Ранняя валлийская поэзия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Y Cynfeirdd»)
Перейти к: навигация, поиск

Под ранней валлийской поэзией (валл. Y Cynfeirdd, дословно «первые поэты») понимают самый ранний период в истории валлийской литературы, от которого до нашего времени дошли письменные свидетельства. Обычно к нему относят в первую очередь поэзию VI века (Yr Hengerdd, «древняя поэзия»), сохранившуюся в более поздней записи, но в некоторых источниках в период Cynfeirdd включается и поэзия более позднего времени — до наступления эпохи «Поэтов принцев» (Beirdd y Tywysogion, или Gogynfeirdd «поэты после первых»). Период между древнейшей поэзией и «Поэтами принцев» иногда называют «Поэзия перерыва» (Canu'r Bwlch)[1].

Среди ранних поэтов выделяются в первую очередь Анейрин и Талиесин. К известным произведениям этого периода относится и Armes Prydein («Пророчество Британии») — патриотическое стихотворение, призывающее выгнать саксов из страны (составлено около 930 года). Известны также цикл Лливарха Старого и Хелед. Кроме того, к древнейшему периоду относятся некоторые стихотворения, сохранившиеся в Чёрной Книге из Кармартена, Красной Книге из Хергеста и Хендрегадредской рукописи.





Древнейший период

Первые валлийские (точнее, бриттские) поэты, чьи имена нам известны, — Анейрин, Талиесин, Блухвард, Талхайарн (Тад Авен) и Киан, однако сохранились только произведения первых двух. Этот период называют «древнейшей поэзией», или Yr Hengerdd. Все поэтические произведения этого периода вначале бытовали только устно и записаны были гораздо позже.

Анейрин и Талиесин были придворными поэтами правителей Уэльса и бриттского Древнего Севера, жившими в VI веке. Их творчество — яркий образец героической поэзии, они воспевают славную жизнь и смерть воинов и восхваляют своих патронов: Минидога Муйнваура (Анейрин) и Уриена (Талиесин). Такая поэзия имеет давние корни, восходя как минимум к общекельтской (а реально — к индоевропейской героической традиции). Героическая тематика, хотя и не пребывая неизменной, оставалась важным элементом валлийской поэзии до периода Поэтов знати (Beirdd yr Uchelwyr).

Период перерыва

Период между VI веком (на которые приходится floruit древнейших поэтов) и XI иногда называется «временем перерыва» (Y Bwlch). Среди тех немногих имён, что из этого времени сохранились, можно назвать Авана Вердига, Арована, Мейгана и Дигиннелу. Их поэзия, однако, не сохранилась. Авторство стихов, приписываемых Лливарху Старому и Хелед, также спорно. В Книге Талиесина содержится большое количество материала, который в основном, как показал Ивор Уильямс, не связано с «историческим» Талиесином VI века. Однако часть его всё же восходит к этому времени «перерыва», главным образом к X веку (в частности, «Пророчество Британии»). К нему же, вероятно, относятся стихотворения из Чёрной Книги из Кармартена, связываемые с именем Мерлина.

Среди произведений этого периода можно отметить гимн «Пророчество Британии», стихотворения о природе, религиозную поэзию, краткие энглины о героях (Энглины могил, Englynion y Beddau) и гномические стихи. Об авторстве этих произведений сведений никаких нет. К этому времени, вероятно, восходят и Триады острова Британия, хотя известную нам форму они приняли позже.

См. также

Напишите отзыв о статье "Ранняя валлийская поэзия"

Примечания

  1. См., например, Meic Stephens (gol.) (1997) Cydymaith i Lenyddiaeth Cymru. Caerdydd: Gwasg Prifysgol Cymru. S. v. Cynfeirdd

Библиография

  • A.O.H. Jarman, The Cynfeirdd. Cardiff, 1981. Серия «Writers of Wales».
  • Brynley F. Roberts (ed.), Early Welsh Poetry. Aberystwyth, 1988
  • Gwyn Thomas, Y Traddodiad Barddol Caerdydd, 1976, стр. 19-109.


Отрывок, характеризующий Ранняя валлийская поэзия

Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.