When the Music Dies

«When The Music Dies»
Сингл Сабины Бабаевой
Выпущен	2012 год
Композитор	Андерс Багге, Йохан Кронлунд, Сандра Бьюрман, Стефан Эрн
Автор песни	Андерс Багге, Сандра Бьюрман, Стефан Эрн, Йохан Кронлунд

When The Music Dies (азерб. Musiqi öləndə; рус. Когда музыка умирает) — песня на английском языке, с которой представительница Азербайджана Сабина Бабаева выступила на международном конкурсе эстрадной песни Евровидение 26 мая 2012 года и, набрав 150 балла, заняла 4-е место.

История

О том, что Сабина Бабаева будет петь эту песню было объявлено 17 марта. После того, как Бабаева была объявлена победительницей отборочного тура, она начала усердно работать с командой профессионалов над песней.

В музыке песни передовая европейская музыка сочетается с традиционной азербайджанской. В песне звучит музыка таких народных инструментов как кяманча, балабан, нагара, гавал. Вдобавок ко всему песня включает в себя элементы уникального вокального стиля мугама. Над песней также работали такие азербайджанские музыканты, как Октай Шарифов, Сархан Вагабов, Ширзад Фаталиев, Яшар Бахыш и исполнитель мугама Алим Гасымов.

«Эта песня для меня особенная. Я чувствую её каждой клеткой души, каждый раз переживая события, так как будто это происходит со мной. Думаю, эти чувства испытывал в жизни каждый. На самом деле, я считаю, что музыка не должна умереть, потому что она помогает нам выжить, несмотря ни на что», — говорит Сабина Бабаева о песне.

Песня была написана Стефаном Орном, Андерсом Багге, Йоханом Кронлундом и Сандрой Бьюрман. Стефан Орн и Сандра Бьюрман являются также авторами уже известного хита, песни Running Scared, с которой дуэт Ell & Nikki победили на конкурсе Евровидение 2011. В дополнение к оригинальной английской версии, вскоре появилась и азербайджанская версия песни, которая называется «Gəl» («Приди»). Клип песни был продемонстрирован в понедельник 19 марта.

Текст

Текст

Перевод

You, you are my best friend You are my everything, so don’t leave me now You, you are the best of me The reason that I believe, so don’t leave me now And I try to keep us alive But you’re cold, cold, cold Now every second that my heart skips, it ends But I still wanna keep us alive But it’s cold, cold, cold, cold when the music dies It’s all black and white and there’s no sunrise When the music dies No you, you can’t even look at me Still not gonna speak to me Whoah, whoah, whoah, whoah And I try to keep us alive But you’re cold, cold, cold Now every second that my heart skips, it ends But I try to keep us alive But it’s cold, cold, cold, cold When the music dies (cold, cold, cold) It gets cold and there’s no sunrise (cold, cold, cold) So cold, now every second that my heart skips, it ends Oh… try to keep us alive But you’re cold, cold, so cold Every second my heartbeat ends Still I try to keep us alive But you’re cold, cold, cold When the music dies

Ты, ты мой лучший друг. Ты для меня — всё, так не покидай меня сейчас. Ты, ты — лучшее во мне. Причина того, что я верю, так не покидай меня сейчас. И я пытаюсь удержать наши чувства, Но ты холоден, холоден, холоден. Теперь каждую секунду, когда мое сердце замирает, оно бьется всё реже. Но я всё ещё хочу удержать наши чувства, Но холодно, холодно, холодно, холодно, когда музыка умирает. Все чёрно-белое и нет рассвета, Когда музыка умирает Нет, ты, ты не можешь даже посмотреть на меня. Всё ещё не собираешься объясниться со мной. Остановись, остановись, остановись, остановись. И я пытаюсь удержать наши чувства, Но ты холоден, холоден, холоден. Теперь каждую секунду, когда мое сердце замирает, оно бьется всё реже. Но я пытаюсь удержать наши чувства, Но холодно, холодно, холодно, холодно. Когда музыка умирает, (холод, холод, холод), Становится холодно и нет рассвета. (холод, холод, холод) Так холодно, теперь каждую секунду, когда мое сердце замирает, оно бьётся всё реже. О, пытаюсь удержать наши чувства, Но ты холоден, холоден, так холоден. Каждую секунду моё сердце бьется всё реже. Я всё ещё хочу удержать наши чувства. Но ты холоден, холоден, холоден, холоден, Когда музыка умирает.

Отрывок, характеризующий When the Music Dies

Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.