VII съезд РКП(б)
Седьмой съезд РКП(б) (экстренный), состоялся 6 — 8 марта 1918 года, Петроград. В работе съезда участвовало 47 делегатов с решающим и 59 с совещательным голосом более чем от 170000 членов партии. Ввиду экстренного созыва съезда и оккупации германскими войсками части территории Советской России многие партийные организации не смогли прислать делегатов. Но так как было представлено более половины членов партии, насчитывавшихся в ней к предыдущему, VI съезду, согласно Уставу съезд был правомочным. Работой съезда руководил В. И. Ленин, который выступил на заседаниях 18 раз, в том числе с докладами по основным вопросам.
Съезд проходил в условиях строжайшей конспирации, его протоколы были впервые опубликованы только в 1923 году.
Содержание
Порядок дня
- Отчёт ЦК (докладчики В. И. Ленин и Я. М. Свердлов);
- Вопрос о войне и мире (докладчики В. И. Ленин и Н. И. Бухарин);
- Пересмотр программы (докладчики В. И. Ленин и Н. И. Бухарин)
- Переименование партии (докладчик В. И. Ленин);
- Организационные вопросы (докладчик Г. Е. Зиновьев);
- Выборы.
Решения съезда
В политическом отчёте Ленин дал анализ международного и внутреннего положения страны. Основное внимание он сосредоточил на защите и обосновании решения ЦК партии и Советского правительства о немедленном подписании тягчайшего мира с Германией. По его мнению надо было во что бы то ни стало добиться мирной передышки для сохранения Советской власти (основные доводы: к весне 1918 года Советская Россия фактически не имела армии, трудящиеся массы устали от войны и требовали мира, хозяйство было подорвано войной, предполагаемая революция в Германии не началась). Ленин назвал авантюризмом попытки ставить в зависимость судьбу Октябрьской революции 1917 от возможной, но ещё только зреющей революции в Западной Европе. Он выразил твёрдую уверенность в том, что если мир будет завоёван, Советская Россия в конечном счёте победит.
По вопросу о войне и мире на съезде разгорелась борьба. В прениях выступило 18 делегатов. Бухарин защищал и обосновывал позицию «революционной войны» против Германии. Принятое большинством голосов ЦК партии решение о заключении мирного договора (7 против 6) он характеризовал как капитуляцию вовне и внутри и требовал аннулировать этот договор. Его поддержали «левые коммунисты» и ряд лидеров партии (Н.Н. Крестинский, М. С. Урицкий, А. А. Иоффе, А. С. Бубнов, Г. И. Ломов, Д. Б. Рязанов, В. В. Оболенский (Н. Осинский), Т. В. Сапронов и др.). Против Ленина выступил и Л. Д. Троцкий, отстаивая свой лозунг «ни войны, ни мира». Предложения «левых коммунистов» и Троцкого были отклонены съездом; ленинская резолюция о войне и мире принята 30 голосами против 12, при 4 воздержавшихся.
Съезд рассмотрел вопрос о пересмотре программы и названия партии. Первая программа, принятая на II съезде РСДРП в 1903 году, нацеливавшая партию на совершение буржуазно-демократической и социалистической революций, была выполнена. Необходимо было выработать новую — на период построения социализма. Съезд избрал комиссию, которой поручил подготовить программу, положив в основу указания съезда. В состав комиссии вошли В. И. Ленин, Л. Д. Троцкий, Н. И. Бухарин, Г.Е. Зиновьев, Г. Я. Сокольников, И.В. Сталин, В. М. Смирнов (кандидатами в члены комиссии были избраны К. Б. Радек и В. В. Оболенский (Н. Осинский)).
Что же касается названия партии, то ни на VII (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б) 1917 года, ни на VI съезде партии (июль — август 1917) вопрос об изменении названия партии не рассматривался. VII съезд партии Я. М. Свердлов открыл словами: «По поручению ЦК РСДРП объявляю заседание VII съезда партии открытым», то есть на момент начала съезда официальным сокращённым названием партии было «РСДРП» (в стенограмме VII съезда и текстах его документов аббревиатура РСДРП(б) не встречается; она используется только в текстах более позднего происхождения, в том числе в заголовках документов съезда, данных им впоследствии). В принятой 8 марта 1918 г. резолюции «Об изменении названия партии…» сказано: «Съезд постановляет именовать впредь нашу партию (Российскую социал-демократическую рабочую партию большевиков) Российской коммунистической партией с добавлением в скобках 'большевиков'». Таким образом, до VII съезда большевистская партия полностью официально называлась «Российской социал-демократической рабочей партией большевиков» (сокращённо РСДРП), а после него — «Российской коммунистической партией (большевиков)», сокращённо РКП(б). Повсеместно используемая аббревиатура «РСДРП(б)» возникла позже и носила полуофициальный характер.
ЦК
Съезд избрал Центральный комитет партии в составе (по числу поданных голосов):
Напишите отзыв о статье "VII съезд РКП(б)"
Ссылки
- [publ.lib.ru/ARCHIVES/K/KPSS/_KPSS.html#007 Седьмой экстренный съезд РКП(б). Март 1918 года: Стенографический отчет. — М.: Госполитиздат, 1962. — ХLI + 402 с.: ил.]
- КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1898—1954. Издание восьмое, т.2, М., 1970.
- [www.knowbysight.info/2_KPSS/07903.asp Делегаты VII-го Экстренного съезда РСДРП(б)]
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий VII съезд РКП(б)
Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
