«Покайся, Арлекин!» — сказал Тиктакщик

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Покайся, Арлекин! — сказал Тиктакщик
«Repent, Harlequin!» Said the Ticktockman
Жанр:

научная фантастика

Автор:

Харлан Эллисон

Язык оригинала:

английский

Дата первой публикации:

1965

«„Покайся, Арлекин!“ — сказал Тиктакщик» (англ. «Repent, Harlequin!» Said the Ticktockman; в других переводах — «Покайся, Арлекин!» и «„Кайся, Паяц!“ — сказал Тиктак») — фантастический рассказ Харлана Эллисона (1965). В 1966 году произведение получило премии «Хьюго» и «Небьюла» за лучший рассказ 1965 года.





Содержание

Общество будущего ценит прежде всего время: за регулярные опоздания на работу можно лишиться жизни. Временем и связанными с ним проблемами занимается специальное ведомство под управлением внушающего страх обывателям Тиктакщика. Однако появляется герой, скрывающийся под маской Арлекина, который ратует за свободное времяпрепровождение, без страха лишиться головы и рассчитанности до секунды. Ради своей цели он устраивает различные акции, срывая распорядок дня для разных групп граждан. Это раздражает Тиктакщика и заставляет его взяться за поиски героя, применяя всё бо́льшие силы.

История опубликования

Награды

  • 1966 год — премия «Хьюго» за лучший рассказ[1]
  • 1966 год — премия «Небьюла» за лучший рассказ[2]
  • 2015 год — «Зал славы» премии «Прометей»

Напишите отзыв о статье "«Покайся, Арлекин!» — сказал Тиктакщик"

Примечания

  1. [www.thehugoawards.org/hugo-history/1966-hugo-awards/ 1966 Hugo Awards] (англ.). World Science Fiction Society. Проверено 18 января 2013. [www.webcitation.org/5yVVA9Yft Архивировано из первоисточника 7 мая 2011].
  2. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Nebula1966.html The Locus Index to SF Awards: 1966 Nebula Awards] (англ.). Locus. Проверено 18 января 2013. [web.archive.org/web/20110605230752/www.locusmag.com/SFAwards/Db/Nebula1966.html Архивировано из первоисточника 5 июня 2011].


Отрывок, характеризующий «Покайся, Арлекин!» — сказал Тиктакщик

– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.