Центр искусств и медиатехнологий
Поделись знанием:
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
(перенаправлено с «ZKM»)
Це́нтр иску́сств и ме́диа-техноло́гий (нем. Zentrum für Kunst und Medientechnologie, ZKM) открыт в Карлсруэ с 1997 года, является крупнейшей в мире институцией, специализирующейся на медиаискусстве.
Соседствует в одном здании с Национальной академией дизайна Карлсруэ (HfG). Вместе две организации образуют единую платформу, сочетающую одновременно искусство, науку, политику и экономику.
Центр был основан Генрихом Клотцем. После его смерти, в 1999 году, директором ZKM стал художник Петер Вайбель.
Цели создания
Некоторые из целей создания Центра искусств и медиатехнологий (ZKM):
- Содействие проектам в области новых медиа и новых технологий, в том числе, видео, машинной графики, компьютерной музыки, анимации.
- Содействие художникам, которые творчески работают с новыми средствами и медиатехнологиями.
- Организация мероприятий и содействие выставкам для презентаций медиаискусства.
- Содействие диалогу между художниками со всего света в области обычных и ориентированных на технологию направлений в искусстве.
Учредительный директор Генрих Клоц определял в 1992 ZKM таким образом:
|
„У Центра есть задание выяснять творческие возможности связей между традиционными искусствами и медиа-технологиями, чтобы выигрывать и предугадывать результаты заранее. Обогащение искусств, а не лишь "техническая ампутация" является целью. Поэтому традиционные искусства и медиа-искусство не должны мериться силами друг к другом. У обеих сторон есть – и для себя, и друг для друга – место в ZKM для взаимодействия. Основанный в 1919 в Веймаре Баухаус может считаться образцом и примером для подражания.[1] | 
|
Сотрудничество
Городок ZKM охватывает следующие музеи, институты, лаборатории и конференц-залы:
- Музей современного искусства
- Медиавизуальный институт
- Институт музыки и акустики
- Медиа-театр
- Фильм-дворец
- Медиа-институт, образования и экономики
- Медиа-музей со своей постоянной коллекцией, а также временные выставки медиа-арта
- Медиатеку
- Лабораторию устаревших видеосистем
Посетители также могут побывать в музейном магазине и большом кафе-ресторане в фойе. ZKM тесно связан с находящейся в том же здании Национальной Академией дизайна (HfG) и Городской галереей Карлсруэ, которая занимает просторное здание-павильнон Музея современного искусства.
Напишите отзыв о статье "Центр искусств и медиатехнологий"
Литература
- ZKM, Центр искусств и медиатехнологий Карлсруэ. (ZKM, Zentrum für Kunst und Medientechnologie Karlsruhe. Prestel, 1997, ISBN 3-7913-1859-4.)
- Медиа-арт истории. ZKM Медиа Музея. (Hans-Peter Schwarz: Medien-Kunst-Geschichte. Medienmuseum ZKM. Prestel, 1997, ISBN 3-7913-1836-5.)
- Звук завтра. Центр искусства и средств массовой информации в Карлсруэ открывать себя заново с каждой новой деятельности. (Achim Heidenreich: The Sound of Tomorrow. The Center of Art and Media in Karlsruhe Reinvents itself with Each New Activity. In: Stefan Fricke (Hrsg.): World New Music Magazine. Nr. 16: Contemporary Music in Germany, Pfau, Saarbrücken 2006, ISBN 978-3-89727-336-8, S. 74-78.)
- В одно мгновение вечности: история и позиции электронной музыки в Германии (Achim Heidenreich, Uwe Hochmut: W mgnieniu wieczności. Historia i znaczenie muzyki elektronicznej w Niemczech (Im Nu der Ewigkeit: Geschichte und Positionen der elektronischen Musik in Deutschland), in: Daniel Cichy (Hrsg.): Nowa muzyka niemiecka, Krakowskie Biuro Festiwalowe/Korporacja Ha!Art, Kraków 2010, S. 112—133.)
Примечания
- ↑ Свет Просвещения, будущее искусства. (Karl Georg Behr: Licht der Aufklärung, Zukunft der Künste. In: Die Rheinpfalz. 8. Januar 2009 (Seite Kultur).)
Ссылки
- [www.zkm.de/ Официальный сайт ZKM]
- [creative.arte.tv/fr/space/ZKM_Shots_-_by_Peter_Weibel/messages/ Видеоарт из коллекции «Лучшее в ZKM»]
Отрывок, характеризующий Центр искусств и медиатехнологий
– Видел.– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
