Альтен, Фердинанд фон
Фердинанд фон Альтен |
Фердинанд фон Альтен также Тео фон Альтен (настоящая фамилия — Ламезан фон Альтенхоффен) (нем. Ferdinand von Alten; 13 апреля 1885, Санкт-Петербург, Российская империя — 16 марта 1933, Дессау, Германия) — немецкий актёр театра и немого кино.
Биография
Сын потомственных военных, барон, продолжил карьеру офицера. Тяга к театру, привела его к занятиям актерского мастерства с Альбертом Штайнрюком. Со временем вышел в отставку.
В 1911 году дебютировал на сцене Придворного театра (Hoftheater) в Мюнхене, где выступал до конца Первой мировой войны.
С 1918 года играл на сценах берлинских театров, особенно, Немецкого театра, где он выступал на протяжении 1920-х годов.
Снялся с 1918 по 1933 год в 96 немых кинофильмах. Амплуа — герой-любовник, романтик, офицер.
Фердинанд фон Альтен умер в возрасте менее 48 лет от пневмонии, заболев во время театрального тура. Похоронен в Берлине.
Избранная фильмография
|
|
Напишите отзыв о статье "Альтен, Фердинанд фон"
Ссылки
- Альтен, Фердинанд фон (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Альтен, Фердинанд фон
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.