Unam Sanctam
Unam Sanctam (с лат. — «Единой, Святой,») — под этим именем известна булла папы Бонифация VIII 1302 года, в которой получили законодательное выражение все притязания средневекового папства. Церковь, по этой булле, имеет единого Господа, единую веру, едино крещение и единого видимого главу, который есть представитель Христа и преемник апостола Петра. В руках его находятся те два меча, о которых говорится в Евангелии от Луки, (22.38) и под которыми нужно разуметь меч духовный и меч светский. Непосредственно осуществляется папой только власть духовного меча, то есть слова; материальный меч вручается папой в светские руки и извлекается в защиту церкви не самим папой, а, по его мановению, рукой королей и солдат. Как светский меч должен быть в подчинении духовному, так и светская власть должна быть подчинена духовной; последняя поставляет первую и судит её, если она отклоняется от правого пути. Вообще подчинённость всякого человеческого существа римскому первосвященнику есть догмат веры, необходимый для спасения души (см. Папство). Попав в Corpus juris Canonici, булла Unam sanctam стала общим церковным законом католической церкви, а со времени провозглашения на Ватиканском соборе догмата папской непогрешимости взгляд буллы на отношение между светской и духовной властью получил значение догмата.
См. также
- Jos. Berchtold, "Die Bulle Unam Sanctam, ihre wahre Bedeutung u. Tragweite für Staat u. Kirche" (Мюнхен, 1887);
- Martens, "Vatican u. Bonif. VIII" (Мюнх., 1888);
- рецензию проф. Суворова на. книгу Берхтольда в "Юридич. Библиогр. Демидов. Юрид. Лицея", № 9.
Напишите отзыв о статье "Unam Sanctam"
Отрывок, характеризующий Unam Sanctam
– Чего бояться?– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
