Чешские братья

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Unitas Fratrum»)
Перейти к: навигация, поиск

Чешские братья (чеш. Jednota bratrská, лат. Unitas Fratrum), Община богемских братьев, также моравские братья[1] и гернгутеры[2] — христианская евангелическая деноминация, основанная в ЧехииБогемии) в XV в. после гуситского революционного движения, из остатков гуситов. Основой богословия чешских братьев стали идеи Яна Гуса и Петра Хельчицкого.

Название гернгутеры появилось в начале XVIII века в Германии, когда на землю, купленную сыном саксонского министра графом Николаем Цинцендорфом, начали прибывать духовные носители идеи богемских братьев и сторонники других преследуемых религиозных движений (в частности анабаптистов). Новое поселение было названо Гернгут, потому сама община стала именоваться «гернгутской братской общиной»[3]. Традиционно название гернгутеры применяется лишь к тем наследникам чешских братьев, которые живут в Германии или являются выходцами из Германии. Для чешских братьев в самой Чехии и Моравии это название не используется[4].





История

Первая община чешских братьев основана в 1457 году в Кунвальде (чеш. Kunvald) Ржегором. Братья жили по примеру ранних христиан в бедности и смирении, строго придерживаясь правил морали. Правилами братства было запрещено занимать любые должности, братья проповедовали непротивление злу насилием. Из среды Богемских братьев вышло много чешских учёных: Ян Благослав, Ян Амос Коменский и др.

Своими сочинениями («Сеть веры») Пётр Хельчицкий приобрёл себе многих приверженцев, называвшихся братьями Хельчицкими, которые под руководством бывшего францисканского монаха Грегора, племянника утраквистского епископа Рокицаны, образовали вместе с остатками таборитов и более строгими каликстинцами (чашниками) самостоятельную религиозную общину. В 1457 г. ими была основана в отведённой им королём Йиржи Подебрадом деревне Кунвальде колония, где они нашли в священнике Михаиле Брадаче энергичного борца за своё дело. Новая община получила название Unitas fratrum, братское единение, а члены её именовались fratres legis Christi, братья Христова закона или просто — Братья. Преследуемые правительством, они в 1467 в деревне Хотке (близ Рейхенау) совершенно отреклись от католической церкви и избрали по жребию трёх старшин, рукоположённых в епископы жившим в Австрии епископом вальденсов Стефаном. С тех пор они жили в пустынях и пещерах (отсюда данное им в насмешку прозвище «пещерники»), но строгостью нравов и братским единением приобретали всё больше последователей, так что ко времени Реформации у них было около сотни своих молелен. Представленное ими в 1532 г. маркграфу Георгу Бранденбургскому и в 1535 г. королю Фердинанду Исповедание веры расположило в их пользу даже Лютера.

За отказ сражаться против протестантов в Шмалькальденской войне они были изгнаны Фердинандом из Австрии. После подавления Пражского восстания сословий 1547 года деятельность чешских братьев на территории Чешского королевства была запрещена несколькими королевскими мандатами и начались открытые репрессии против общины. Около 1000 человек в 1548 году переселилось в Пруссию, где герцог Альбрехт отвёл им для местожительства Мариенвердер. В 1570 они заключили с польскими лютеранами и реформатами Сандомирское соглашение, в силу которого на них были потом распространены льготы Диссидентского мира 1572 г. В Богемии они добились терпимости в силу так назывываемой Чешской конфессии (Confessio Bohemica) 1575 года, то есть Исповедания веры, выработанного ими сообща с другими евангелическими церквами страны.

После поражения восстания чешских сословий 1618—1620 годов и несчастного для протестантов исхода богемской войны, Чешские братья были полностью разгромлены, выгнаны из Богемии и Моравии и расселились в разных странах. Только граф Цинцендорф, давший в 1722 г. многим из них убежище в своём саксонском поместье (регион Обер-Лаузитц) и разрешивший основать посёлок Гернгут (Хернхут, Herrnhut), до некоторой степени снова восстановил братскую общину.

Общины богемских братьев (гернгутеров) возникали в различных местах Германии, Нидерландов, Великобритании, Дании, Швеции, в США, и даже в Гренландии. Гернгутерские проповедники действовали в Валахии, Алжире и Цейлоне, среди индейцев в Северной Америке.

После издания Екатериной II манифеста о приглашении в Российскую империю иностранных колонистов, гернгутеры одними из первых основали в 1765 году свою колонию в Сарепте (Царицынский уезд Саратовской губернии; сейчас Красноармейский район г. Волгограда).

После смерти в 1817 году проповедника Генриха Штиллинга-Юнга гернгутеры из Вюртемберга и Баварии добились особого разрешения у Александра I на поселение в Закавказье, поскольку Штиллинг-Юнг утверждал, что Второго пришествия следует ожидать за Кавказом, у горы Арарат. Почти девять тысяч членов общин, распродав имущество, отправились на восток, но менее половины из них добрались до Измаила, остальные погибли в пути. Некоторые из них осели в Бессарабии и вблизи Одессы, однако около 500 семей продолжили путь в Закавказье. К 1819 году они образовали несколько колоний в Грузии близ Тифлиса и одну колонию в Азербайджане.[5][6]

Особенности учения гернгутеров, кроме требования чистоты апостольской жизни, заключались в сохранении семи таинств, в признании только духовного причастия и в отвержении спасения одной верой. Присяга, военная и государственная служба отвергалась ими как несогласные с Нагорной проповедью. Церковное устройство их тоже было основано на Священном Писании: проповедью и причастием заведовали пресвитеры (ministri), тогда как надзор за церковным благочинием находился в руках епископов (episcopi или semores). Внутренними делами общины заведовали синоды.

Современное положение

В настоящее время Чешская провинция общины Чешских братьев включает в себя около 3000 членов, объединённых в 24 собрания (сбора) и другие миссионерские организации, при некоторых из которых действуют начальные и библейские школы[7].

См. также

Напишите отзыв о статье "Чешские братья"

Примечания

  1. Богемские братья // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Гернгутеры // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. с XVIII века
  3. Плеве И. Р. Сарепта / Составитель и автор вступительной статьи И. Р. Плеве. — Саратов: Международный союз немецкой культуры (IVDK) при содействии МИД ФРГ, 1995. — 96 с. — 1 500 экз. — ISBN 5-292-01904-6.
  4. Однако внетерриториальный сеньорат Евангелической церкви чешских братьев, объединяющий приходы, которые присоединились к ней из Чешской Братской общины с сохранением особенностей богослужения и устройства, именуется Охрановским, по чешскому названию Гернгута.
  5. [www.jcrelations.net/.3187.0.html?L=7 Грета Ионис. Немецкие гернгутеры, или просионистские идеи Юнга-Штиллинга]
  6. [www.rusdeutsch-panorama.ru/article.php?mode=view&site_id=34&own_menu_id=14305 Андрей Окулов. История германцев — «немцев» в России]
  7. [www.jbcr.info/index.php?str=7&tp=1 Přehled aktivit Jednoty bratrské]

Литература

  • Богемские братья // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Lochner, «Entstehung der Brüdergemeinde in Böhmen u. Mähren» (Нюрнб., 1832);
  • Gindely, «Geschichte der B-en В.» (Прага, 1857, 2 т.);
  • Palacky, «Ueber das Verhältnis u. die Beziehungen der Waldenser zu den ehemaligen Sekten in Böhmen» (там же, 1869);
  • Goll, «Quellen und Untersuchungen zur Geschichte der B-en В.» (там же, 1878);
  • Zezschwitz, «Die Katechismen der Waldenser u. B-en. В.» (Эрланген, 1863).

Ссылки

  • Грета Ионкис.[www.jcrelations.net/.3187.0.html?L=7 Немецкие гернгутеры, или просионистские идеи Юнга-Штиллинга]
  • [kerigma.ru/church_history/church_history2_27.html Андре Миллер. «История христианской Церкви». ВТОРОЙ ТОМ. Глава 27.Движение вне поместной церкви и время просвещения.]

Отрывок, характеризующий Чешские братья

Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.