Кадровый гасящий импульс

Ка́дровый гася́щий и́мпульс, (англ. Vertical Blanking Interval, сокр. VBI), также известный как VBLANK — составляющая видеосигнала аналогового телевидения, существующая для гашения луча кинескопа во время обратного хода кадровой развёртки. Каждый кадр видеосигнала с чересстрочной развёрткой содержит два кадровых гасящих импульса, по одному для чётного и нечётного полей. При прогрессивной развёртке кадр содержит один кадровый гасящий импульс. Кадровый гасящий импульс и его составляющие формируются синхрогенератором видеокамеры, видеомагнитофона или видеокартой компьютера.

История

Кадровый гасящий импульс унаследован современным телевидением от ранних систем с электронно-лучевыми трубками. Его длительность составляет существенную величину из-за индуктивной инерции отклоняющих магнитных катушек, которые осуществляли строчную и кадровую развёртки, отклоняя электронный луч. Магнитное поле, и, следовательно, положение светящейся точки на экране не могут изменяться мгновенно, поэтому обратный ход занимает определённый промежуток времени. Для кадровой развёртки он равен длительности нескольких строк строчной развёртки, поскольку генераторы обеих развёрток работают непрерывно. Строки, приходящиеся на обратный ход кадровой развёртки, не несут изображения и поэтому называются пассивными. Разные обозначения стандартов разложения могут учитывать количество всех строк или только активных. Так, в европейском стандарте разложения 625/50, принятом в России, активных строк 576, а 49 — пассивных, приходящихся на оба кадровых гасящих импульса длительностью 1,6 миллисекунды каждый. Обозначение 576i соответствует стандарту 625/50 с чересстрочной разверткой. Современные телевизоры, не оснащенные электронно-лучевыми трубками не требуют времени на обратный ход развёрток, однако стандарты аналогового телевидения существуют в неизменном виде для возможности приёма телепрограмм всеми телевизорами, в том числе с кинескопом.

Состав кадрового гасящего импульса

Вместе с кадровыми гасящими импульсами передаются кадровые синхроимпульсы, а также уравнивающие импульсы для чересстрочной синхронизации. Кадровый гасящий импульс является одной из главных составляющих телевизионного синхросигнала, и кроме видеосигнала телевидения присутствует в видеосигнале аналоговых компьютерных видеоинтерфейсов, таких как VGA, S-Video и других. Интерфейс VGA для передачи кадровых гасящих импульсов имеет отдельный контакт. Во время кадрового гасящего импульса изображение не передается и на экране он никак не отображается, потому что совпадает с обратным ходом развёртки. Во время обратного хода в электронно-лучевых трубках луч гасится, чтобы предотвратить перечёркивание изображения. Для надежного гашения луча кадровый гасящий импульс передаётся на уровне, соответствующем уровню чёрного в изображении. Во время кадрового гасящего импульса в современном телевидении так же могут передаваться служебные сигналы, поскольку импульс невидим на экране. Служебная информация, уравнивающие и кадровые синхроимпульсы передаются на уровне «чернее черного». При чересстрочной развёртке кадровые гасящие импульсы начинаются с начала строки в нечётном полукадре и с середины строки в чётном полукадре. Состав и характеристики кадровых гасящих импульсов определяются международными соглашениями, принятыми для обеспечения совместимости различных устройств и международного обмена телепрограммами. В современном аналоговом телевидении параметры кадрового гашения нормируются в соответствии с рекомендацией ITU BT.1700.

Служебная информация

В системах аналогового и цифрового телевещания кадровый гасящий импульс используется для передачи служебных данных, так как они при этом не отображаются на экране. Стандартный телевизионный сигнал во время кадрового гасящего импульса передаёт специальные измерительные строки, предназначенные для контроля параметров канала передачи. 23-я строка, приходящаяся на время импульса, содержит 14-битный код WSS (англ. Wide Screen Signaling), несущий информацию о соотношении сторон изображения и дополнительных экранных каше. Также в кадровом импульсе могут передаваться скрытые субтитры, телетекст, коды защиты от копирования, и другие данные, шифрованные протоколом XDS (например, рейтинги для V-chip). Кроме того, кадровый гасящий импульс используется при видеозаписи для специальной разновидности временно́го кода — VITC — записываемой вместо импульса. Передача строчных синхроимпульсов во время кадрового не прекращается во избежание сбоя строчной синхронизации. Поэтому кадровый гасящий импульс имеет сложную форму и в нём присутствуют строчные синхроимпульсы и уравнивающие импульсы длительностью 2,35 микросекунды. Последние предназначены для точного совмещения растров чётного и нечётного полей чересстрочной развёртки.

Другое использование

В видеоиграх вертикальные импульсы также используются для синхронизации. Большинство графических операций на игровых консолях, включая и 16-битную эру, могли быть выполнены только в течение кадрового гасящего импульса (который программисты часто называли VBLANK), требуя от программ выполнять всю обработку графики исключительно за это время. Необходимость синхронизации в игровом коде привела к сложности программирования ранних игровых систем, таких как Atari 2600. Компьютерная графика чаще всего использует для отображения стандарты, отличающиеся от телевизионных, например стандарты разложения для компьютеров отличаются в сторону бо́льшего разрешения и возможно применение построчной развёртки. Поэтому, кадровый гасящий импульс может отличаться длительностью, и быть единственным в каждом кадре, но в аналоговых видеоинтерфейсах, рассчитанных на мониторы с электронно-лучевой трубкой, присутствует обязательно.

Большинство бытовых видеомагнитофонов используют уровень кадровых гасящих импульсов для установки уровня записи. Система защиты от несанкционированного копирования «Макровижн» (англ. Macrovision) вставляет в кадровый интервал ложные синхроимпульсы, не позволяющие системе автоматического регулирования уровня записи видеомагнитофона работать нормально, и нарушающая синхронизацию получаемой копии. В результате, копирование видеозаписи с нормальным качеством становится невозможным.

См. также

• Гашение (телевидение)
• Строчный гасящий импульс

Литература

• А.Е.Пескин, В.Ф.Труфанов. [library.tuit.uz/skanir_knigi/book/mir_vesh/main.htm Мировое вещательное телевидение. Стандарты и системы]. — М.,: «Горячая линия — Телеком», 2004. — 308 с. — ISBN 5-93517-179-1.

• В. Е. Джакония. Телевидение. — М.,: «Горячая линия — Телеком», 2002. — С. 41—56. — 640 с. — ISBN 5-93517-070-1.

• «Peter Norton’s® Inside the PC, Seventh Edition.», Sams Publishing [Indianapolis] Copyright ©, 1997 [и перевод «BHV – Санкт-Петербург», 1999]. ISBN 0-672-31041-4 (English), ISBN 5-7791-0111-6

Отрывок, характеризующий Кадровый гасящий импульс

Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.