Войтович, Стефания

Стефания Войтович
Дата рождения	8 октября 1922(1922-10-08)
Место рождения	Оринин, Хмельницкая область, УССР
Дата смерти	31 августа 2005(2005-08-31) (82 года)
Место смерти	Варшава, Польша
Страна
Профессии	певица
Певческий голос	Сопрано

Стефания Войтович (польск. Stefania Woytowicz; 8 октября 1922, Оринин, ныне Каменец-Подольский район Хмельницкой области, Украина — 31 августа 2005, Варшава) — польская певица академического репертуара (сопрано). Сестра композитора Болеслава Войтовича.

Биография

Выросла в Бресте, с 1943 г. жила в Варшаве, по окончании Второй мировой войны перебралась в Краков и поступила в Краковский университет на отделение романистики, одновременно училась в Краковской Высшей школе музыки у Станиславы Завадской. В 1950 г. выиграла конкурс вокалистов имени Баха в Познани, в 1954 г. вошла в число лауреатов Международного фестиваля «Пражская весна». В 1955 г. совершила гастрольные поездки в СССР, Китай и Австрию, в дальнейшем на протяжении более чем трёх десятилетий гастролировала по всему миру. Постоянная участница музыкального фестиваля «Варшавская осень».

Войтович не выступала на оперной сцене, хотя и приняла участие в нескольких полных записях опер — в частности, «Силы судьбы» Верди и «Гальки» Монюшко. Вместо этого она сосредоточилась на камерном и особенно вокально-симфоническом репертуаре. Среди целого ряда значительных произведений польской музыки, с которыми связано имя Войтович, — Третья симфония Хенрика Гурецкого (Войтович пела и на премьере в 1977 году, и на первой записи в 1978-м, а также на двух более поздних записях), сочинения Кшиштофа Пендерецкого, Тадеуша Байрда и др.

В 1977—1992 гг. была председателем Варшавского музыкального общества.

Ссылки

• [www.trubadur.pl/Biul_37/Woytowicz.html Jacek Chodorowski. Stefania Woytowicz, 1922—2005] // Trubadur, # 4(37), 2005  (польск.)

Отрывок, характеризующий Войтович, Стефания

В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.