Via Maris

Via Maris (в переводе с латыни «приморский путь», букв. «дорога моря»), в древнем Египте — дорога Хора — современное название старинного торгового пути, одного из древнейших в истории, существовавшего со времен раннего бронзового века, а возможно, и ранее. Он соединял Египет и более северные государства Сирии, Анатолии и Месопотамии.

В Библии «приморский путь» упоминается в Ветхом Завете (Ис. 9:1) и в Новом Завете: «земля Завулонова и земля Неффалимова, на пути приморском, за Иорданом, Галилея языческая» (Мф. 4:15) (в латинском переводе Нового Завета, Вульгате, это место звучит так: «terra Zabulon et terra Nephthalim via maris trans Iordanen Galilaeae gentium»).

Via Maris связывал по суше основные средиземноморские портовые города на протяжении 5000 лет со времени фараонов и ранних цивилизаций (филистимлян, финикийцев, хеттов, лидийцев), более поздних, греческих и римской империи, при крестоносцах, мамлюках и османах. Их следы до сих пор можно встретить на всем маршруте торгового пути: в североафриканских пустынях, в кедровых лесах в Ливане, в сельских районах, а также в городах, таких, как Александрия, Газа, где Via Maris пересекал Дорогу специй, Ашкелон, где Via Maris пересекал Дорогу благовоний, Ашдод, Яффо-Тель-Авив, Акко, Тир, Сайда Бейрут, Библос, Латакия и т. д. В Яффо Via Maris разделялся на две ветви. Восточная шла через город Афек и продолжалась через Мегиддо и Бейт-Шеан, пересекала Иордан и присоединялась к Via Regia, а та, в свою очередь, шла в Дамаск и далее на север. Вторая ветвь шла вдоль палестинского побережья к северу от Яффо через местные порты в таких городах, как Тель-Михаль, Михморет, Кейсария, Дор, Атлит и Акко до финикийского побережья и на север в Анатолию или на восток в Месопотамию. Via Maris служила в качестве одного из основных торговых маршрутов для товаров из стран Африки с Египтом на севере, в то время как товары из Анатолии, Месопотамии и в Азии в целом направлялись в Египет. Она использовалась в качестве основного маршрута для оккупационных властей древних империй: египетских войск, которые вторглись в Азию во втором тысячелетии до нашей эры, с одной стороны, и месопотамских империй: Ассирии, Вавилона и Персии для покорения Египта, с другой стороны.

Позднее, порты, расположенные вдоль Via Maris, поддерживали интенсивные связи через море с портами Европы в Греции, Италии и Испании на протяжении многих веков.

Некоторые точки вдоль маршрута (израильская часть)

1. Станции по пути фараона Рамзеса II в его кампании против хеттов, проходившем через Газу. В обратном направлении это маршрут Иакова и сыновей его по пути в Египет.
2. Город Ашкелон, где развивалась библейская история Самсона и Далиды, и через эту историю можно получить представление о царстве древних филистимлян.
3. Яффо — это город, в котором Via Maris переходил из рук в руки лидеров мусульман и крестоносцев, Саладина и Ричарда Львиное сердце.
4. Кесария, с её великолепной архитектурой и богатством римской культуры, где под управлением царя Ирода Via Maris достиг пика своего значения в течение этого периода. Римское завоевание во всех средиземноморских странах имело огромное влияние на улучшение торговых путей и дорог для использования огромной римской армией. Кроме того, во времена царя Ирода, согласно легенде, семья Иисуса использовала тот же маршрут для бегства в Египет со своим новорождённым ребенком.
5. Мегиддо. Во время царя Соломона Via Maris процветал и служил в качестве основного пути для торговли с Египтом и Финикией. Маршрут использовался для транспортировки различных материалов для строительства храма в Иерусалиме.
6. Финикийский порт Дор (7-е столетие до н. э.). Эта уникальная нация контролировала древнюю торговлю и морские перевозки в Средиземноморье.
7. Акко. Наполеон во время своей египетской кампании осаждал Акко в самом конце XVIII века.

См. также

• Дорога благовоний
• Дорога специй
• Via Regia

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Via Maris

– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.