Словарь вариантов немецкого языка

Слова́рь вариа́нтов неме́цкого языка́ (нем. Variantenwörterbuch des Deutschen) — словарь, созданный в 2004 году при участии Ульриха Аммона. Первое издание словаря описывает географические варианты стандартного немецкого языка, затрагивая тему диалектов и обиходно-разговорного языка лишь в тех случаях, когда их характерные лексические особенности пересекаются с особенностями национальных вариантов. Издание 2004 года насчитывало 12 тысяч слов и оборотов.

Словарь описывает немецкий язык как плюрицентрический и сравнивает языки каждой из немецкоязычных стран между собой, как официальные на территориях соответствующих государств. Среди таких государств словарь рассматривает: Германию, Австрию, Швейцарию, Люксембург и Лихтенштейн, а также немецкоязычные области Бельгии и Южный Тироль. Во втором издании предполагается включение лексики из намибийского варианта, подверженного влиянию языка африкаанс.

При составлении словаря принимались во внимание следующие критерии. Во-первых, лексика, принятая в словарь, должна присутствовать не во всех вариантах либо в каждом конкретном варианте она должна иметь отличные особенности использования, различные значения и сферы применения в обществе. Во-вторых, обязательному учёту подлежат специфические для каждого варианта сокращения, имена и обороты речи, исключая диалектизмы, разговорные формы и устаревшие слова и выражения.

Литература

• Ulrich Ammon, Hans Bickel, Jakob Ebner. Variantenwörterbuch des Deutschen. Die Standardsprache in Österreich, der Schweiz und Deutschland sowie in Liechtenstein, Luxemburg, Ostbelgien und Südtirol. — Berlin: Walter de Gruyter, 2004. — ISBN 3-11-016575-9.

Ссылки

• Ulrike Bohnsack. [www.uni-due.de/home/fb/presse/presse_allg/presse_22.12.2004_07189.shtml Pressliste: Variantenwörterbuch Deutsch] (нем.). Uni Duisburg-Essen (22.12.2004). Проверено 15 июля 2012. [www.webcitation.org/6B1rzv7TC Архивировано из первоисточника 29 сентября 2012].

Отрывок, характеризующий Словарь вариантов немецкого языка

11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.