприняли очередную попытку изменить соотношение сил в боях за остров. Американцы высадили десант уже 11 ноября. Транспорты ушли, а корабли прикрытия остались поджидать японский флот. В ночь на 13 ноября состоялся первый морской бой у Гудалканала, результатом которого стали большие потери американцев в кораблях. Однако японцы отказались от немедленной атаки аэродрома Гендерсон. Более того, днём 13 ноября авиация атаковала и потопила повреждённый в ночном бою линейный корабль „Хиэй“. Самолёты с „Энтерпрайза“, действуя как с авианосца, так и сухопутного аэродрома добились попаданий двух торпед и 3 бомб. „Хиэй“ стал первым японским линкором, потопленным в войне.
На следующий день авиагруппа „Энтерпрайза“совместно с авиацией морской пехоты, действую в основном с аэродрома Гендерсон добилась даже большего успеха. В ходе четырёх атак был потоплен тяжёлый крейсер „Кинугаса“ и сильно повреждён тяжёлый крейсер „Майя“. Но более важным был разгром японского конвоя из 11 транспортов, которые перевозили на Гудалканал подкрепление и тяжёлое вооружение. Семь атак авиации привели к потоплению шести и тяжёлому повреждению одного транспорта (позднее также затонувшего). Хотя большая часть солдат была спасена эсминцами охранения, было потеряно все тяжёлое вооружение и боеприпасы. Оставшиеся четыре транспорта выбросились на берег Гуадалканала. Таким образом была сорвана последняя попытка японских армии и флота изменить баланс сил в Тихом океане.
В ходе сражения самолёты „Энтерпрайза“ действовали либо через аэродром Гендерсон, либо заходя на задание через него. Это долгое время не позволяло японцам обнаружить присутствие вражеского „Энтерпрайза“. Но вечером 14 ноября, „Энтерпрайз“ наконец был обнаружен японской авиацией. Опасаясь потерь от воздушных атак было принято решение отвести авианосец к Нумеа, оставив боеспособные самолёты на сухопутном аэродроме. В ходе сражения самолёты „Энтерпрайза“ участвовали в потоплении линкора, тяжёлого крейсера и 6 транспортов, ещё 1 тяжёлый крейсер и 5 транспортов были повреждены.
Наступление на Тихом океане
Ноябрьское сражение у Гудалканала ознаменовало завершение крупных морских боев в этом районе. Японский флот фактически признал своё поражение и больше не использовал в боях линейные корабли и авианосцы. Теперь главной задачей японского флота была оборона занятых рубежей. Предполагалось, что авианосцы и линкоры будут использованы в генеральном сражении, а пока флот должен был накапливать силы. С другой стороны американский флот также ожидал усиления за счёт постепенного ввода в строй авианосцев типа „Эссекс“ и „Индепенденс“. „Энтерпрайз“ действовал в районе Соломоновых островов до мая 1943 года, после чего был сменен английским „Викториэс“ и отправился на длительный ремонт в Пёрл-Харбор.
Американское наступление в центральной части Тихого океана началось в сентябре 1943 года. Стратегия флота включала нейтрализацию авиации противника на островах серией налётов авианосной авиации, затем высадку морской пехоты при массированной поддержке, как авиации, так и артиллерийских кораблей.
Первой операцией в котором принял участие „Энтерпрайз“ стала высадка на островах Тарава и Макин в архипелаге островов Гилберта. „Энтерпрайз“ вместе с двумя лёгкими вошел в состав Северной оперативной групп (ОГ 50.2), которая была частью 50 оперативного соединения (Task Force 50) или Быстроходного Авианосного Соединения. Задачей Северной группы была поддержка атаки на Макин. Самолёты атаковали атолл, обеспечив его захват к 22 ноября. На обратном пути 4 октября соединение атаковало атолл Кваджалейн на Маршалловых островах. Самолёты с авианосца приняли участие в потоплении 3 транспортов и повредили лёгкий крейсер. В боях за Макин самолёты „Энтерпрайза“ впервые приступили к операциям по ночному перехвату японских самолётов, производящих беспокоящие налёты на американские соединения. По плану истребители F6F должны были атаковать цели по наведению с торпедоносца TBF оснащенного радаром.
26 ноября 1943 г. группе с „Энтерпрайза“ удалось сбить два бомбардировщика B4M, ценой гибели одного истребителя, который пилотировал первый американский морской ас Г. О’Хара. Впоследствии ночное патрулирование стало специализацией авиагруппы Энтерпрайз».
6 января 1944 г. Быстроходное Авианосное соединение получило новое обозначение 58 оперативное соединение (Task Force 58) под командованием адмирала М. Митчера. Авианосец принял на вооружение три истребителя F4U-2 «Корсар», оснащенные радаром для ночного перехвата. В конце января флот атаковал Маршалловы острова. 29 января «Энтерпрайз» принял участие в атаках на укрепления и авиабазы на атолле Кваджелейн. Двухдневные атаки соединения, располагавшего 12 авианосцами (более 700 самолётов) полностью уничтожили авиацию оборонявшую атолл и разрушили укрепления.
Прикрывая высадку на атолл Эниветок 58 оперативное соединение (9 авианосцев) 17 февраля нанесло удар по японской военно-морской базе на острове Трук. Авиагруппа с «Энтерпрайз» участвовала в налётах. В ходе них были потоплены лёгкий крейсер, 3 эсминца и ещё несколько кораблей серьёзно повреждены. На счет самолётов «Энтерпрайза» был занесён эсминец «Фумицуки». Гораздо большие потери понес транспортный флот, потеряв сразу 30 судов. В ночь на 18 февраля 12 «Avenger» с палубы «Энтерпрайз» нанесли эффективный ночной бомбовый удар по гавани Трука ценой потери 1 самолёта. На обратном пути, 20 февраля, авианосец, во главе небольшого отряда нанес бомбовый удар по атоллу Джалуит.
В конце марта оперативное соединение вновь вышло в море и атаковало остров Палау, где незадолго да этого базировались основные силы японского Объединённого флота. «Энтерпрайз» в ходил в состав 3 оперативной группы (Тask Group 58.3 в составе 4 авианосцев). Так как японцы успели увести флот, то американские самолёты потопили более 30 торговых и вспомогательных судов. В апреле 1944 г, пользуясь бездействием флота противника, оперативное соединение занималось поддержкой наземных операций на Новой Гвинее.
Битва у Марианских островов
Нехватка самолётов и обученных пилотов не позволяла японскому флоту оказать достойное сопротивление наступлению американцев как в центральной, так и в южной части Тихого океана. Но так, как противник всё ближе приближался к Японии в марте 1944 года было принято решение навязать ВМФ США сражение в случае их атак на Марианские и Каролинские острова. К лету японский авианосный флот достиг вершины своей численности и мог вывести в бой 9 авианосцев. На вооружение были приняты новые типы авианосных самолётов. По плану японцев американские силы вторжения должны были быть ослаблены ударам базовой авиации с Марианских островов, а затем оказать под ударом Объединённого флота с базы в Тави-Тави. Самым слабым местом японцев была низкая степень подготовки лётчиков ни шедших ни в какое сравнение с американскими.
Американский флот вышел с базы на атолле Маджуро 6 июня 1944 года и с 11 числа начали атаки против Марианских островов "операция «Форейджер». 15 июня морская пехота начала высадку на Сайпан. На следующий день первый мобильный флот под командованием вице-адмирала Одзавы вышел в море. Одзава намеревался атаковать авианосные соединения, используя большую дальность своих самолётов. Благодаря активной разведке японцам удалось определить местонахождение американцев первыми и поднять утром 19 июня авиагруппы для удара. Но наличие радара и численное превосходство свело эти преимущества на нет. Все четыре волны японских самолётов были сбиты. Противник потерял 220 самолётов, причём большинство из них, пилотируемые неопытными лётчиками стали столь лёгкой добычей, что один из истребителей сравнил бой с охотой на индеек. Впоследствии этот термин «Большая Марианская охота на индеек» («Great Marianas Turkey Shoot») стал использоваться повсеместно.
На следующий день американцы получили возможность нанести ответный удар. К этому времени японский флот, помимо большинства самолётов, потерял два больших авианосца («Тайхо» и «Секаку», потопленных подводными лодками). 20 июня в 15.40 «Avenger» c «Энтерпрайз» пилотируемый Р. С. Нельсоном обнаружил японский флот и навел на него ударные соединения американской палубной авиации. В ходе нескольких налётов удалось потопить авианосце «Хиё» и 2 танкера, повредить ещё 4 авианосца. Возвращение американских самолётов в темноте принесло больше потерь чем атаки японцев днём ранее. 14 самолётов с «Энтерпрайз» сели на других авианосцах, сам он принял 17 «чужаков». При посадке возникло несколько инцидентов во время одного из которых «Downtless» с авианосца «Лексингтон» врезался в надстройку.
Итогом сражения стал окончательный разгром японского авианесущего флота, который, сохранив корабли, лишился большинства самолётов и подготовленных лётчиков. Это стоило американцам сравнительно небольших потерь не снизивших их боеготовность. Авиагруппа «Энтерпрайз» оказывала поддержку наземных войскам на Сайпане до 5 июля, после чего была отведена в базу на атолле Эниветок.
Сражение у Филиппин
После сражения у Марианских островов была проведена реорганизация военно-морских сил и оперативное соединение было передано в состав 3 флота. В конце августа «Энтерпрайз» в составе оперативной группы 38.4 атаковали острова Бонин. К этому времени критическое положение японского флота стало очевидным и было принято решение ускорить атаку на Филиппины.
Оперативное соединение 38 в преддверии вторжения предприняли глубокий рейд против японских баз к северу от предстоящей атаки. 10 октября палубная авиация, в том числе авиагруппа с «Энтерпрайз» атаковали Окинаву, 12 октября — Тайвань (Формозу), были успешно отражены контратаки японской авиации 13-14 октября. В ходе этих боев японская базовая и авианосная авиация понесли огромные потери (до 600 самолётов по американским данным) и существенно ограничила возможности противостоять высадке в заливе Лейте.
С началом высадки авиация 38 соединения поддерживала её, атакуя наземные цели и борясь с авиацией. 20 октября 1944 года «Энтерпрайз» был отправлен на Улити для пополнения припасов, однако в это время поступила информация, что к Филиппинам двигаются главные силы японского флота. Авианосец был возвращён. Уже 22 октября его разведывательные самолёты обнаружили Южное соединение адмирала Нисимуры в море Минданао. 23 октября авиагруппа «Энтерпрайз» участвовала в многочисленных атаках на японское центральное соединение в море Сибуян, итогом которых стало потопление японского линейного корабля «Мусаси».
Командующий японским Центральным соединением Японский адмирал Курита временно развернул свои корабли назад. Узнав об этом командующий 3 американским флотом адмирал Хэлси принял решение направится против Северного соединения японцев в состав которого входили авианосцы. 25 октября американские самолёты обнаружили его и в ходе шести атак, потопили все японских 4 авианосца. В последнем бою авианосцев на Тихом океане приняли участие и самолёты с «Энтерпрайза».
После завершения морского сражения, в течение нескольких дней авианосец оказывал поддержку высаженным войскам, в том числе осуществляя ночное патрулирование. К тому времени у американцев появился новый противник — камикадзе. 30 октября «Энтерпрайз» впервые подвергся атаки камикадзе, удачно избежав попадания. На следующий день корабли оперативной группы 38.4. покинули район боевых действий.
Последние бои
В начале 1945 года «Энтерпрайз» стал специальным кораблем для ночных действий, что отразилось даже в его названии (CVN-6). Вместе с авианосцем «Индепенденс», также приспособленным к ночным действиям, они образовали отдельную оперативную группу 38.5. При этом днём они придавались для усиления группе 38.2 и действовали как дневные авианосцы.
В январе 1945 года 38 соединение участвовало в рейде в Южно-Китайское море, атакуя цели на побережье Индокитая. Самолёты «Энтерпрайза» предпринимали ночные атаки. Так 22 января 6 «Avenger» бомбили ночью порт Киирун на Формозе, потеряв три самолёта. После рейда соединение вернулось на Улити, где в начале февраля вновь было переименовано в 58 соединение. «Энтерпрайз» и «Саратога» формировали ночную оперативную группу 58.5.
В феврале «Энтепрайз» принял участие в рейде на Японские острова, а затем до 10 марта поддерживал высадку на остров Иводзима, не прерывая воздушное патрулирование в течение 174 часов подряд. Фактически авианосец выполнял функции эскортного, отчего заслужил у участников сражения титул «короля джипов» («Джип-авианосцами» называли эскортные суда осуществлявшими непосредственную поддержку войск при высадке).
После этого «Энтерпрайз» соединившись с остальным соединением принял участие в рейде против Японии в преддверии высадки на Окинаву. 18 марта он получил попадание бомбы, которая к счастью не взорвалась, убив 1 и ранив 2 человек. 20 марта при отражении атак камикадзе в корабль попало два 127-мм снаряда с соседних кораблей охранения, которые привели к сильному пожару на полётной палубе. Авианосец был отправлен на Улити, но ещё до окончания ремонта возвращён под Окинаву. 11 апреля, едва войдя в строй он вновь подвергся атаками двух камикадзе и получил новые повреждения от близких падений. В строй авианосец вернулся уже в мае. С 12 по 14 мая авианосец принимает участие в атаках на Японские острова. Его авиагруппа действовала по ночам, достигнув успехов (с 12 на 13 мая сбито 14, а с 13 на 14 мая — 4 японских самолёта). 14 мая авианосец в очередной раз был повреждён камикадзе. На этот раз истребитель A5M «Зеро» врезался в палубу около носового элеватора пробив несколько палуб. Погибло 13 и было ранено 64 человека. На это раз повреждения были настолько серьёзными, что для их исправления «Энтерпрайз» отправился в США. Больше он участия в боевых действиях не принимал.
Итоги службы
Авианосец «Энтерпрайз» внёс самый значительный вклад в успехи американского флота среди всех кораблей ВМФ США. Он стал одним из трёх авианосцев довоенной постройки, воевавших на протяжении всей войны. В отличие от «Саратоги», долгое время проведшего на ремонте, и ограниченно использовавшегося «Рейнджера», «Энтерпрайз» активно действовал на протяжении всей войны на Тихом океане. В ходе боевых действий он принял участие в 5 из 6 боев авианосцев, причём в сражении у атолла Мидуэй роль самолётов его авиагруппы была решающей для достижения победы. Не менее значительным было участие авианосца в ноябрьском сражении у острова Гвадалканал 1943 года. Хотя с появлением новых авианосцев типа «Эссекс» значимость авианосца стала снижаться, он смог сохранить важность и индивидуальность, специализируясь на ночных действиях.
Длительность и активность участия в боях позволили авианосцу стать рекордсменом как по числу сбитых самолётов противника, так и по числу потопленных военных кораблей и транспортных судов противника. Из крупных кораблей на счету авиагруппы «Энтерпрайз» значатся линейный корабль «Хиэй», тяжёлые крейсеры «Микума» и «Кинугаса», авианосцы «Акаги», «Кага» и «Хирю» и несколько эскадренных миноносцев.
Послевоенная судьба
Послевоенная служба корабля была недолгой. Уже в 1946 году он был направлен для разоружения на Нью-Йоркскую военно-морскую верфь и был выведен из действующего флота в 1947 году. Несмотря на попытки найти средства на переоборудования корабля в мемориал, в 1958 году он был продан на металл и утилизован на верфи в Нью-Джерси
Командиры
- капитан Ньютон Уайт (Newton H. White) (12 мая – 21 декабря 1938)
- капитан Чарльз Паунэлл (Charles A. Pownall) (21 декабря 1938 – 21 марта 1941)
- капитан Джордж Мюррей (George D. Murray) (21 марта 1941 – 30 июня 1942)
- капитан Артур Дэвис (Arthur C. Davis) (30 июня – 21 октября 1942)
- капитан Осборн Хардисон (Osborne B. Hardison) (21 октября 1942 – 7 апреля 1943)
- капитан Карлос Уибер (Carlos W. Wieber) (7 – 16 апреля 1943)
- капитан Сэмюэл Гайндер (Samuel P. Ginder) (16 апреля – 7 ноября 1943)
- капитан Маттиас Гарднер (Matthias B. Gardner) (7 ноября 1943 – 10 июля 1944)
- коммандер Томас Хэмилтон (Thomas J. Hamilton) (10 – 29 июля 1944)
- капитан Кэто Гловер (Cato D. Glover) (29 июля – 14 декабря 1944)
- капитан Гровер Холл (Grover B. H. Hall) (14 декабря 1944 – 25 сентября 1945)
- капитан Уильям Риз (William A. Rees) (25 сентября 1945 – 20 февраля 1946)
- капитан Фрэнсис Бэрдуэлл (Francis E. Bardwell) (20 февраля – 10 июня 1946)
- коммандер Конрад Крэйвен (Conrad W. Craven) (10 июня 1946 – 31 января 1947)
- коммандер Льюис Дэвис (Lewis F. Davis) (31 января – 17 февраля 1947)
Награды
Боевые звезды
«Энтерпрайз» стал самым титулованным американским кораблем Второй мировой войны. На его счету 20 Battle Stars — «Боевых звёзд» (ближайший по числу этих достижений корабль — легкий крейсер «Сан Диего» имел 18 боевых звёзд, второй по достижениям авианосец — «Эссекс», имел «всего» 13 боевых звёзд).
- 1 боевая звезда: Оборона Перл-Харбора. 1941 год
- 2 боевая звезда: Тихоокеанские рейды. 1942 год
- 3 боевая звезда: Сражение у атолла Мидуэй. 1942 год
- 4 боевая звезда: Битва за Гвадалканал. 1942 год
- 5 боевая звезда: Оборона Гвадалканала. 1942 год
- 6 боевая звезда: Бой у Восточных Соломоновых островов. 1942 год
- 7 боевая звезда: Бой у островов Санта-Круз. 1942 год
- 8 боевая звезда: Морской бой у Гвадалканала. 1942 годОшибка в сносках?: Неправильный вызов: ключ не был указан
- 9 боевая звезда: Бой у острова Реннел. 1942 год
- 10 боевая звезда: Сражение за острова Гилберта. 1943 год
- 11 боевая звезда: Сражение за Маршалловы острова. 1944 год
- 12 боевая звезда: Тихоокеанские рейды. 1944 год
- 13 боевая звезда: Операция в Новой Гвинее. 1944 год
- 14 боевая звезда: Сражение у Марианских островов. 1944 год
- 15 боевая звезда: Операция в Западной части Тихого океана. 1944 год
- 16 боевая звезда: Битва у Лейте. 1944 год
- 17 боевая звезда: Битва за Лусон. 1944 год
- 18 боевая звезда: Ночные операции в ходе рейдов к Японским островам. 1945 год
- 19 боевая звезда: Битва за Иводзиму. 1945 год
- 20 боевая звезда: битва за Окинаву. 1945 год
Прочие награды
Первым из авианосцев «Энтерпрайз» получил высокую награду Presidential Unit Citation. Всего эту награду за время войны получили 18 кораблей, из них 3 авианосца. Также в активе «Энтерпрайз» — Благодарность части ВМФ
Источники
- Крис Бишоп. Крис Шант. Авианосцы: иллюстрированная энциклопедия. — Мн.: Омега, 2006. — 256 с. — ISBN 5-465-00850-4.
Напишите отзыв о статье "USS Enterprise (CV-6)"
Примечания
- ↑ Перл-Харбор: Япония наносит удар. Серия «Война в воздухе». № 44
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий USS Enterprise (CV-6)
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.
Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.
Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.
В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
