Yokosuka B4Y

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Yokosuka B4Y
Yokosuka B4Y
Разработчик 1-й морской авиационно-технический арсенал
Производитель Mitsubishi, Nakajima и 1-й морской авиационно-технический арсенал.
Главный конструктор Санаэ Кавасаки
Первый полёт конец 1935 года
Начало эксплуатации 1936 год
Конец эксплуатации 1943 год
Статус не выпускается
Основные эксплуатанты Япония
Годы производства 1936 - 1940
Единиц произведено 205
Yokosuka B4YYokosuka B4Y

Yokosuka B4Y (яп. 九六式艦上攻撃機 Кю:-року-сики кандзё: ко:гэкики, «Палубный штурмовик модель 96») — палубный торпедоносец Японии.





Создание

Палубный торпедоносец «тип 92», по результатам опытов оказался ненадёжным. Морской штаб подготовил спецификации 9-Си. Их направили фирмам: Mitsubishi, Nakajima и 1-у морскому авиационно-техническому арсеналу.

Проектом арсенала занялся Санаэ Кавасаки. Когда самолёт был построен, стало видно, что Кавасаки брал за основу строения самолёта другой самолёт — Kawanishi E7K1. На спроектированном самолёте стоял двигатель жидкостного охлаждения Хиро «тип 91» мощностью 600лс.

Самолёт взлетел к концу 1935 года. В течение 1936 года было выпущено ещё четыре опытных образца. Их испытывали вместе с Mitsubishi Ka-12 и Nakajima В4N1, чтобы выявить лучший образец.

В результате испытаний оказалось, что B4Y превосходит своих конкурентов. В ноябре 1936-го было налажено серийное производство этого самолёта. Этим занялись сразу три конкурирующие фирмы. Самолёт получил обозначение «палубный торпедоносец морской тип 96».

Использование

Было создано 205 B4Y (включая опытные). Их использовали как палубные торпедоносцы до 1940 года (поэтому они успели поучаствовать в боевых действиях против Китая). После 1940-го года самолёты использовались лишь в качестве учебных.

Тактико-технические характеристики

Источник данных: www.airwar.ru/enc/bww2/b4y.html

Технические характеристики


Лётные характеристики

Вооружение

</ul>

Напишите отзыв о статье "Yokosuka B4Y"

Ссылки

www.airwar.ru/enc/bww2/b4y.html

Отрывок, характеризующий Yokosuka B4Y

Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.