Социология

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Запрос «Социологические исследования» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Социоло́гия (от лат. societas — общество + др.-греч. λόγος — наука) — это наука об обществе, системах, составляющих его, закономерностях его функционирования и развития, социальных институтах, отношениях и общностях. Социология изучает общество, раскрывая внутренние механизмы его строения и развития его структур (структурных элементов: социальных общностей, институтов, организаций и групп); закономерности социальных действий и массового поведения людей, а также отношения между личностью и обществом. Как фундаментальная наука, социология объясняет социальные явления, собирает и обобщает информацию о них. Как прикладная наука, социология позволяет прогнозировать социальные явления и управлять ими. С социологией тесно связаны такие науки, как психология, политология, культурология, антропология и другие гуманитарные дисциплины.





История социологии

Трудно установить, когда возникла социология — её истоки восходят к началу человеческой истории[1]. Одним из предшественников социологии был арабский мыслитель Ибн Хальдун (1332—1406), который пытался научно изучать общество, искал причины социальных явлений, занимался сравнением различных цивилизаций[2]. Социология зачастую рассматривается как современная наука, возникшая на Западе, как область знания о моральных проблемах современности[3]. Отделение социальной теории от политической датируется XVIII веком и связывается с упадком «придворного общества» и зарождением гражданского общества или просто «общества», открытия социального как специфической реальности вне государственной или частной сфер. Появление социологии, таким образом, совпадает с возникновением объекта её изучения[3]. Первым использовал слово «социология» известный французский политический деятель и публицист эпохи Великой французской революции и Первой империи аббат Э.-Ж. Сийес в 1780 году[4]. В научный оборот термин ввел Огюст Конт, соединив латинское слово socius (общий, совместный) и греческий λόγος (слово, речь)[5][6]. 27 апреля 1839 года — день, когда Конт использовал новое слово, — можно считать датой «официального» возникновения социологии[7].

Социология прошла три этапа: доинституциональный период (до начала XX века), эпоху институционализации и дисциплинарной специализации и современный период постдисциплинарности[8]. На становление социологии в ХIX—XX веках повлияли такие исторические процессы, как политические изменения, в частности, революции (Конт, Дюркгейм, Парсонс), индустриальное развитие и возникновение капитализма (Маркс, Вебер, Дюркгейм, Зиммель), политических прав, демократических и социалистических идей (Маркс, Вебер), появление феминистских движений, урбанизация (Вебер, Зиммель, Чикагская школа), изменения в религии (Маркс, Дюркгейм, Вебер, Парсонс), развитие биологии, физики и химии (Конт, Дюркгейм, Спенсер, Мид, Шюц)[9][10]. На раннюю социологию, прежде всего во Франции, повлияла философия Просвещения, считавшая, что люди могут познавать и управлять миром с помощью разума и эмпирического исследования; просветители Монтескьё и Руссо, в свою очередь, находились под воздействием философии и науки XVII века, Декарта, Гоббса, Локка и Ньютона[11]. Идеи Руссо и Монтескьё предвосхитили многие социологические теории, главным образом во Франции[12]. Согласно Парсонсу, Гоббс и Локк поставили ключевые вопросы социологии — проблему социального порядка[13]. Философские установки социологии, предполагающие, что можно познавать социальный мир, восходят, с одной стороны, к позиции Огюста Конта и Джона Стюарта Милля (позитивистский подход) и, с другой стороны, к работам Канта[14]. Если Конт и Милль считали, что социальная наука основана на законах и причинно-следственных связях (как и естественные науки), то последователи Канта выводили на первый план субъективную интерпретацию[15].

Конт считал, что новая дисциплина должна стать такой же точной наукой, как и естественные науки[16][17]. В позитивизме Конта социальный мир подчиняется абстрактным законам, которые можно проверить через тщательный сбор эмпирических данных: наблюдение, сравнение, эксперимент[18][19]. Конт считал социологию результатом трех этапов исторического развития — теологического, метафизического и научного[20]. Для Конта позитивизм означал применение научных методов к раскрытию законов физической и человеческой реальности, тогда как «социология» являлась более всеобъемлющей наукой, синтезирующей знания о путях улучшения общества:

«Наиболее важным представляется установить иерархию наук — не то как они могут быть упорядочены, но как они должны быть упорядочены, вне зависимости от чьих-либо пристрастий… Конт делает это, используя критерий „позитивности“, или степени определённости наблюдаемых феноменов. Это также является мерой относительной сложности, поскольку точность науки обратно пропорциональна её сложности. Более того, степень этой точности или позитивности, соответственно которой предмет науки может быть описан математически, является индикатором её положения на общей шкале. Обобщая это правило, Конт выделяет пять групп феноменов в порядке уменьшения их позитивности. Эти группы он называет: астрономия, физика, химия, биология и социология».

— Лестер Уорд, Очерки социологии (1898).[21]

Желание Конта сделать социологию «царицей наук» не реализовалось (а к XXI веку социология полностью преодолела натурализм и позитивизм[22]), но многие впоследствии разделяли его стремление создать интегральную науку об обществе[23]. Одним из последователей Конта был Герберт Спенсер, который считал основной задачей социологии изучение эволюционных изменений в социальных структурах и институтах. Эмиль Дюркгейм также считал социологию строгой наукой, хотя отвергал большую часть философии Конта. Для него науки об обществе являлись логическим продолжением естественных наук в сфере человеческой деятельности, сохраняя объективность, рационализм и подходы к причинности. Дюркгейм разработал концепцию особого предмета социологии и затем проверял свой подход эмпирическим образом. Социология, по Дюркгейму, должна изучать социальные факты — внешние социальные силы и структуры, воздействующие на индивида. Социальные факты составляют социальную реальность как таковую (sui generis) и не сводятся к индивидуальному сознанию[24]. Они подразделяются на материальные (бюрократия, закон) и нематериальные (культура, социальные институты). Помимо эмпирических исследований, Дюркгейм изучал возникновение индивида и социального порядка, истоки и роль общественной морали [18]. Особую роль Дюркгейм придавал религии, укорененную в коллективных представлениях общества[25]. По мнению большинства учёных, Дюркгейм внес наибольший вклад в формирование социологии как научной дисциплины[26]. Дюркгейм писал:

«Наша главная цель — расширить научный рационализм, применив его к человеческому поведению… То, что называют нашим позитивизмом, есть не более чем следствие этого рационализма.»

— Эмиль Дюркгейм, «Правила социологического метода» (1895).

Против социального эмпиризма (позитивизма) первым выступил ещё Гегель, который противостоял как эмпиризму, так и детерминизму, который считал слишком механистическим[27]:169. Ранние представители герменевтики, такие, как Вильгельм Дильтей, впервые ввели различие между естественными и социальными науками. Различные неокантианцы, феноменологи и ученые гуманитарных направлений развивали теоретические обоснования отличия мира природы от социальной реальности, увязывая это различие с такими сложными аспектами человеческого общества, как культура и бытие[28]. Методология Карла Маркса была прежде всего основана на гегелевской диалектике, но также противостояла позитивизму, выводя на первый план критический анализ явлений[27]:202-203.

Карл Маркс не был социологом и не считал себя таковым, но являлся одним из основателей социологии. Его социологический подход сближался с теорией Дарвина (как и позиция Спенсера), концепциями прогресса и проектами социального реформизма или революции[29]. Взгляды Маркса на капиталистическое общество следовали из его антропологии, — для Маркса главным в человеке был преобразовывающий природу труд. Людям нужно работать совместно, чтобы произвести необходимое для существования[30]. Структура капитализма, по Марксу, создает барьеры между индивидом и процессом производства, между продуктами производства и людьми, между самими людьми, называемое Марксом отчуждением, разделяющим общество на два класса — капиталистов и рабочих[31]. Социальные изменения, по Марксу, определялись развитием экономики, а не ценностям или убеждениями[32]. Последователи Маркса, такие, как, например, В. И. Ленин, полагали, что только с открытием материалистического понимания истории социология впервые была возведена на ступень науки[33] Несмотря на политическую и идеологическую ориентацию марксистской теории общества, она, безусловно, содержала немало ценных идей, обогативших социологическую мысль. Выдвинутая в начале XX века теория элит (Вильфредо Парето, Гаэтано Моска), поставившая проблему связи элиты и демократии, была полемическим ответом классовой теории[34].

На рубеже XIX—ХХ веков cоциология стала академической дисциплиной. Первое поколение немецких социологов официально провозгласило методологический антипозитивизм и предложила новое видение, основанное на изучении культурных норм, ценностей, символов и социальных процессов, рассматриваемых исключительно с точки зрения субъекта действия. Макс Вебер определял социологию как науку, способную прояснить причинно-следственные связи «социального действия», с помощью так называемых «идеальных типов» — условных упрощений сложных социальных явлений[27]:239-240. Будучи антипозитивистом, Вебер искал типы отношений, которые оказывались бы не такими «историческими, неизменными или поддающимися обобщению»[27]:241, как те, которые искали в естественных науках. Как и Маркс, Вебер формально не был только социологом. Он развил свою теорию в полемике с Марксом и под влиянием кантианской философии, хотя, возможно, был лучше знаком с работами последователей Маркса[31]. Вебер полемизировал с экономическим детерминизмом и классовым подходом, «поставив Маркса с ног на голову», выдвинув на первый план религиозные идеи, протестантизм, названный им «духом капитализма». Если Маркс утверждал экономическое измерение «социального класса», то Вебер подчеркивал другие аспекты стратификации[35]. Его теория рационализации отвечала на вопрос, почему западные страны стали более рациональными. Вебер рассматривал процессы бюрократизации, выделив три типа политических систем — традиционные, харизматические и рационально-правовые. Так называемая «формальная рациональность», по Веберу, была связана с ориентацией индивида (актора) на средства и цели[36]. В отличие от Маркса и Дюркгейма, Вебер считал, что социология должна изучать социальное действие, а социальные структуры формируются из поступков индивидов[32]. Важным аспектом его методологии были «идеальные типы», модели, которые необходимо использовать для анализа социальной реальности[37].

Другой немецкий социолог, Фердинанд Теннис, описал два важнейших социологических абстрактных понятия в своей работе «Общность и общество» (1887). Теннис разделил общность (нем. Gemeinschaft) как реальную органическую сущность и общество (нем. Gesellschaft). Общность является подлинной совместной жизнью людей, в то время как общество — это скорее механический артефакт. Общность должна изучаться аксиоматически дедуктивным образом (с помощью так называемой «чистой социологии»), тогда как вторая — эмпирически и индуктивно («прикладная социология»). Теннис классифицировал социологию на чистую, прикладную и эмпирическую[38].

Макс Вебер и Георг Зиммель впервые ввели метод «понимания» в социальную науку, определив его как систематический процесс, с помощью которого сторонний наблюдатель пытается определить какую-либо культурную группу или включенных в неё людей, основываясь на их самоидентификации и их собственных взглядах[39]. Непосредственно благодаря работе Зиммеля социология вышла за рамки простого сбора фактов и за пределы детерминистских правовых систем. Несмотря на оторванность от академической социологии в течение всей жизни, Зиммелю удалось провести своеобразный анализ современности (социолог опасался растущей незначимости индивида в условиях современной экономики денег), который имеет больше общего с феноменологической и экзистенциальной традицией, чем с Контом или Дюркгеймом. Зиммель обращал внимание на проявления и возможности социальной индивидуальности. В отличие от Маркса и Вебера, Зиммель изучал типы и формы индивидуальных действий и взаимодействий (конфликт) и типы их участников (чужак)[40][41]:19. Его социология имеет прямое отношение к неокантиантским вопросам о пределах восприятия и задает прямой вопрос, перефразируя Канта, «Как возможно общество?»[42]. Труды Зиммеля повлияли на символический интеракционизм[43].

Маркс, Вебер и Дюркгейм чаще всего называются главными классиками социологии, чьи работы, хотя и не оказывают прямого воздействия на современные социологические исследования, остаются источниками для интерпретаций современности и важными вехами в истории социологии. Вместе с тем социологический канон нельзя считать неизменным. Вебер и Дюркгейм были канонизированы в 1930-е годы усилиями Парсонса, в 1970-е годы в число основателей вместо Спенсера был добавлен Маркс (во многом благодаря Гидденсу), десятилетием позже — Зиммель. Позднее к современным классикам были причислены Бурдьё, Бауман, Луман, Хабермас, Фуко, а также Элиас[3].

Социологическое мышление

Социологический взгляд на мир отличается от обычных представлений. Как писал Питер Бергер, социологический подход — это способность замечать общее в частном[44]. Хотя любой человек отличается о других, существуют общие для людей модели поведения. Социологическое мышление возникает тогда, когда мы начинаем понимать, как общие категории влияют на нашу частную жизнь, «видеть необычное в банальном»[45]. Такой подход называется социологическим воображением (понятие ввел Чарльз Райт Миллс) — умением абстрагироваться от своего опыта повседневной жизни[46]. Социологическое воображение позволяет, во-первых, оценить вещи, которые кажутся нам очевидными (здравый смысл) и, как следствие, отказаться от распространенных представлений (к примеру, что человеческое поведение определяется только решением действовать так или иначе); во-вторых, осознать, почему возникают социальные и культурные различия; в-третьих, оценить возможности и препятствия, возникающие в нашей жизни; в-четвертых, побудить к социальной, гражданской и политической активности; в-пятых, понимать образ жизни других людей[47][48]. Социологический подход более доступен людям в условиях маргинальности или во время социальных кризисов[49].

Предмет социологии и социологические дилеммы

В самом общем виде предмет социологии можно определить как совокупность социальных отношений, иначе говоря, «общество», не сводимое к сумме его частей[50]. Однако уже здесь между социологами начинаются фундаментальные расхождения, которые можно сформулировать как теоретические дилеммы социологии. Ключевой является дилемма соотношения между человеческим действием (agency) и социальной структурой. Дилемма обсуждается с зарождения социологии и отражает базовые противостояния в социальной теории — свобода и детерминизм, субъективизм и объективизм, микро и макро. Вопрос можно сформулировать так: способны ли люди управлять условиями собственной жизни или их действия являются следствием воздействия внешних социальных сил? Является ли общество продуктом человеческих действий или, напротив, общество порождает индивидуальные и групповые намерения и возможности для действий? Социологи всегда по-разному отвечали на эти вопросы. Маркс писал, что «люди сами делают свою историю, но они делают ее не так как вздумается»; Зиммель выделял «две логически взаимоисключающие характеристики» человеческого бытия как «продукта и содержания общества» и как «автономного бытия»; согласно формулировке Бергера и Лукмана, «общество— человеческий продукт. Общество — объективная реальность. Человек — социальный продукт». Последователи Вебера и символического интеракционизма ставят на первое место осознанное действие индивидов или групп и исходят из первичности социальных акторов (индивидов). В таком подходе предметом социологии является социальное действие. Другие (подход Дюркгейма) полагают, что социальная реальность состоит из структур — принятых моделей поведения и формальных институтов, которые накладывают на действия акторов социальные ограничения[50][51][52].

Вторая дилемма связана с разными подходами к консенсусу и конфликту в обществе. Одна часть социологов (функционалисты и др.) постулирует изначальные порядок, гармонию, консенсус и преемственность в обществе. Другая часть утверждает, что общество — это поле конфликтов, часто скрытых, столкновений различных интересов[51]. Те, кто считают, что общество как целое больше, чем простая сумма его частей, приходят выводу, что надо изучать отношения между частями целого[50]. Еще одной дилеммой является отношение между социальной структурой и изменениями, проблема социального развития современных обществ. Неисторический структурализм отрицал возможность или значимость исторических подходов, вступая в конфликт с теориями социального развития и изменений, в веберианской, марксистской или эволюционной версиях[52]. Экономический взгляд на возникновение современных обществ (позиция Маркса и его последователей) противостоял другим концепциям, которые обращали внимание на социальные, культурные или политические условия (немарксистский подход)[51]. Поэтому социология часто рассматривается как наука, изучающая процессы изменений в современном обществе[50]. Э. Гидденс также отмечает дилемму гендера — проблему адекватного понимания этого понятия [51].

По определению Энтони Гидденса, социология — это «изучение общественной жизни человека, изучение групп и обществ»[53]. По определению Ядова В. А., социология — это наука о функционировании общества, о взаимоотношениях людей. Основной целью социологии является «анализ структуры социальных отношений в том виде, в каком они складываются в ходе социального взаимодействия»[54].

Вследствие разнообразия подходов (см. мультипарадигматизм), характерного для современного состояния данной дисциплины, «ни одно определение социологии не является полностью удовлетворительным»[55].

Основные социологические парадигмы

Методология социологии довольно разнообразна, в отличие от экономики или антропологии. В социологии нет сменяющих друг друга парадигм в смысле Томаса Куна. Как социальная наука, социология изучает социальный мир с помощью понятийных рамок и принятых методологических подходов[50]. В любых исследованиях социологи принимают те или иные следствия разных ответов на два вопроса: о природе и способе познания социальной реальности[56]. Социальную реальность можно рассматривать как ряд материальных явлений или, напротив, как совокупность идей. Материалистический подход восходит к натурализму, постулирующему близость поведения человека и животных (адаптация к внешним условиям). Идеалистическая позиция исходит из того, что человек способен размышлять о своих действиях, наделяя поступки смыслом через идеи, символы, знаки[57]. Познание социальной реальности может следовать номинализму, в таком подходе понятия (например, религия, социальные классы или бюрократия) являются именами, названиями, сконструированными для обобщения отдельных явлений. Реализм, напротив, считает, что существует не доступная обычному наблюдению скрытая реальность, способная объяснять отдельные события[58].

Теоретическая парадигма — это изначальное видение общества, которое определяет ход мысли и исследования[59]. В рамках парадигм исследователи формулируют социологические теории — утверждения о том, как и почему те или иные факты связаны друг с другом. Классическим примером социологической теории является объяснение феномена суицида Дюркгеймом[60]. В XIX-м и первой половине XX века в социологии сложились парадигмы, каждая из которых структурировалась с помощью строго определенной методологии. Это позволило осуществить необходимый (на данном этапе развития социологии как науки) качественный переход от попыток объяснения всего и вся одной общей теорией, к плюрализму концепций, которые опирались теперь на результаты конкретных эмпирических исследований[61].

Обычно выделяется несколько социологических парадигм или традиций, из которых можно выделить три или четыре основные. По одной классификации, тремя основными парадигмами являются структурный функционализм (или традиция Дюркгейма), социальный конфликт (марксистская или марксо-веберианская традиция) и теория социального действия (подход, восходящий к Веберу), в рамках которого особо выделяется символический интеракционизм[59][62]. Первые две парадигмы относятся к макросоциологии, третья — к микросоциологии[63]. Согласно другой классификации (Джордж Ритцер), парадигма социальных фактов включает структурный функционализм, теории конфликта и теорию систем; теория действия, символический интеракционизм и этнометодология относятся к парадигме социального определения; третья парадигма социального поведения восходит к работам Скиннера (наиболее значимая теория — теория обмена)[64].

Энтони Гидденс считает, что единой социологической теории как логически выстроенной последовательности дедуктивно взаимосвязанных законов или обобщений не существует. Однако Гидденс не считает корректным такой подход к понятию «теория» применительно к социологии, который, по его мнению, и в естественных науках имеет ограниченное применение. Гидденс склоняется взгляду на будущую содержательную теорию как совокупность разного рода обобщений, основанных на эмпирических данных. При этом причинно-следственные утверждения в ней должны приниматься с осторожностью, что связано со спецификой причинных механизмов в социальных науках[65].

Большинство парадигм делится на два направления — макросоциологию и микросоциологию.

Макросоциология

Главной проблемой макросоциологии можно считать вопрос, каким образом в полностью детерминированной социальной реальности может существовать индивидуальная свобода?

Функционалистская традиция возникла на основе работ Конта и Дюркгейма, она является холистским подходом, в центре внимания функционалистов — общество как сложная система элементов, обеспечивающих социальную солидарность и стабильное существование общества как целого[66]. Так, с точки зрения Питирима Сорокина, социология рассматривает социальную жизнь как сложную систему, состоящую из подсистем, относящихся к сфере культуры, политики, религии, науки, этики и т. д.[67]. Функционалисты изучали социальный порядок и устойчивые социальные структуры, рассматривали западные общества как стабильные институциональные системы. Структурный функционализм формировал основные направления дискуссий в социологии: наличие (или отсутствие) согласия внутри западных обществ, их мирное движение в будущее по пути повышения благосостояния на основе технологий, проблематизация такого прогресса вследствие возможных противоречий внутри общества[68]. Ключевыми фигурами структурного функционализма в США были Толкот Парсонс и Роберт Мертон, парадигма доминировала в американской социологии до 1960-х годов, а затем пришла в упадок, поскольку не смогла объяснить социальные изменения и такие понятия, как социальный класс, гендер, раса и этничность[66].

Основные концепции: Эмиль Дюркгейм, Т. Парсонс (Структурный функционализм), К. Маркс (Теория социального конфликта), Н. Луман (Теория социальных систем), К. Леви-Стросс, М. Фуко (Структурализм), Р. Дарендорф (системный конфликт).

При макросоциологическом подходе применяются различные концепции социальных изменений — теория прогресса и циклические теории; теории линейной и нелинейной социальной динамики (теории катастроф, экстремальных ситуаций, хаоса, социальной синергетики и др.).

На макросоциологическом уровне анализируется социальная структура общества и её основные элементы:


В макросоциологии рассматриваются проблемы социального неравенства в связи с неравенством социальных позиций:

  • возможностей;
  • ресурсов;
  • результатов.

Микросоциология

Главной проблемой микросоциологии можно считать вопрос — если каждый индивидуален, то как возможны общие значения, на основании которых существует взаимосвязь между индивидами?
Теории разрабатывали: Макс Вебер (Понимающая социология), Д. Хоманс, П. Блау (Теория социального обмена), Д. Г. Мид (Интеракционизм), А. Щюц (социальная феноменология), Г. Гарфинкель (этнометодология).
Подход базируется на идеях М. Вебера. Социальную реальность следует интерпретировать, постигая внутренний смысл человеческих поступков.

В рамках этой парадигмы сформулирована теорема Томаса: Если ситуация определяется человеком как реальная, то она реальна по своим последствиям.

Концепции личности в микросоциологии ищут ответ на вопрос, какова структура личности, то есть, устойчивая система качеств, позволяющая демонстрировать устойчивое поведение. Основные концепции:

  1. Диспозиционная структура личности (Уильям Томас, Флориан Знанецкий).
  2. Я-концепция, Зеркальное «Я» (Чарльз Кули, Эрик Эрикссон).
  3. Ролевая концепция, теория ролей (Джордж Герберт Мид, Чарльз Кули).

В рамках микросоциологии рассматриваются также социализация, социальное действие, социальное взаимодействие, изучаются малые группы.

Микро- (субъект) Макро- (объект)
1. Понимание социальной реальности
Индивидуальная (номинализм) Надындивидуальная (холизм)
2. Значение объективных и символических аспектов жизни
Субъективизм (феноменологическое понимание) Объективизм (позитивистское понимание)
3. Значение внешних и внутренних факторов
Внутренние факторы (действие) Внешние факторы (структура)
4. Преобладающие подходы к социальным механизмам
Деятельностно-активистский Структуралистский
5. Степень свободы индивида
Индетерминизм (случайность, абсолютная свобода) Детерминизм (причинная обусловленность)

Ниже представлена классификация Рэндалла Коллинза[69]:

Наименование традиции Традиция конфликта Рациональная/утилитарная традиция Традиция Дюркгейма Микроинтеракционистская традиция
Основные идеи Характеризуется вниманием к динамике идеологии, легитимности, условиям мобилизации групп, движимых частным интересом, и к экономике культуры Рассматривает природу и ограничения человеческих способностей в отношении обработки информации, границы рациональности и проблемы сознательного выбора Изучает социальные ритуалы, формирующие солидарность, и символы, используемые в мышлении. Её также называет структурным функционализмом. Согласно Коллинзу, является центральной в социологии. Занимается главным образом человеческим субъектом и рассматривает проблемы человеческого сознания и субъективности
Истоки традиции Карл Маркс и его теории социальных классов, политического конфликта и идеологии, Фридрих Энгельс, многомерная теория стратификации Макса Вебера, Георг Зиммель Джон Локк, Давид Юм, Адам Смит, Иеремия Бентам, Джон Стюарт Милль Эмиль Дюркгейм семиотика Сандерса Пирса, феноменология Эдмунда Гуссерля, экзистенциализм Мартина Хайдеггера и Жана-Поля Сартра
Развитие традиции Карл Маннгейм, Франкфуртская школа, Райт Миллс, Роберт Михельс, Льюис Козер, Ральф Дарендорф и его теория социального конфликта, теории революций Теды Скочпол и Джека Голдстоуна, мир-системный анализ Теория обмена Джорджа Хоманса и Питера Блау, изучение социальных рынков, рациональная теория государства («теория справедливости») Джона Ролза, теория общественного выбора Джеймса Бьюкенена, подход Джеймса Коулмана 1) макротрадиция: Толкотт Парсонс, Роберт Мертон; 2) социальная антропология: Марсель Мосс, Клод Леви-Стросс, Альфред Реджинальд Радклифф-Браун, Пьер Бурдьё, Мэри Дуглас • символический интеракционизм: Чарльз Хортон Кули, Джордж Герберт Мид (модель «I, Me и Обобщенный Другой»), Герберт Блумер.

• социология сознания: Альфред Шюц, Питер Бергер и Томас Лукман, этнометодология Гарольда Гарфинкеля, теория фреймов Эрвинга Гофмана.

Современный позитивизм

Со времен Конта понятие позитивизма утратило своё первоначальное значение: существует не менее дюжины различных эпистемологических подходов, относящих себя к позитивизму. Французский социолог Лоик Вакан выделяет три главные разновидности позитивизма: дюркгеймовский, логический и инструментальный. Разновидностью позитивизма, которая остаётся преобладающей в наши дни, является инструментальный позитивизм. Этот подход сторонится эпистемологических и метафизических рассуждений о природе социальных фактов в пользу методологических дебатов, касающихся ясности, воспроизводимости, надёжности и достоверности. Такой позитивизм в некоторой степени является синонимом количественных исследований. Институционализация этой ветви социологии часто ставится в заслугу Полу Лазерсфельду, проводившему широкомасштабные социологические исследования и разработавшему статистический инструментарий анализа их результатов. Результатом этого подхода является создание мезотеорий, если пользоваться терминологией Роберта Мертона: абстрактных утверждений, следующих из отдельных гипотез и эмпирических закономерностей, нежели абстрактных идей об устройстве общества в целом.

Структура и отрасли социологии

  • Теоретическая социология — социология, ориентированная на объективное научное исследование общества в целях получения теоретического знания[70]. Необходима для адекватной интерпретации социальных явлений и поведения людей.
  • Эмпирическая социология — это совокупность исследований, основанных на методических и технических приёмах и методах сбора, обработки и анализа (описания) первичной социологической информации. Эмпирическую социологию нередко называют социографией, подчёркивая описательный характер этой дисциплины, или доксографией, поскольку основная её функция видится в изучении общественного мнения, мнений и социальных настроений отдельных социальных групп и общностей, массового (коллективного) сознания и поведения.
  • Прикладная социология — область науки, наиболее приближенная к практике, ориентированная на использование полученных социологических знаний для решения жизненно важных практических задач общества.


В структуре социологии принято выделять три уровня:

  • верхний уровень — уровень общесоциологических знаний и теорий.
  • средний уровень социологии — уровень, объединяющий отраслевые (социология культуры, социология политики, социология права, экономическая социология и др.) и специальные социологические теории (личности, молодёжи, семьи и т. д.).
  • нижний уровень социологической науки — уровень конкретных социологических исследований.

Социологию также подразделяют на макросоциологию и микросоциологию в зависимости от того, на каком уровне изучается общество — макроуровне или микроуровне. Макросоциология изучает социальную структуру общества, социальные институты, большие социальные группы, социальные общности и слои, а также процессы, происходящие в них, микросоциология — малые социальные взаимодействия и группы, социальные сети и отношения, возникающие между отдельными людьми.

Социология считается относительно молодой научной дисциплиной, которая ещё находится в процессе становления. Существует множество отраслей социологии, их число продолжает расти.

Понятие социальной реальности и социального пространства

Социальная реальность — пространственно-временная структура, представляющая собой связи между социальными позициями в определённый момент времени. Социальное пространство — самое широкое понятие, использующееся для описания социальной реальности. Социальное пространство — это не физическое пространство (каким представляет его социальный натурализм), но оно стремится реализоваться в нём. Большинство социологов определяют социальное пространство как результирующую социальных связей и отношений. Например, П. Сорокин считает, что социальное пространство — систематизированные пересечения связей между социальными позициями, обладающими силовым воздействием на людей, занимающих данную социальную позицию. Пьер Бурдьё применяет это понятие для обозначения абстрактного пространства, конституированного ансамблем социальных полей, которые обязаны своей структурой неравномерному распределению отдельных видов социального капитала. Пётр Штомпка полагает, что социальное есть сеть событий в определённый момент времени.

М. Фуко создал концепцию дисциплинарного пространства: способ организации социального пространства есть способ проявления социального контроля, форма власти.

Ю. Лотман рассматривал социальное пространство как разграничения на внутреннее и внешнее. Это семиотический процесс. Внутреннее пространство воспринимается как упорядоченное, организованное, значимое, а внешнее — наоборот. Граница носит символический характер и проявляется через язык, знания, ритуалы.

И. Гофман анализировал микросоциальные пространства и поделил социальное пространства на два плана — передний, соответствующий нормам, и задний, ненормативный.

Методы социологии

Сюда перенаправляется запрос «Социологическое исследование». На эту тему нужна отдельная статья.

Теоретические концепции — основа для эмпирических исследований. В исследованиях социология использует качественные и количественные методы. Качественные основаны на микросоциологических концепциях и используют для получения информации понимание и интерпретацию. Количественные — это статистические и математические методы.

Социология как наука использует ряд методов:

Источник информации Методы
Документальный Анализ документов, контент-анализ.
Внешние проявления социальных явлений Наблюдение
Человек Опрос (анкета, интервью)
Малая группа Социометрический опрос
Социальный опыт Экспертный опрос, фокус-группа
Организованная группа Эксперимент

1. Наблюдение — это сбор информации путём визуального фиксирования происходящих явлений и событий. Бывает научным и обыденным, включённым и не включённым. Научное наблюдение доказывается на практике. Включённое наблюдение — это изучение социальной группы «изнутри». Также наблюдение может быть скрытым или открытым, в зависимости от того, знает ли объект наблюдения об этом.

2. Эксперимент — это сбор информации на основе введения определённого индикатора в социальную среду и наблюдения за показаниями изменения индикатора. Бывает лабораторный и полевой.

3. Опрос — сбор количественных данных на основе опросной процедуры. Опрос подразделяется на письменный (посредством анкеты) и устный (посредством интервью, беседы). Строится по методу «воронки»:

  • вводная часть (введение в проблему),
  • основная часть (вопросы по проблеме),
  • заключительная часть (социально-демографическая).

Интервью — опросный метод сбора информации, предполагающий устное вербальное взаимодействие интервьюера с респондентом. Различают стандартизированное и свободное интервью. Свободное интервью характеризуется минимальным уровнем стандартизации. В научной литературе синонимами свободного интервью часто выступают открытое интервью, неструктурированное интервью, глубинное интервью, и др. Выделяют также фокусированное интервью — направленное глубинное интервью, в котором происходит подробное обсуждение одной проблемы, с которой респондент заранее ознакомлен[71].

4. Анализ документов — сбор социальных данных при изучении автобиографий, произведений, картин, печатных СМИ и т. п. Необходимо отметить, что под документом в социологии понимается любой фиксированный носитель информации. Разновидностью данного метода является контент-анализ, подразумевающий перевод информации в количественные показатели и дальнейшая её статистическая обработка[72].

Анализ социологических данных

Основная цель анализа данных в социологии — выявление (подтверждение, корректировка) каких-то интересующих исследователя статистических закономерностей; или, другими словами, — определенного рода сжатие, усреднение содержащейся в данных информации[73]. В методологии анализа данных как области методологии социологических исследований следует выделить структурно, как минимум, следующие взаимосвязанные части:

  • Типы данных в контексте различия исследовательских задач, приемов, способов, методов работы социолога с этими типами (данные типа «государственная статистика»; данные, полученные посредством вопросников «простой» структуры; данные, полученные посредством вопросников «сложной» структуры; данные об использовании бюджета времени, текстовые данные разного вида).
  • Приемы, подходы к сбору данных, к измерению в различных исследовательских ситуациях (одномерное и многомерное шкалирование; формирование индексов; ранжирование; проективные техники и т. д.).
  • Восходящая стратегия анализа данных. Логика и методы проверки описательных гипотез. Поиск эмпирических закономерностей, начиная с простых и заканчивая сложными для формирования объяснительных гипотез.
  • Нисходящая стратегия анализа данных. Логика и методы проверки объяснительных гипотез в социологических исследованиях, исходя из обозначения «основного языка анализа данных».
  • Типологический анализ, факторный анализ, причинный анализ как языки анализа данных или метаметодики анализа данных.

Понятие «анализ» на различных этапах социологического исследования трактуется по-разному. Представим себе упрощенную схему социологического исследования, опирающегося на эмпирические данные. Она состоит из трех элементов:

  • Концептуальная схема исследования. В неё входят определения предмета, объекта, цели, задач, гипотез исследования, а также понятийный аппарат исследования.
  • Методика сбора эмпирических данных, то есть эмпирическая интерпретация понятий и инструментарий исследования.
  • Методика обработки данных, то есть формы представления информации, методы первичного анализа данных, логика применения математических методов.

На всех этих трех уровнях понятие «анализ» имеет различную трактовку. Например, на последнем из трех уровней анализ может интерпретироваться как статистическая обработка информации, применение какого-нибудь математического метода, вычисление некоторого логического индекса (обобщенного показателя, полученного на основе некоторых эмпирических индикаторов посредством использования логических операций, например, конъюнкция и дизъюнкция) и т. д. Что касается второго уровня, можно говорить об анализе познавательных возможностей вопросов анкеты или другого рода эмпирических индикаторов. Если же взять первый из этих трех уровней, то под анализом могут пониматься различные логические схемы проверки гипотез исследования (если таковые в исследовании имеются), логика решения задач разного класса, логика интерпретации эмпирических закономерностей. Разумеется, исходя из парадигмы и теорий среднего уровня. В целом же любое социологическое исследование есть анализ фрагмента социальной реальности[74].

Социологические организации

 Этот раздел представляет собой неупорядоченный список разнообразных фактов о предмете статьи.
Пожалуйста, приведите информацию в энциклопедический вид и разнесите по соответствующим разделам статьи. Согласно решению Арбитражного комитета Википедии, списки предпочтительно основывать на вторичных обобщающих авторитетных источниках, содержащих критерий включения элементов в список.

Организации в России

Научно-исследовательские институты

Исследовательские центры

Ассоциации и общества

Профессиональные журналы

Социологическое образование

Первая социологическая кафедра в СССР появилась на философском факультете Московского государственного университета в 1964 г. Это была кафедра методики конкретных социальных исследований[75]. В 1986—1989 гг. открылись первые отделения социологии в четырёх городах: Москве, Ленинграде, Киеве и Минске. В 1986г на философском факультете МГУ и экономическом факультете ЛГУ осуществлен набор по 50 студентов на каждом. Аналогичные отделения были созданы в 1986 г. на философском факультете Киевского государственного университета и философско-экономическом факультете Белорусского государственного университета в 1989 г. (осуществлены наборы по 25 студентов в каждом). Развернулась специализация по прикладной социологии в Новосибирском, Казанском, Уральском, Томском, Иркутском и др. гос. университетах[76]. Активная институционализация социологического образования начинается с конца 80-х годов XX века. Так, с 1989 по 2003 год в стране открывается более 100 социологических факультетов, отделений и кафедр[77].

Организации в других странах

Научно-исследовательские центры

 Этот раздел не завершён.
Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.

Ассоциации и общества

Профессиональные журналы

См. также

Связанные дисциплины
Центральные понятия
В литературе

Напишите отзыв о статье "Социология"

Примечания

  1. ↑ Ritzer, 2011, p. 2.
  2. ↑ Ritzer, 2011, p. 3.
  3. ↑ 1 2 3 Delanty, 2009, p. 4607.
  4. ↑ [ecsocman.hse.ru/data/2010/12/07/1214829274/3-2009-9_ru.pdf Кутуев П. Социология: исторические истоки и современные трансформации]
  5. ↑ Штомпка, 2005, с. 11.
  6. ↑ Lallement, Michel [www.universalis.fr/encyclopedie/sociologie-histoire/1-l-invention-de-la-sociologie/ Sociologie] (фр.). Encyclopædia Universalis. — Социология в энциклопедии Universalis.
  7. ↑ Sica, 2012, p. 25.
  8. ↑ Delanty, 2009, pp. 4610—4611.
  9. ↑ Масионис, 2004, с. 37—38.
  10. ↑ Ritzer, 2011, pp. 5—8.
  11. ↑ Ritzer, 2011, pp. 8—9.
  12. ↑ Delanty, 2009, pp. 4607—4608.
  13. ↑ Delanty, 2009, p. 4609.
  14. ↑ Turner, 2012, p. 9.
  15. ↑ Turner, 2012, p. 9, 15.
  16. ↑ Гидденс, 2005, с. 21.
  17. ↑ Ritzer, 2011, p. 15.
  18. ↑ 1 2 Гидденс, 2005, с. 22.
  19. ↑ Ritzer, 2011, p. 18.
  20. ↑ Масионис, 2004, с. 39.
  21. ↑ Лестер Уорд, Очерки социологии. КД Либроком, 2009. ISBN 978-5-397-00888-4
  22. ↑ Штомпка, 2005, с. 21—23.
  23. ↑ Delanty, 2009, p. 4608.
  24. ↑ Ritzer, 2011, p. 19, 78.
  25. ↑ Ritzer, 2011, pp. 20—21.
  26. ↑ Kuipers, Sell, 2008, p. 660.
  27. ↑ 1 2 3 4 Ashley D., Orenstein D.M. Sociological theory: Classical statements. 6th ed. — Boston, Massachusetts, USA: Pearson Education, 2005.
  28. ↑ Rickman, H. P. The Reaction against Positivism and Dilthey’s Concept of Understanding. — The London School of Economics and Political Science, 1960. — P. 307
  29. ↑ Bottomore, 2006, p. 646.
  30. ↑ Ritzer, 2011, p. 25.
  31. ↑ 1 2 Ritzer, 2011, p. 26.
  32. ↑ 1 2 Гидденс, 2005, с. 26.
  33. ↑ ecsocman.hse.ru/data/292/684/1219/92_plekhanovx20-x20lenin.doc
  34. ↑ Bottomore, 2006, p. 647.
  35. ↑ Ritzer, 2011, p. 27.
  36. ↑ Ritzer, 2011, pp. 28—29.
  37. ↑ Гидденс, 2005, с. 26—27.
  38. ↑ Филиппов А. Ф. Между социологией и социализмом: введение в концепцию Фердинанда Тенниса / Теннис Ф. Общность и общество: Основные понятия чистой социологии / Пер. с нем. Д. В. Скляднева. — СПб. Владимир Даль, 2002. — C. 396, 398. ISBN 5-93615-020-8
  39. ↑ Kaern, Phillips & Cohen. Georg Simmel and Contemporary Sociology. — Springer Publishing, 1990. — P 15. ISBN 978-0-7923-0407-4
  40. ↑ Ritzer, 2011, pp. 31—32.
  41. ↑ Levine, Donald (ed.) Simmel: On individuality and social forms. — Chicago University Press, 1971.
  42. ↑ Turner, 2012, p. 14.
  43. ↑ Ritzer, 2011, p. 32.
  44. ↑ Масионис, 2004, с. 25.
  45. ↑ Масионис, 2004, с. 26—27.
  46. ↑ Гидденс, 2005, с. 17.
  47. ↑ Гидденс, 2005, с. 19—20.
  48. ↑ Масионис, 2004, с. 26—27, 35—36.
  49. ↑ Масионис, 2004, с. 34—35.
  50. ↑ 1 2 3 4 5 Delanty, 2009, p. 4606.
  51. ↑ 1 2 3 4 Гидденс, 2005, с. 572.
  52. ↑ 1 2 Bottomore, 2006, p. 649.
  53. ↑ Гидденс Э. Социология. — М.: Эдиториал УРСС, 1999. — С. 24.
  54. ↑ Социологический словарь: Пер. с англ. / Н. Аберкромби, С. Хилл, Б. С. Тернер. — М.: ЗАО "Издательство «Экономика», 2004. — С. 304.
  55. ↑ Там же, С. 449.
  56. ↑ Джонсон, 1993, с. 92.
  57. ↑ Джонсон, 1993, с. 92—94.
  58. ↑ Джонсон, 1993, с. 94—95.
  59. ↑ 1 2 Масионис, 2004, с. 42.
  60. ↑ Масионис, 2004, с. 40.
  61. ↑ Васильева Л. Теория элит: социология политики. — М.: Социум, 2011. — 208 с.
  62. ↑ Гидденс, 2005, с. 29—30.
  63. ↑ Масионис, 2004, с. 46.
  64. ↑ Ritzer, 2011, pp. A-12—A-13.
  65. ↑ Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. — М.: Академический проект, 2003. — С.12, 462—467. («Концепции»). ISBN 5-8291-0232-3
  66. ↑ 1 2 Kuipers, Sell, 2008, p. 661.
  67. ↑ [antimilitary.narod.ru/antology/sorokin/Sorokin_Dynamics_1.htm П.Сорокин. Социальная и культурная динамика]
  68. ↑ Джонсон, 1993, с. 85.
  69. ↑ Коллинз, Рэндалл. Четыре социологических традиции. — М.: Издательский дом «Территория будущего», 2009. (Серия «Университетская библиотека Александра Погорельского»). — 317 с. ISBN 978-5-91129-051-1
  70. ↑ [www.glossary.ru/cgi-bin/gl_sch2.cgi?R0pSlurujo9 Глоссарий. Определение понятия «Теоретическая социология»]
  71. ↑ Мертон Р. [socioline.ru/_seminar/library/metod/merton.php Фокусированное интервью]/ Мертон Р., Фиске М., Кендалл П. ; пер. с англ. к.э.н. Т. Н. Федоровской, под ред. к.э.н. С. А. Белановского. — М., 1991.
  72. ↑ Ядов В. А. Социологическое исследование: методология, программа, методы.— Самара: Издательство «Самарский университет», 1995.— С.135
  73. ↑ Анализ социологических данных (Методология, дескриптивная статистика, изучение связей между номинальными признаками) / Авт. Ю. Н. Толстова. Москва: Научный мир, 2000. — 352 с.
  74. ↑ [sociolog.in.ua/view_book.php?id=1177/ Татарова Г. Г. Методология анализа данных в социологии (введение) /Учеб-ник для вузов. — М.: NOTA BENE, 1999. — 224 с.]
  75. ↑ Добреньков В. И., Зборовский Г. Е., Нечаев В. Я. Социологическое образование в России. М., 2003, с.46
  76. ↑ Буланова М. Б. Социологическое образование в России (1960-е годы — настоящее время) // Социс, № 12, 2008, с.15
  77. ↑ Добреньков В. И., Зборовский Г. Е., Нечаев В. Я. Социологическое образование в России. М., 2003, с. 67

Литература

  • Bottomore, Tom. Sociology // William Outhwaite (ed.) The Blackwell Dictionary of Modern Social Thought. Second Edition. — Oxford, etc.: Blackwell Publishing, 2006. — P. 646—650. — ISBN 978-1-40513456-9.
  • Delanty, Gerard. Sociology // George Ritzer (ed.) The Blackwell Encyclopedia of Sociology. — Oxford: Blackwell Publishing, 2009. — P. 4606—4617. — ISBN 978-1-4051-2433-1.
  • Kuipers, Kathy J.; Sell, Jane. Sociology // William A. Darity, Jr., editor in chief. International encyclopedia of the social sciences. 2nd edition. — Detroit,etc.: Macmillan Reference USA, 2008. — Vol. 7. — P. 660—664. — ISBN 978-0-02-866117-9.
  • Ritzer, George. Sociological theory. 8th ed. — N.Y.: McGraw-Hill, 2011. — ISBN 978-0-07-811167-9.
  • Turner, Stephen. Philosophy and Sociology // George Ritzer (ed.) The Wiley-Blackwell companion to Sociology. — Oxford, etc.: Wiley-Blackwell, 2012. — P. 9—24. — ISBN 978-1-4443-4735-7.
  • Sica, Alan. A Selective History of Sociology // George Ritzer (ed.) The Wiley-Blackwell companion to Sociology. — Oxford, etc.: Wiley-Blackwell, 2012. — P. 25—54. — ISBN 978-1-4443-4735-7.
  • Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993
  • Бабосов Е. М. Общая социология: Учеб. пособие для студентов вузов/ 2-е изд., стер. — Мн.: ТетраСистемс, 2004. — 640 с.
  • Большой толковый социологический словарь в 2 т. (Collins)/ Сост. Джерри Д., Джерри Дж.- М., 1999
  • Бурдьё П. Социальное пространство: поля и практики. — СПб.: Алетейя, 2005. — 576 с.
  • Гидденс, Энтони. [socioline.ru/node/440 Социология (2-е изд., доп. и перераб.)]. — М.: Едиториал УРСС, 2005. — 632 с. — ISBN 5-354-01093-4.
  • Гофман, А. Б. [soc.lib.ru/su/354.rar Семь лекций по истории социологии.]
  • Джонсон, Терри; Дандекер, Кристофер; Эшуорт, Клайв. Теоретическая социология: условия фрагментации и единства. // THESIS. — М., 1993. — № 1. — С. 83—105.
  • Дюркгейм Э. [soc.lib.ru/su/158.rar Метод социологии.]
  • Зомбарт В. [sociolog.in.ua/view_book.php?id=1488 Социология.]
  • Конт О. Дух позитивной философии. Ростов н/Д., 2003.
  • Масионис, Джон. Социология. 9-е издание. — СПб.: Питер, 2004. — 752 с. — ISBN 5-94723-649-4.
  • Смелзер Н. [www.scepsis.ru/library/id_580.html Социология.]
  • Современная западная социология. Словарь./ Сост. Ю. Н. Давыдов, А. Ф. Филиппов. М., 1990.
  • Томпсон Дж. Л. Пристли Дж. Социология. Вводный курс. — М., 1998
  • [www.socioprognoz.ru/files/el/textbook/start.htm Учебное пособие «Прикладная социология: методология и методы. Интерактивное учебное пособие».] Пособие снабжено сборником задач, разработанным М. К. Горшковым и Ф. Э. Шереги
  • Штомпка, Петр. Социология. Анализ современного общества. — М.: Логос, 2005. — 664 с. — ISBN 5-98704-024-8.
  • Щепаньский, Ян. Элементарные понятия социологии. — М.: Прогресс, 1969.
  • Ядов В. А. [soc.lib.ru/su/565.rar Стратегия социологического исследования.]

Ссылки

  • [www.scepsis.ru/library/sociology/page1/ Социология в библиотеке журнала «Скепсис»]
  • [www.scholar.ru/catalog.php?topic_id=218 Статьи по социологии из научных библиотек]
  • [sociologos.net Альманах «Социологос»]
  • [ecsocman.edu.ru/db/sect/5.html Экономика, социология, менеджмент.]
  • Государственный рубрикатор научно-технической информации (по состоянию на 2001 год): [www.gsnti-norms.ru/norms/common/doc.asp?0&/norms/grnti/gr04.htm 04 Социология]
  • [socioline.ru/library Большая электронная библиотека социологической литературы]
  • [www.isras.ru/index.php?page_id=1071 Большой список публикаций, многие с полными текстами] на сайте Института социологии РАН
Научные направления
Портал «Социология»
Социология в Викисловаре?

Отрывок, характеризующий Социология

На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Социология&oldid=81524799»