Valio

Valio Ltd.
Основание	1905
Расположение	Финляндия Финляндия: Хельсинки
Ключевые фигуры	Анникка Хурме (генеральный директор с 2014 года)
Отрасль	Пищевая промышленность
Продукция	Молочная продукция
Оборот	€1,7 млрд (2015 год)
Чистая прибыль	€69 млн (2012 год)
Число сотрудников	4000
Сайт	[www.valio.fi www.valio.fi]

К:Компании, основанные в 1905 году

Valio Ltd. (по-русски произносится Ва́лио) — финская продовольственная компания. Штаб-квартира — в Хельсинки. Генеральный директор компании с 6 октября 2014 года — Анникка Хурме, сменившая Пекку Лааксонена, занимавшего этот пост с 2007 года.

История

Компания основана в 1905 году, а название получила от фин. valio («отборный», «элитный»). Компания была образована как сообщество кооперативов для экспорта масла высокого качества из Финляндии. В 1910 году в составе компании были 150 членов. В 1916 году была создана первая лаборатория Valio для разработки сыра. В 60-е годы 20 века компания начинает активно экспортировать свою продукцию (масло) в Англию и Шотландию, в 90-е годы - в Россию и США, а также в Ливан, Египет, Сирию и Иран. В 1994 году Valio создает подразделения в Швеции, Прибалтике, США и России, а также в Швейцарии, Бельгии и на Среднем Востоке.

В 2012—2014 годах Агентство свободной конкуренции и защиты прав потребителей (KKV) предприняло расследование ценовой политики Valio после жалобы, поданной конкурентом Valio по рынку, шведской компанией Arla. В декабре 2012 года KKV приняло решение, согласно которому Valio злоупотребляла своей лидирующей позицией на рынке, продавая молоко в убыток себе в 2010—2012 годах с целью выжить с рынка шведского конкурента. Суд по вопросам рыночных отношений наложил на продовольственную компанию Valio штраф в размере 70 млн евро за нарушение закона о конкуренции.

Деятельность

Valio Ltd. производит широкий ассортимент молочной продукции — сыры, масло, молоко, йогурты, соки и ингредиенты для пищевой промышленности. Компании принадлежат 15 заводов в Финляндии (Вантаа, Йоэнсуу, Кайтсор, Лапинлахти, Оулу, Рийхимяки, Сейняйоки, Суоненйоки, Тампере, Тохолампи, Туренки, Хаапавеси, Хельсинки, Ювяскюля, Яянекоски), два в Эстонии (Лаева и Выру), один в Бельгии и один в России. На локальном рынке в Финляндии Valio является лидером в различных категориях молочной продукции и крупнейшим переработчиком, перерабатывая 86 % молока, производимого в стране.

Оборот группы Valio в 2006 году составил 1,6 млрд евро, прибыль — 6 млн евро. В 2010 оборот составил 1,8 млрд евро.. Оборот в 2015 году составил 1,7 млрд евро

Компания Valio обладает собственным центром исследований и разработок, основное направление деятельности которого — анализ и разработка продукции, а также изучение различных пищевых проблем и методов их решения. Его создателем и руководителем был Арттури Илмари Виртанен, лауреат Нобелевской премии 1945 года за так называемую АИВ-технологию.

Valio в России

В первый раз финское масло концерна Valio появилось в еще в Российской империи. Тогда компания поставляла масло ко двору императора Николая II.

В 1956 году Valio начинает поставки в СССР плавленого сыра «Виола», первоначально сыр поставлялся в пластмассовых коробках с бумажными обложками, закрывавшими коробку со всех сторон. На крышке коробки была изображена блондинка Виола с букетом огромных фиалок. Логотип «Valio» был на ней почти незаметен — его напечатали чёрным цветом. Потом коробка с бумажной обложкой исчезла: её заменила коробка из красного пластика. Внешний вид коробок остался тем же.

В 1994 году открыто представительство в Санкт-Петербурге. В 1994 году там же было образовано дочернее ООО «Валио», основное направление деятельности которого — импорт и продвижение на российском рынке продукции Valio. Наиболее известными в России брендами Valio являются плавленый сыр Viola, сыр Oltermanni и масло «Валио». С 2011 года ООО «Валио» также развивает собственные продажи в странах СНГ. На тот момент все сырье для производства продукции было финское, компания усиленно борется за качество.

На 2011 год Valio располагала двумя производственными площадками в России: контрактное производство на фабрике «Галактика» в Ленинградской области и собственная фабрика в Одинцовском районе Московской области. По данным 2015 года, компания всего инвестировала 63 млн евро в собственный завод в России, мощность завода "Ершово" составляет 10 тыс. т.

Годовой объём продаж в России в 2010 году в денежном эквиваленте составил более 11,8 млрд рублей, что на 36 % выше, чем в 2009 году.

В 2013 году центр исследований и разработок Valio создал специально для российского рынка йогурты без "Е"-добавок, таким образом, финский концерн впервые представил на российском рынке продукты в концепции Clean Label. Лицом бренда стала российская фигуристка Татьяна Навка.

8 августа 2014 года компания сообщила, что она остановила производственные линии в Финляндии, ориентированные на российский рынок, в связи с введением Россией ответных санкций против стран ЕС, при этом почти 90 % продаж финской компании в Российской Федерации составлял импорт из Финляндии. C 2014 года компания развивает собственное производство в России, привлекает новых партнеров, заключает контракт с заводом "Эрманн" в Московской области, заводом "Кохмайстер" (масло "Виола"), расширяет производство плавленого сыра "Виола" на своем заводе в Подмосковье при этом продолжает контролировать качество на всех этапах. В 2015 году компания нарастила объем производства российской продукции на 30%.

Ссылки

• [www.valio.fi Официальный сайт компании] (фин.)
• [valiorussia.ru Официальный сайт филиала в России] (рус.)
• [expert.ru/northwest/2013/20/finskie-slivki-s-russkogo-moloka/ Финские сливки с русского молока] // «Эксперт Северо-Запад»" № 20 (617), 20 май 2013

Отрывок, характеризующий Valio

– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.