USS Monitor
«Монитор» (англ. Monitor — наблюдатель) — первый броненосец ВМС США, знаменитый прежде всего своим участием в первой в истории морских сражении битве броненосцев: битве у Хэмптон Роудс 9 марта 1862 года в ходе Гражданской войны в США. «Монитор» стал основателем нового класса судов.
Содержание
История появления
В 1859 году во Франции был заложен «La Gloire» («Ла Глуар» — «Слава») — первый из совершенно нового типа судов: корабль, снабжённый бронёй из стальных плит. В мире данное событие не осталось незамеченным, и вскоре в Великобритании были заложены аналогичные суда, получившие название броненосцы. С этого момента природа морских сражений резко изменилась.
В ходе Гражданской войны в руки Конфедерации попал корпус корабля «Мерримак», который северяне не успели полностью уничтожить при отступлении из базы ВМС в Госпорте. Вскоре разведке северян стало известно, что «Мерримак», который восстанавливали под именем «Виргиния», планируется воссоздать в новом качестве — в виде броненосца, предназначенного для прорыва морской блокады портов Конфедерации.
Не дожидаясь окончания реставрации «Виргинии», федеральные власти решили создать корабль, способный успешно противостоять надежде Юга, какой бы она ни была.
Шведский эмигрант Джон Эриксон, уже зарекомендовавший себя рядом технических новинок, предложил создать принципиально новый корабль, не имевший аналогов в мире. Более того, он заявил, что построит его всего за три месяца. Предложенный им проект оказался настолько убедительным, что президент Линкольн в свойственной ему манере сказал: «Я чувствую то же, что чувствует девушка, первый раз надевающая чулок: в этом что-то есть». Комиссия утвердила проект. И Эриксон сумел построить абсолютно новое судно всего за 100 дней.
Слово «Monitor» в американизированном английском среди прочих имеет и значение «наставник» или «ментор». Подразумевалось, что корабль с таким именем преподаст урок южанам.
Конструкция
Весь корпус корабля был выполнен из железа. Высота бортов составляла всего 60 см. Броня покрывала не только борта, но и палубу. Палуба была совершенно пустой, за исключением хорошо бронированной рулевой рубки и орудийной башни. Ближе к корме находились две дымовые трубы, которые требовалось демонтировать перед вступлением в бой.
Вращающаяся тяжелобронированная орудийная башня была вооружена двумя 11-дюймовыми (279 мм) гладкоствольными орудиями Дальгрена. Орудия заряжались с дула и выдвигались в порты после перезарядки на талях. Башня «Монитора» бронировалась многослойной бронёй толщиной в 8 дюймов. На момент спуска ни одно корабельное орудие флота южан не было способно пробить такую броню. По оценке первого командира корабля лейтенанта Уордена: «если снаряд ударит в башню под острым углом, то он отскочит от неё, не причинив повреждений». Орудия Дальгрена, которыми был вооружён корабль, действовали в духе морской стратегии того времени: они предназначались не для пробивания брони противника, но для разбития листов брони или попытки сорвать их крепления. Однако после разрыва одного из подобных орудий на испытаниях используемые пороховые заряды были серьёзно уменьшены. В 1906 году в интервью с последним из оставшихся в живых офицеров «Монитора», капитаном Луисом Н. Стоддером (англ. Louis N.Stodder), прозвучало утверждение:
|
Мы имели приказ использовать лишь 15-фунтовые заряды чёрного пороха — при весе ядра 165 фунтов. Сейчас в пушках такого же калибра используют заряды весом от 250 до 500 фунтов пороха. Эффект же нашей стрельбы был сравним с бросанием большого каучукового мяча — столь мала была пробивающая способность наших ядер. | 
|
Малая осадка позволяла кораблю действовать на реках и отмелях береговой линии.
Всего в конструкции корабля было использовано 47 уникальных изобретений, защищённых патентами.
Недостатки
Как корабль оригинальной конструкции, создаваемый в спешке, «Монитор» обладал множеством недостатков.
Проблемы были с трёхсотсильным двигателем, позволявшим развивать скорость всего в 9 узлов. Однако даже такая скорость зачастую была недостижима: сверхнизкие борта не только снижали видимость корабля для противника, но и сильно ухудшали его маневренность, к тому же при малейшем волнении на море волны просто перехлёстывали через борта. В своём первом переходе корабль попал в волнение на море, которое было всего в 2—3 балла, но и этого оказалось достаточным, чтобы корабль добрался до цели только чудом. Волны перехлёстывали через борта, негерметичные люки пропускали воду внутрь. Низкие трубы были повалены волной, и вода погасила топки котлов. Трюмы оказались полны ядовитого дыма, остановившиеся машины не позволяли использовать паровые помпы, и корабль медленно тонул. Только улучшение погоды позволило вновь разжечь топки, откачать воду и продолжить путь.
Свои недостатки имела и новейшая система применения пара для вращения башни. По свидетельству заместителя командира корабля лейтенанта Грина башня вращалась то туго, то легко и быстро: «Трудно было начинать вращение, а если оно уже началось, остановить его».
Многие недостатки корабля можно было бы исправить, но завершившееся строительство «Виргинии» потребовало немедленного ввода «Монитора» в строй.
Битва на рейде Хемптон-Роудс
В ходе боя броненосца южан «Виргиния» против блокадной эскадры северян 8 марта 1862 года преимущества нового типа судов проявились в полной мере. «Виргиния», не понеся никаких ощутимых потерь, уничтожила два мощных корабля противника («Камберленд» и «Конгресс») и тяжело повредила третий. Прибывший к месту сражения поздно вечером «Монитор» оказался последним средством, способным оказать сопротивление «Виргинии».
Командовал «Монитором» лейтенант Джон Л. Уорден (John L. Worden). Его заместителем был лейтенант Сэмюэль Дана Грин (Samuel Dana Greene), во время боя находившийся в башне. Третьим по старшинству был лейтенант Элбан К. Стимерс (Alban C.Stimers), служивший на «Мерримаке» до его захвата.
Однако в Вашингтоне решили иначе. Узнав о трагических обстоятельствах боя 8 марта и опасаясь, что «Виргиния» поднимется вверх по Потомаку и атакует Белый дом и Капитолий, командование флотом отдало приказ «Монитору» срочно отправиться в Вашингтон. Однако Уорден, то ли понимая, что целью южан является прорыв блокады, а не атака столицы, то ли просто опасаясь второго долгого перехода, могущего оказаться гибельным для судна, приказ предпочёл проигнорировать. По другой версии, приказ не был передан Уордену исполнявшим обязанности командира эскадры капитаном Марстоном.
9 марта «Виргиния», выйдя в море для уничтожения «Миннесоты», столкнулась с «Монитором». Форма последнего была настолько необычна, что экипаж южан принял его то ли за бакен, то ли за плот, и проигнорировал в качестве противника. Это позволило Уордену подойти вплотную и дать залп. Однако ядра отлетали от броневой защиты корабля южан. Впрочем, и ответный залп «Виргинии» оказался безрезультатным. После одного из попаданий «Виргинии» Уорден вылез из башни и осмотрел выбоину, оставленную снарядом. Позднее он написал: «за исключением нескольких трещин, корпус не был поврежден».
Корабли сопровождения «Виргинии», предпочитая не рисковать, вернулись к Норфолку.
После нескольких безрезультатных залпов южане попробовали поразить противника в бойницы орудий, но на «Мониторе», пользуясь паровым приводом поворота башни, разворачивали её после каждого выстрела, а не использовали имевшиеся тяжёлые железные плиты, предназначенные для её защиты, но сильно замедлявшие темп стрельбы и выматывающие матросов.
Однако вышло из строя переговорное устройство между башней и рубкой, и приказы передавались через матросов, бегающих по открытой палубе. По иронии судьбы оба матроса (Килер и Тофф) до службы на «Мониторе» были людьми сухопутными, и доставляемая ими информация зачастую искажалась. Ориентация же из самой орудийной башни была крайне затруднена: специальные отметины, позволявшие различать левый и правый борта, вскоре были затёрты, и Грину часто приходилось вести стрельбу, полагаясь лишь на собственную интуицию.
Убедившись, что «Монитор» также неспособен причинить вред противнику, лейтенант Уорден попытался таранить «Виргинию» со стороны винта. Однако «Виргиния» лучше слушалась руля и сумела избежать столкновения. Тем не менее, залп «Монитора» с минимального расстояния пробил-таки броню «Виргинии», но деревянная подкладка оказалась неповреждённой, и течь не образовалась. В свою очередь, капитан «Виргинии» Джонс также попытался таранить противника. Однако специально приспособленного тарана, установленного на «Виргинии», корабль лишился ещё в предыдущий день в столкновении с «Камберлендом». Попытка подмять днищем низко сидящий в воде «Монитор» тоже оказалась безрезультатной: удар пришёлся вскользь.
В башне «Монитора» кончились ядра, а для их дополнительной загрузки требовалось развернуть башню по носу корабля. Ошибочно приняв бездействие противника за поломку, «Виргиния» вновь попыталась добить стоящую на мели «Миннесоту», однако вскоре «Монитор» вернулся в бой.
К исходу третьего часа боя наводчики «Виргинии» сменили тактику и стали целить в командирскую рубку. В результате одного из разрывов снарядов пострадал капитан «Монитора» Уорден: осколками и окалиной с внутренней стороны бронелиста ему выбило один глаз и повредило второй. Командование принял на себя лейтенант Грин, который принял решение уходить под прикрытие своих батарей: наступал отлив, и даже корабль с столь малой осадкой рисковал оказаться на мели в виду береговых батарей противника, что привело бы к его потере. Кроме того, команда, не спавшая с момента выхода корабля из Нью-Йорка, устала как физически, так и психологически. Грин писал:
«Мои люди, да и я сам, были совершенно черны от дыма и пороха. Все мое белье было абсолютно чёрным… Я оставался на ногах так долго и был в таком взбудораженном состоянии, что моя нервная система совершенно измоталась. Нервы и мускулы резко сокращались, словно по ним постоянно пробегал электрический разряд… Я лег и попытался заснуть — с тем же успехом я мог попытаться взлететь».
Однако многочисленные наблюдатели на берегу считали иначе: помощник военного министра Фокс был возмущён отходом «Монитора» и позднее требовал отстранения Грина от командования. Ряд газет (как Севера, так и Юга) прямо обвинял экипаж «Монитора» в трусости.
Командование «Виргинии» было удивлено отходом «Монитора» (он казался противнику неповреждённым) и некоторые время ожидало его возвращения на рейде. Однако «Виргиния» оказалась не в состоянии сражаться с кем бы то ни было: корпус корабля ослаб от постоянных ударов, началась течь в деревянной основе судна, а начавшийся отлив грозил набравшему воды судну посадкой на мель. Корабль вернулся в Норфолк для ремонта.
Крайне маломощная тяжёлая промышленность южан, и так приложившая нечеловеческие усилия для создания «Виргинии» (на переплавку пускали даже металлические ограды частных домов в городах), не сумела восстановить судно.
Таким образом, несмотря на то, что поле боя осталось за «Виргинией», цель последней (прорыв блокады) оказалась неосуществлённой, а цель «Монитора» (не допустить деблокады) оказалась успешно выполненной.
Монитор (класс кораблей)
Свидетелем сражения стал французский корабль «Гассанди» (фр. Gassendi). Его командир впоследствии в Европе описал увиденное им.
Вскоре после битвы, наглядно продемонстрировавшей возможности бронезащиты, во всём мире появились корабли аналогичного класса: в США создавались как однобашенные, так и двухбашенные мониторы. Их мореходные качества были существенно улучшены и позволяли кораблям выходить в море.
Аналогичными судами были укомплектованы флота Великобритании, России, Швеции, Норвегии, Дании и Перу. Примечательно, что первый монитор шведского флота, спущенный на воду спустя три месяца после битвы у Хемптон-Роудс, был назван в честь Джона Эриксона.
Гибель
29 декабря 1862 года «Монитор» после ремонта следовал на буксире на тросе в Хемптон-Роудс. Однако в районе 11 часов вечера случилось то, чего опасалась команда ещё во время самого первого похода: волны захлестнули корабль, и он стремительно затонул. Вместе с кораблём погибло 4 офицера и 12 матросов (49 человек было спасено).
Место гибели
В 1973 году место гибели «Монитора», обнаруженное в 16 милях к юго-востоку от от мыса Хаттерас в Северной Каролине, было объявлено первым национальным морским святилищем. Из-за бурных течений и изменчивой погоды данный район часто называют Кладбищем Атлантики.
В 1998 году со дна моря был поднят винт корабля. 16 июля 2001 была поднята 30-тонная силовая установка. А в 2002 году после 41 дня работы со дна моря была поднята башня корабля. Во время подъема были найдены останки двух моряков, которые ожидают своей идентификации.
Сейчас место гибели корабля находится под охраной Национального агентства океанологии и атмосферы. Многочисленные части корабля, поднятые со дна, находятся в Морском музее в Виргинии.
В 1986 году место гибели «Монитора» было объявлено национальным историческим памятником.
«Монитор» в искусстве
- История «Монитора» достаточно подробно описана в фантастическом историческом романе известного фантаста Гарри Гаррисона «Кольца анаконды».
- Строительство кораблей и финальное сражение между «Виргинией» и «Монитором» воспроизведены режиссёром Делбертом Манном в художественном фильме 1991 года «Броненосцы»[1].
- USS Monitor — песня шведской метал-группы Civil War.
Напишите отзыв о статье "USS Monitor"
Примечания
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0102129/ Ironclads] (англ.)
Ссылки
- [www.licey.net/history/war/index.php?page=14_monitor.php&left=left2.php Хэмптонский рейд: «Виргиния» против «Монитора» (8-9 марта 1862 г.)]
- [www.almanacwhf.ru/?no=4&art=1 Jack Greene,Alessandro Massignani Первые броненосцы. Глава вторая]
- [militera.lib.ru/h/mal_km/09.html Маль К. М. Гражданская война в США 1861—1865. — М.: ACT; Мн.: Харвест, 2002.]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий USS Monitor
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.
Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.
Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
